Жестокий шторм
Шрифт:
— Благодарю, но…
— Никаких «но», Тим. Вспомните случай с другом репортера: его «форд» прошили обычной автоматной очередью, как пустую банку из-под пива. И не забывайте, что вам теперь придется делить со мной «любовь» Харриса. Ха-ха! Он парень башковитый, этот Харрис. Я, Тим, позабочусь и о вашей охране.
Они расстались почти довольные друг другом и особенно собой: каждый считал, что остался в выигрыше и уж кое в чем обошел компаньона.
Первые минуты в дареной машине мистера Чевера не покидало чувство скованности, даже опасности, веявшей, казалось, и от пуленепробиваемых окон, и от всей обстановки салона (отгороженного от кабины водителя прозрачной броней), задрапированного темно-красной кожей, от позолоты на дверных ручках и оконных рамах, от изящного плафона на потолке, под которым скрывался пулемет. По спине судовладельца прошел озноб, когда он представил себе, что ему придется стрелять в кого-то и в него также будут метить пулю.
Потом его несколько успокоили дорогой комфорт, мягкое покачивание, стремительный бег, схожий с полетом, и все же горькая улыбка мелькнула в уголках его плотно сжатых губ. В эти минуты он считал себя человеком, чья доверчивость и вера в людей были сильно поколеблены. Он опять с болезненной завистью подумал о дворце в мавританском стиле. Ему живо представилось, как он везет в этой машине Эву, как их у ворот замка встречают негры в красных ливреях. Похорошевшее от счастья лицо Эвы… Он стал, как шахматист в труднейшей партии, искать пути, ведущие к победе, перебирая вариант за вариантом, нащупывая слабые стороны противника, стараясь предугадать его ответные ходы.
Мелодично протрезвонил радиотелефон.
Мистер Чевер взял трубку и услышал голос Минотти:
— Я хочу пожелать вам, дорогой Тим, еще раз счастливого пути. До скорой встречи!
— До скорой, Раф. Отличная машина. Чувствуется мощь…
— Пятьсот лошадиных сил! Берет любой подъем…
Они несколько минут обменивались незначащими фразами, как два старых друга, для которых каждое слово полно глубокого смысла и скрытой нежности.
СМЕРТЬ СИГМЫ
— Лейтенант Лоджо, вас требует капитан! — раздался испуганный голос из-за перегородки в вестибюле занятом административной службой «Глории».
Лоджо, объяснявший даме в огромной соломенной шляпе туристский маршрут по Японии, вскочил, как подброшенный пружиной. За всю его службу на лайнере он всего раза два удостаивался такой чести. Он, пожалуй, удивился бы меньше, если бы такое приглашение получил от японского императора или далай-ламы. Капитан был недосягаем для простого смертного.
— Извините, мадам! Я должен срочно явиться к капитану. Видимо, совещание. Вами займется Хеммер. Билл Хеммер — знаток Японии и Филиппин. — И он выскочил в коридор. Все же, пробегая мимо административной рубки, не утерпел и, приоткрыв дверь, просунул туда голову. Увидав его испуганно-удивленную физиономию, мисс Бетти выронила из рук кипу рекламных брошюр.
— Никколо! Что случилось? — пролепетала она.
— Бегу к капитану. Потом, Бетти, потом! — Он послал воздушный поцелуй и захлопнул двери.
— Немедленно, как только… — услышал он отрывок приказания, устремляясь к лифту.
В холле капитанской каюты слуга-китаец чистил ковер; увидав опрометью влетевшего лейтенанта Лоджо, он сказал:
— Капитана верху. На рубка. Тибе туда ходи.
В ходовой рубке находился только матрос-рулевой — широкоплечий веснушчатый малый, он стоял за пультом управления и рассеянно поглядывал то на приборы, то на полукружие горизонта. Океан плавился на жарком солнце.
Рулевой лениво покосился на Лоджо.
Тот же, подавленный тишиной и торжественностью, царившей в рубке, прошептал:
— Капитан! Меня вызвал капитан.
Рулевой указал взглядом на двери, ведущие на крыло ходового мостика.
Капитан Смит смотрел в бинокль, возле него стоял вахтенный штурман — худощавый малый лет тридцати — и так же сосредоточенно глядел вдаль. Лоджо тихо подошел и тоже стал смотреть на океан.
Капитан, отдавая бинокль штурману, сказал:
— Благодарю, Джонни. Это, несомненно, японец. Танкер тысяч на двести. Ах это вы, лейтенант Лоджо? Идемте ко мне.
Капитан провел Лоджо в кабинет, сел за стол, на котором лежал только один синеватый листок с наклеенным текстом радиограммы. Лейтенант Лоджо остановился перед столом, силясь разобрать текст.
Капитан улыбнулся, глядя на его напряженное лицо:
— Не портите зрение, лейтенант. Я сам вам прочту. Тут по вашей части. Прислали из Штатов. Некий майор Кнобель предлагает снять с борта несколько гангстеров, которых мы с вами катаем по океанам и морям. Не без юмора этот майор: что, теперь нам снова возвращаться на острова? — Он протянул листок.
Компьютер сыскного отдела города Сан-Франциско отвечал на письмо и магнитофонную запись, посланные инспектором китайского района Гонолулу, и предупреждал капитана «Глории» о гангстерах на судне.
— Вам знакомы эти ребята? — спросил капитан.
— Да, сэр. Обоих задержала полиция при нашем участии.
— Так их уже нет на борту?
— Да, сэр. Остались еще два подозреваемых лица, один из них тоже указан в телеграмме.
— Кто?
— Эдуардо Альварес Антиноми — карточный шулер и соучастник, по всей видимости, покушения, о котором здесь говорится.
— Почему же его не сняли вместе с теми?
— Не было улик. Убедительных улик. Он занимает каюту люкс. Очень респектабелен с виду. Везет породистую собаку.
— Зачем гангстеру собака, да еще на судне?
— Пока, сэр, и мне не ясно. Возможно — сердечная привязанность. Гитлер также любил собак.
— Гитлер?
— Да, сэр, и тоже овчарок.
— Скажите! Не знал. Может быть, ваш майор… Как его?
— Майор Кнобель, сэр.
— Может, ваш Кнобель ошибся?
— Вероятность мала, но не исключено, что вы правы. Я установил наблюдение за указанными лицами.
— Наблюдайте, лейтенант, и в случае необходимости принимайте решительные меры.
— Есть, сэр.
— Скажите, лейтенант, большую помощь оказывает вам Кейри?
— Сравнительно да. У него есть кое-какой опыт, правда, не хватает знаний, и недостаточно развита интуиция. Кейри долго не мог раскусить фальшивого патера, в то время как было ясно, что он за священнослужитель. Пришлось вмешаться.
— Вам не удалось установить причин покушения?
— Если бы «Глория» задержалась в Гонолулу хотя бы еще на сутки, то я бы нашел способ добиться признания у арестованных.