Жиган
Шрифт:
Миронов взял стакан, пpинюхался к коньяку и понимающе сказал:
– Да, армянский все-таки лучше. У него совсем другой аpомат.
– Не обессудь, Петр Георгиевич, выбор невелик.
– Чем закусывать будем?
– Извини, забыл.
Жуликов извлек из ящика стола пачку крекеров. Потом они подняли стаканы и чокнулись.
– За открытие дачного сезона! – провозгласил Жуликов и залпом, не морщась, выпил.
Миронов пил медленнее. Наконец, поставив пустой стакан, он крякнул и сказал:
– А
Они захрустели крекерами.
– Завтра новая партия заключенных по этапу прибывает, Николай Сергеевич.
– Да я помню. Сколько их там?
– Около шестидесяти человек. Точнее, пятьдесят восемь.
Проглотив печенье, Жуликов закурил «беломорину».
– Пятьдесят восемь? Ерунда, по десятку на отряд. Сколько у нас за месяц освободилось?
– Человек тридцать.
– Ну вот видишь. Давай-ка еще выпьем.
Он разлил остатки коньяка по стаканам и с явным сожалением поставил пустую бутылку под стол. На сей раз выпили без всяких тостов.
– Есть у меня один повод для беспокойства, Николай Сергеевич, – пожевывая печенье, сказал Миронов.
– Не люблю беспокойство. – Осоловевший Жуликов мотнул головой.
– Я получил по оперативным каналам информацию о том, что среди этапируемых есть вор в законе по кличке Кокан.
Жуликов оцепенело уставился на дымящуюся «беломорину».
– Хм…
Миронов, которого тоже начал забирать коньяк, шумно вздохнул.
– Вот он-то меня и беспокоит.
– А? – вышел из оцепенения полковник. – Почему беспокоит?
– Я о нем кое-что разузнал.
Он достал из кармана кителя небольшую записную книжку, развернул ее на середине и вслух начал читать:
– Куташвили Шалва Теймуразович, 1950 года рождения, вор в законе, кличка Кокан. Уроженец города Зугдиди, грузин по национальности, среднее образование. Неоднократно судимый. 1969 год – статья 144-я, часть вторая, статья 145-я, часть вторая, приговор – три года лишения свободы. 1972 год – 206-я, часть вторая, приговор – два года лишения свободы. 1980 год – статья 188-я, приговор – два года лишения свободы. 1985 год – статьи 210-я и 218-я, часть первая, приговор – пять лет лишения свободы.
– Богатая биография, – усмехнулся полковник.
– Во время предыдущей отсидки был коронован в воры в законе Бутыpской тюрьмой.
Начальник колонии наморщил лоб и некоторое время размышлял. Этот умственный процесс проходил с явными затруднениями – Жуликов то морщил лоб, то тер нос, то затягивался папиросой.
– Сеpьезное место, – наконец изрек он.
– Это верно, – согласился Миронов. – Но есть некоторая загвоздка. Не все признают Кокана настоящим законником. Ходят слухи, что он сухарь.
– Кто же его короновал?
– Вроде бы лаврушники. Но даже среди них не все признают авторитет Кокана.
Жуликов махнул рукой.
– Ну и что? Не признают – пусть ему будет хуже. Это не наша забота.
– Я тоже так сначала подумал, Николай Сергеевич. А потом выяснилось, что дело гораздо серьезнее.
– Брось.
– Точно. Все дело в том, что наш смотрящий, Артур, тоже не признает Кокана вором в законе.
Жуликов сдвинул брови.
– Это плохо.
– Вот именно, Николай Сергеевич. Есть еще одно обстоятельство…
– Говори.
– Кокана переводят из Иркутской ИТК-27.
– С самого Дальнего Востока?
– Совсем недавно там были массовые беспорядки. И по моим данным, замутил зону не кто иной, как наш завтрашний гость Кокан. Я так и не успел выяснить, кто включил его в состав этапируемых в нашу колонию.
– Думаешь, будет мутить?
– Не исключено. Сухари для нас очень опасные, Николай Сергеевич. Нет лучшего способа поднять свой авторитет, чем спровоцировать массовые беспорядки.
– Ну, это ты шалишь, Петр Георгиевич. Мы никакому сухаpю нашу зону мутить не позволим.
Жуликов возбужденно стукнул кулаком по столу.
– Конечно, не позволим, Николай Сергеевич. Только вот надо решить, что с ним делать.
– Петр Георгиевич, ты у меня начальник оперативной части, тебе и карты в руки. План какой-нибудь есть?
– Я предлагаю действовать как обычно. Кокана помещаем в изолятор для карантина, а потом туда же под каким-нибудь предлогом суем Артура. Пусть разбираются.
– Предлог придумал?
– Да мало ли?
Жуликов встал из-за стола, подошел к сейфу в углу, открыл дверцу и вынул еще одну бутылку коньяку.
– Дело серьезное, – сказал он, усаживаясь за свой стол и откупоривая бутылку. – Тут без ста грамм никак не обойдешься.
Они снова выпили по полстакана. Миронов, пошатываясь, встал.
– Я, пожалуй, пойду, Николай Сергеевич. Надо еще с бумагами разобраться.
Правда, Миронов не пояснил, как он в таком состоянии будет разбираться с бумагами. Но Жуликов не возражал.
– Кстати, как там этот… который в ШИЗО сидит второй срок?
– Панфилов?
– Вот-вот. Сколько ему осталось?
– Дня три, не больше. Сидит, что с ним сделается?
– У него уже небось борода выросла, как у попа, до колен?
– Выйдет – побреем.
– Может, еще подержать?
– Вроде не за что.
– Как в прошлый раз, обшмонать его, сунуть что-нибудь в карманы.
– По-моему, не стоит, Николай Сергеевич. Его и так уже в зоне все героем считают.
– Да ну?
– По моим данным, даже среди отрицательно настроенной части осужденных о Панфилове отзываются с уважением.
– Он же ни одного дня в колонии не провел. Как прибыл, так в изоляторе сидит. Нет, так дело не пойдет. Гони его из каpцеpа в три шеи.