Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров
Шрифт:
— Какое сердце?
Ответа не последовало. По коже прошлась прохладная волна, Аня поежилась, а затем на запястьях ощутилось движение, и плети, не потерявшиеся во время гонки, сползли вниз, скрутились, чтобы подняться фигурой друга.
— Я знал, что ты не поверишь, — с мягкой укоризной проговорил Фиолет, улыбаясь гибким отростком лианы, заменившим ему рот.
Вышел он ростом по колено девушки, лианы постарались передать образ друга, его фиолетовые волосы, собранные в хвост, женственное лицо. Кукольная Аня была хороша —
— Ань, прости, не сказал раньше, но мы успели пообщаться. Не злись, ты — только начинаешь, и твой дом лучше разбирается в подобных делах, он не увидел угрозу в нашем разговоре и в разговоре с тобой. Если тебя это успокоит — решение за тобой. Ты боишься, он захватит мой мир? Нет, это невозможно, ведь сердце… Мне трудно подобрать нужное слово. Это не мозг, не душа, ближе всего будет назвать живой памятью, способной самостоятельно думать и действовать. А дети… Знаешь, я столько циклов заботился о себе сам, что не буду против завести с десяток садовников. Ты ведь поможешь мне справиться с ними, если они выйдут из-под повиновения? Если опять попробуют тебя убить? Шучу. Ань, не бери в голову. Это наши дела, мне их и решать. Ты, конечно, мой друг, и я тебя очень люблю, но даже хозяйки живут меньше таких, как я. А сердце — это фактически старший брат, да еще и с семьей. Ты даже себе представить не можешь, какой подарок мне сделала. Я и мечтать о таком не смел — найти себе подобного. Мы ведь всегда живем по одному на мир. Все, закругляюсь. Память у этих отростков не вмещает много слов. Я буду ждать вас. Всех вас, Ань.
Кукла начала рассыпаться, лианы темнели и съеживались, но успели все же кое-что добавить, прежде чем исчезнуть окончательно:
— Ох, Ань, какая ты смешная! С гусеницей ты курила, теперь довольна?
Аня выдохнула, сжала кулаки и часто-часто заморгала, прогоняя слезы. Глупое сердце никак не хотело успокаиваться, то падая в сомнения, но взлетая к полному доверию.
Слова могут быть разными. Добрыми, злыми, равнодушными. Наша жизнь строится на словах. Мы верим им или хотим верить. Сначала верим, а потом убеждаемся в правоте или лжи. Иногда одно слово может разрушить целую жизнь или спасти ее, а всего лишь трех достаточно, чтобы создать новую семью.
Чтобы спасти мир, потребовалась маленькая речь.
Аня подняла взгляд на трехметрового хозяина леса и решила быть краткой.
— Я готова, начинайте.
«Спи, маленькая Хозяйка. Спи, и боли не будет».
Аня легла, прикрыла глаза, рядом примостился Вальди. Она успокаивающе погладила пса, но тот уже сопел, видя третий сон. Его тоже настигла сонная магия властителя леса. Аня зевнула, расслабилась, а через мгновение открыла глаза, чтобы узреть голую грудь с зеленоватым оттенком кожи.
На этот раз ее бережно, точно ребенка, держали на руках. Она лежала на сгибе локтя, а Вальди был перекинут через плечо, и, судя по спокойному висению, пес еще спал.
Девушка прислушалась к себе, чувствовала она отлично. Никаких признаков болезни. Осторожно пошевелила плечом. Не обманул зеленокожий Павел.
Девушка обвела взглядом окрестности. Снова бег. Выжженная трава. Ослепительно синее небо. Запах растрескавшейся земли и сухой травы. И с каждым шагом несшего ее гиганта внутри нарастало радостное предвкушение — скоро она будет дома.
Дом. Внутри отозвалось что-то теплое, и губы растянулись в улыбке. Так она чувствовала себя, возвращаясь после первого свидания — любовь переполняет сердце, молодость не замечает несовершенства мира, все просто и легко, а люди вокруг — такие же милые и хорошие, как ты сам.
Получается, она влюблена в свой дом? Странновато, но разве ее жизнь сейчас не череда безумств и странностей? Одной больше, одной меньше… Вот и одна такая странность природы несет ее на руках.
— Ты меня понимаешь?
Мужик ответил не сразу.
— Да, отец дал мне знание. Рана мира уже скоро.
Низкий голос звучал ровно и безразлично.
«Рана мира» — видимо, портал, догадалась девушка. Еще одна новость — «дети» умели использовать речевой аппарат по назначению, а не только владели мысленной речью.
— А твой отец? Он…
Хотела спросить, когда ожидается завершение его жизни, но услышала краткое:
— Мертв. Отец никогда не ошибается. Ты несешь его сердце, но самого его с нами больше нет. Отец просил передать — мир свободен. Можешь использовать, как пожелаешь.
Горечь кольнула сердце. Как там говорила темная вода — она придет и принесет гибель хозяину здешнего леса. И пусть эта смерть была желанной и давно ожидаемой, но смертью осталась.
— А ты?
— Должен служить тебе.
И вот тут спокойствие «ребенка» леса дало трещину. Бег замедлился, а затем «дитя» вовсе остановилось. Опустило ее на землю и замерло напротив.
Аня ощутила тревогу. Лысый трехметровый мужик. Супротив него она точно блоха под ногтем.
— Служить, — с усилием повторил здоровенный ребенок, на глазах теряя навык связной речи, — искупать вину. Пока не искуплю, не уйду, — добавил с неожиданной твердостью, почти угрозой.
Аня вздохнула, мысленно прикидывая, как объяснит присутствие этого чуда магам, а главное, что она с ним делать будет и как побыстрее убедить «подарочек» в его прощении. Ведь одного взгляда достаточно, дабы осознать, дите — упрямо, настырно и просто так не отвяжется.
Вот где, спрашивается, справедливость? Сначала ее убить пытались, а теперь она убийце нянькой заделалась, потому как самостоятельно этот ребенок таких дел наворотит — дом бы устоял, не говоря уже о психике хозяйки.
— Хорошо, — ответила успокаивающе с мягкой улыбкой, — служить. Правила обговорим потом. Сначала объясни про сердце.
Вместо ответа зеленокожий стукнул себя кулаком в грудь. Аня осторожно дотронулась до груди, нащупала тонкий витой шнурок, потянула, но ее остановили.