Жили-были, ели-пили. Семейные истории
Шрифт:
Она ушла зимой. Незадолго до смерти сломала ногу, поскользнувшись у подъезда, когда выгуливала собачек. Ходила на костылях. И вдруг: «Папа, мне очень больно!» – она так называла мужа. «Папа, почему мне так больно?»
«Скорая» не успела к ней живой.
Всё.
Так закончился один из самых прекрасных и трагичных фильмов двадцатого столетия.
Еще одна поездка вместе
С
Людмила Марковна у себя дома
Коллекция уранового стекла на окне у Людмилы Гурченко
На кухне, в гостях у Гурченко
Наш ответ Азнавуру
Шарль Азнавур
Начну издалека. Пару лет назад встретила на какой-то вечеринке свою школьную подругу, армянскую красавицу Лену Балиеву, с которой проучилась все десять лет. Она познакомила меня со своим мужем Арменом, послом Армении в России. От школы не осталось почти никаких приятных воспоминаний – все было уныло, по-советски, с дурными правилами не одеваться в новое и красивое, с унижениями перед всем классом, с животным страхом в ожидании общения с директором или завучами, а особенно с классной – незамужней злой математичкой, поставившей принципы математики в основу жизни и поэтому так и оставшейся синим чулком. Ей постоянно что-то не нравилось – не так причесалась, не так посмотрела, не та длина формы и не те знания по математике. Знания по математике были и правда не те. Бывают люди, которые рождаются с неспособностью считать. Вот это я. То есть считать, конечно, я умею, но дальше дело не идет – все эти синусы, косинусы и биссектрисы… даже страшно об этом подумать! Ни к чему все это в жизни, как оказалось.
С Ленкой мы жили по соседству – она в высотке, где гостиница «Украина», я напротив Дома игрушек. Хотя вне школы общались мало, у нее была своя «украинская» компания, у меня своя. Но из многих она мне нравилась больше других – своей открытостью, спокойным нравом, умением всегда договориться. И обе пострадали от классной – я заполучила язву с 12 лет, а она – невроз. Так что встретить ее спустя 35 лет после окончания школы было более чем приятно. Она сказала мне, что в Москву прилетает самый известный французский армянин – шансонье Шарль Азнавур и что может договориться о съемках. Я была в восторге! Просто так я бы его никогда в жизни не получила!
Сначала меня пригласили в ресторан на обед с Азнавуром и его дочерью Катериной. Я первый раз увидела его так близко. Маленький, сухонький, с удивительно прямой спиной и потрясающе обаятельной улыбкой. И его голос, мурлыкающий, чуть переливающийся.
Лобстеры, икра, дорогое вино – соотечественники принимали его по высшему разряду. Он выбрал рыбную котлету по-пожарски из пяти видов рыб. Никогда такого блюда не встречала. По идее рыбная котлета, но более праздничная. Попыталась узнать потом у официантов, как делается. Не сказали, гады. Поэтому я решила сделать свой собственный рецепт азнавуровских котлет, из трех видов рыб: пять – явный перебор, зажраться просто. Дома из пяти видов никто делать не будет, а из трех почему нет?
Берем, скажем, три вида рыб: треску, судака и третью обязательно красненькую, лосося. И почему бы в фарш для наших якобы пожарских котлет не добавить совсем немного, для шарма, лосося горячего копчения, а?
Для таких особых котлет нужно кое-что заранее подготовить. Во-первых, батон белого хлеба за день нужно положить открытым в холодильник, чтобы он подсох, но не испортился – сейчас вообще с хлебом что-то творится, вернее, с его технологией, портится моментально, лучше свой печь. Когда хлеб подсох, нарезать его острым ножом на тонкие-тонкие прозрачные полоски, а потом на маленькие полусантиметровые квадратики. Это будет такая необычная панировка.
Еще один секрет традиционных пожарских из курицы и телятины – в их необычной сочности, которая достигается одним приемом: в фарш надо добавить натертое замороженное масло, которое тает во время жарки и наполняет котлеты соком. Этот сок не вытекает благодаря такой необычной панировке из тонких кусочков хлеба, который сам становится аппетитным и хрустящим. И вообще пожарские котлеты очень любят быть до жарки на холоде, чтобы масло не растаяло.
Вам понадобятся:
250 г филе трески,
250 г судака,
250 г лосося,
50 г лосося горячего копчения,
150 г белого хлеба без корки,
200 мл 20-процентных сливок,
150 г замороженного сливочного масла,
300 г белого хлеба для панировки,
1 луковица,
соль,
перец по вкусу
и топленое масло для жарки.
Белый хлеб для фарша замочить в сливках. Ледяное масло натираем на крупной терке и стружку снова ставим в морозилку. Репчатый лук нарезаем мелкими кубиками и томим его на топленом сливочном масле.
Рыбу пропускаем в блендере или через мясорубку, кроме копченой. Ее лучше разобрать руками на мелкие кусочки, чтобы они чувствовались в котлетке. Добавляем в фарш уже остывший лук. Все перемешиваем, солим, перчим. Хорошо отбиваем фарш руками, чтобы насытить его кислородом. И обязательно убираем в холодильник на час или в морозилку на 20 минут. Теперь в холодный фарш кладем натертое ледяное масло и аккуратно его вмешиваем. Опять в холодильник.
Лепим красивые крупные котлеты, обваливаем в панировке и отправляем в холодильник хотя бы на полчаса.
Обжариваем на хорошо разогретой сковородке с топленым маслом. Готовые котлеты выкладываем на противень и отправляем на 7–8 минут в духовку, разогретую до 200 градусов.
Вот, как-то так. Положено подавать с картошкой и грибным соусом, но ведь это рыба, вкусно будет и с рисом. Наш ответ Азнавуру!
В общем, это гастрономическое отступление, а тогда на встречу с Азнавуром я принесла каталог с сотней портретов, которые я сделала, и показала ему, объяснив, что хотела бы снять его в каком-нибудь образе.
– Очень интересно, – сказал он, посмотрев фотографии, – согласен, только картину я выберу сам! И я хочу быть вместе с дочерью! И чтоб художник был француз!
Думать надо было не отходя от кассы, так как приехал он всего на один концерт в «Барвихе Вилладж», куда меня на следующий день и пригласил. Выбирали недолго – остановились на Тулуз-Лотреке, у него было написано достаточно много интересных пар. Выбрали картину «В ресторане la Mie».
Снимать решили на следующий день после концерта.
Концерт прошел замечательно, был аншлаг, несмотря на стоимость билетов. Он пел свои чудесные песни, а в его манере и жестах было столько обаяния! Зал подпевал на ломаном французском. Настроение у всех было волшебным!
Поселили его в гостинице «Барвиха» совсем рядом с концертным залом.
Мы приехали на следующий день с утра, заранее, чтобы добраться без пробок и не опоздать. Нас проводили к нему в огромный люкс на верхнем этаже. Вместо «здрассьте» он сказал мне, хитро улыбнувшись:
– Пойдем, я покажу тебе мою спальню.
О как! Я слегка обалдела, но пошла за ним, сгорая от любопытства.
– Вот, смотри! Я такого в жизни не видел! – сказал он, указывая на кровать.
Я, признаюсь, тоже. Это была не кровать в обычном понимании слова, а необъятный пятиметровый постамент для групповых оргий! С подсветкой под кроватью как на взлетном поле и кучей необъятных подушек.
– Если б ты знала, как здесь неуютно! Я отгораживаю себе подушками место на кровати и только так могу заснуть. Это ж уму непостижимо, поставить такую махину! Я ж не в борделе! Да и в борделе это неудобно! – возмущался он.
Ну, что тут скажешь? Это был наш нуворишский размах! Спать, так по-большому, а чего ж? Пусть нецивилизованно, зато необычно и богато! В общем, знай наших!
Оказалось, что Шарль, а он просил называть его именно так, фотографирует. Стал показывать мне свои снимки. Париж в основном. Прогулки по набережной Сены, любимые места, опавшие листья… Париж Азнавура. Очень необычно, легко и светло. Долго смотрели. Он хвастался по-ребячьи, спрашивал, что понравилось больше всего, показывал свой фотоаппарат. Совершенно меня обаял.