Жили-были…

Николаев Юрий Сергеевич

– Это не ко мне, – говорит Обида, – это к моей старшей сестре Зависти.

– А, понятно, – говорит Федот, – тогда обижен я на Батюшку, что ему исповедуюсь, а потом плохо мне бывает. Обижен на деда своего престарелого, что позорит меня – в лохмотьях по селу ходит. Обижен на детей своих, что злятся на меня, когда наказываю их…

– И это не ко мне, – говорит Обида, – это к моей младшей сестре Совести.

– А, понятно, – говорит Федот, – тогда обижен я на солнце красное, от него зной да сухость. Обижен я на дождик, от него сырость да слякоть. Обижен на ветер, что третьего дня яблоню

мою поломал и кусты смородины. Обижен на рыбу в пруду, что костлява больно и на дичь болотную, что увёртлива. Обижен на лес дремучий, что непролазный и паутинный. Обижен на комара, что нудит по ночам в ухо и на пчёл, что жалят почём зря. Обижен на корову свою, что молока даёт мало и на овцу, что шерсть облезлая…

– Ах, как сладка мне речь твоя, – говорит Обида, – стало быть, ты на весь свет в обиде?

Нахмурил Федот свой лоб.

– Стало быть – так.

– А на себя, Федотушка, ты не в обиде?

– А за что мне обижаться-то на себя?! Вот ты скажешь тоже! Я же со своей головой дружу, уж как-нибудь я с ней договорюсь!

– Я вот тут, Федот, подумала и решила: а поживу-ка я у тебя, нам вместе хорошо будет! Вот только сестёр кликну, а то мне одной скучно будет.

– А кормиться ты чем будешь? У меня каждое зернышко на счету, лишние рты не прокормить.

– Не переживай, Федотушка, корми нас обидками горькими, завитками чёрными, да стыдобой постыдной – как-нибудь проживём!..

– Гляди, пока с тобой болтал – соседские гуси весь огород мой потоптали! – спохватился Федот, – ну теперь, Обида, я и на тебя обижен!

Вот как теперь жить-то после этого! А?

Вечер десятый

Если присмотреться, то в деревне тоже немало хорошего. Воздух такой, что аж голова кружится, особенно после мегаполиса, продукты свои – без химии всякой и люди здесь какие-то все добрые, непосредственные, как дети. Я с дедом этой мыслью поделился, а вечером гадал – какая же сказка может быть у него на эту тему?! Это же мои ощущения, мои эмоции…

А дед, как всегда, на уровне!

Сказка девятая

Сделка

Было да прошло и быльем поросло, вспоминать грех, только из песни слов не выкинешь…

Поехали как-то Иван да Федот в город, на базар. Дело обычное, для мужика привычное.

А как приехали, так и разошлись в разные стороны, у Федота одни думки – у Ивана другие: Иван в первую очередь младшенькой своей хотел свистульку расписную найти, а Федот – себе любимому – шапку соболью.

Идёт Ивашка-расписная рубашка по базару, на товар посматривает, приценивается, языком цокает, интересно ему всё.

Ходил-ходил – устал. Зашёл в тенёк, сел на пенёк, сидит – на торговый люд посматривает.

Вдруг подсаживается к Ивану старикашка какой-то. Тоже видно устал. Сморщенный весь, мрачноват, крючконос, бородой оброс. Сидит себе спокойно, клюкой по земле возюкает.

Ивану как-то жутковато

стало, неуютно рядом. Хотел он только встать и отойти от греха подальше, как старикашка вдруг говорит:

– Покупаешь, чего, али продаёшь?

– Хожу-брожу-прицениваюсь, – отвечает Иван.

– А где ж твои деньги-то? – спрашивает старик.

– А вот они! – хлопает Иван себя по карману, – а почто интересуетесь?

– Нет у меня интереса, да только разве с такими деньгами – разве что путное купишь? Такому молодому, да здоровому, да собой пригожему мешок денег – в три пуда надо, чтоб по базару погулять!

– Скажешь тоже, в три пуда… – улыбается Иван, – это ж мне десять лет пахать надо, чтоб накопить столько.

– А зачем пахать?.. – старик обернулся к Ивану, – когда зараз получить можно.

Озадачился Ивашка.

– На убивство какое али другой грех – не пойду!

– Зачем сразу убивство?! – старик захихикал, – можно и по-человечески заработать.

– Это ж как?

– У вас товар – у нас купец! Есть у тебя, добрый молодец то, что продать можно да три пуда денег зараз получить.

У Ивана как-то нехорошо под лопаткой зачесалось.

– Говори, купец, о каком товаре речь ведёшь?

Старик посмотрел Ивану в глаза и махнул костлявой рукой.

– Да так, пустячок, оно тебе и ни к чему, ни щи сварить, ни в праздник дарить, словоблудие одно, баловство.

– А всё ж таки?

– Это, касатик, ощущения твои, чувства твои, да эмоции, и всего делов-то!

Крепко задумался Иван. А потом и говорит.

– Создателя мы не видим, но это ж не значит, что его нет! Не всё пощупать можно да в карман положить. Я не знаю, уважаемый, зачем тебе мои ощущения, мои чувства да мои эмоции, но я так думаю, что если оно есть во мне, то не зря. К чему мне к примеру мешок денег в три пуда, ежели я его не увижу, не почувствую, не порадуюсь. Получается, что человек без ощущений глух и слеп, без чувств сух и чёрств, а без эмоций совсем счастливым быть не сможет.

– Эхе-хе, дурачина ты, – покачал головой старик, – с мешком-то денег как несчастным можно быть?!

– Не, – упёрся Ванятка, – счастье оно в нас, а не в мешке!

Старик только клюкой постучал рассерженно и ничего не ответил. А когда Иван моргнул – его уж и не было, как будто привидилось всё.

«Надо же, чего только в мире не встретишь!» – подумал Иван и пошёл Федота искать, надо ж с ним поделиться оказией этой, рассказать да предостеречь.

Ходил-бродил битый час, подумал уж, что Федот без него домой отправился, как вдруг, глядь – вон он голубчик! Сидит на лавочке и смотрит куда-то. Как баран на новые ворота.

А как подошёл Иван ближе – увидел, что смотрит-то Федотка не куда-то, а совсем никуда. Глаза – как стекляшка, а лицо – простоквашка. Похолодело у Ивана внутри, аль беда какая с другом приключилось?! А как у ног Федоткиных мешок в три пуда увидал – так всё понял. Схватил Иван тот мешок и бросился в толпе старика-злодея искать…

Дома Федота зельем да снадобьями домочадцы три дня отпаивали – еле выходили-вылечили.

Спасибо Ивану, вовремя спас Федота. Федот хоть и идиот, но мужик добрый и весёлый, как без него-то.