Жить и умереть свободным
Шрифт:
– Так что – предлагаешь все это время в вашем лесорубном лагере зависать? – татуированный пациент недовольно осмотрел убогое убранство медпункта.
– А ты начальству своему сообщи, пусть тебя заберут, – прищурился фельдшер. – Ты вообще из Департамента лесного хозяйства, как я понял?
– Ну да, – вполне уверенно ответил пациент.
– Начальником у вас там по-прежнему Игорь Евсеев? Такой высокий, шрам у него еще на левой руке. Этот?
– Он и есть наш начальник, – собеседник напряженно зыркнул на хозяина медпункта. – А ты что, его знаешь?
– Да приходилось пару разов встречаться, –
– А как свяжусь? Мобилы в тайге не работают!
– По рации, как обычно.
Травмированного, бережно придерживая под руки, отвели спать. А фельдшер, заварив себе крепчайшего чая, подозвал жену.
– Ну и что ты о нем скажешь? – медик пристально взглянул на дверь, за которой расположился новый пациент.
– Фуфломет он, дешевка позорная, а не инспектор из Департамента лесного хозяйства, – без обиняков ответила медсестра. – Ты руки его видел? Четыре татуировки-перстня, пальцы с обгрызенными ногтями…
– Правильно мыслишь. – Фельдшер нервно звякнул чайной ложечкой в кружке с чаем. – Я его о Евсееве специально спросил, типа как на вшивость проверить… Ну, Евсеева этого ты знала, самая страшная гнида во всем Департаменте лесного хозяйства, брал не по чину, вот в прошлом году и запалился, сейчас в следственном изоляторе. Так эта уголовная рожа утверждает, что Евсеев там до сих пор начальник.
Медсестра драматично вздохнула, прищурилась на блестящий чайник. По всему было заметно, что она хочет сообщить нечто важное, но не желает расстраивать мужа.
– Я тут краем уха слышала, что на какой-то зоне бунт был и двое уголовников под это дело в тайгу сбежали, – выдавила из себя медсестра после напряженной паузы. – Может, это один из них?
– Это и дураку ясно, что один из них! – раздраженно отмахнулся фельдшер. – А то, что он вымыт, выбрит, с портфелем и чистым паспортом, – так это на лохов рассчитано. Гоп-стопнул кого-то на трассе, лавэшками разжился и чистые ксивы купил. Ну и в баньку сходил, чтобы на человека стать похожим… Помню, когда я в девяносто девятом на зоне под Благовещенском штатным «лепилой» служил, так там тоже двое зэков сбежали. Грохнули участкового мента и какого-то старшину, завладели их формой и «уазиком». И ездили потом по поселкам, деньги вымогали. Если бы не жадность – не погорели бы.
– Так что нам теперь с этим кадром делать? – медсестра кивнула на дверь.
– Вот я и думаю. – Допив чай, бывший лагерный врач налил себе еще. – С одной стороны, и трогать его особо не хочется. Ему ведь теперь явно не до нас, сама понимаешь. А с другой, если его менты закроют, то потом выяснится, что мы ему медицинскую тут помощь оказывали. Он «паровозом» пойдет, а мы типа как сообщники. Так что лучше всего сигнализировать о нем куда следует.
– Завтра с утра хозяин приезжает, к нему и пойдем, – согласилась медсестра. – Заведи-ка будильник пораньше, где-нибудь на пять…
Миша Каратаев простился с Андреем Будько утром следующего дня. Небо заволокло низкими тучами. Над огромной черной полыньей в озерном
Каратаев, еще не отошедший ото сна, удивленно взглянул на сине-белую тушу транспортного вертолета с эмблемой МЧС.
– А это что еще такое? Неужели водолазы вчера вечером из Хабары прибыли? – недоверчиво спросил он у Будько.
– Прибыли, прибыли, – подтвердил тот. – И уже погружались под лед, когда ты спал. И вертолет обнаружили, точнее, то, что от него осталось. Там в кабине – только один фрагментированный труп, почти полностью обгоревший. Чей именно – пока не установлено.
– А второй?
– Говорят, что найти невозможно. Тело могло взрывом разметать. Там вообще от вертолета один остов, и тот скоро ключами со дна разметает.
Охотник поправил ремешок карабина на плече.
– А ты сам веришь, что они оба погибли?
– Нет, конечно же! Но начальство наше уже поверило. И даже соответствующие документы оформило. Потому и такая спешка – ребят на ночное погружение погнали, едва успели с борта спуститься.
– Кто бы сомневался… Отчитаться на бумаге – самое главное!
– Закон тайга, медведь хозяин.
– Если один погиб, а другой ушел – кто это может быть? – прищурился охотник.
– Я личные дела тех подонков хорошо изучил, почти наизусть знаю, – Будько смотрел куда-то в сторону. – По всем прикидкам получается, что в живых остался Иннокентий Астафьев, он же Чалый. Шесть судимостей, очень умный, жесткий и коварный тип. Тут все понятно. Горючка в вертолете почти закончилась, после чего и «вертушка», и пилот сделались Астафьеву ненужными. Вот рецидивист его и придушил, забросил в кабину, а сам вертолет поджег. С таким расчетом, что он после взрыва под лед уйдет. А начальнички наши и купились.
– Потому что сами хотели на это купиться. – Миша протянул руку собеседнику, скупо улыбнулся. – Ну что… Счастливо оставаться!
– Удачи тебе, Миша! – майор с чувством пожал руку старого товарища. – Я бы тебя на вездеходе подкинул, если бы он мой был. Так что уж извини.
– Ничего, я привыкший.
– Береги себя и счастливо!
Лагерь китайских браконьеров отстоял от озера километрах в тридцати пяти. Конечно, можно было скостить большую часть пути, выйдя на проселок, по которому лесовозы возили кругляк к железнодорожной станции, однако в таком случае терялся эффект неожиданности. Каратаев знал наверняка, что некоторые машины радиофицированы, а это означало, что о визите гостя могли сообщить в поселок, где сейчас наверняка находился Астафьев. Так что пришлось пробираться через тайгу.
Утренний ветер быстро разметал туман. Лес, посеребренный за ночь, сверкал на мартовском солнце влажным инеем. С кедров и сосен белыми дымчатыми струйками сыпался набухший влагой снег. До слуха охотника то и дело долетал стук полновесных весенних капель, гулко падавших на губчатый наст. Так прошел весь световой день. Миша без устали пробирался через раскисшие сугробы, заросли стланика и поваленные ураганом деревья. И лишь когда на тайгу опустилась ночь и над тайгой взошла желтая луна, из-за сухого редколесья показалось несколько светлых вертикальных дымков, вьющихся из печных труб, – это был лагерь китайских браконьеров.