Жители ноосферы
Шрифт:
Регулярной (или налаженной!) жизни мешали дежурства, построения и прочие милицейские обязанности, разорванность твоя между Сухаревкой и караван-сараем… Построения проходили по месту службы, караван-сарай своим изолированным расположением съедал большую часть свободных часов. Ты то являлся за полночь, то заводил будильник на пять утра. Наши встречи укладывались в минуты безудержных ласк, любовного сумасшествия, — а затем шло быстрое кофепитие и прощание у двери: «До следующего раза?» — «Обязательно!». До следующего раза я ходила с затуманенными глазами, неуклюже, словно в коконе твоих ласк и шепота, который боялась разорвать. Но в душе у меня
— Я просто хотела сказать — твой молодой человек, по-моему, будет очень хорошим папой твоей девочке… — теснила меня к стене в прямом и переносном смысле Софья Кирилловна. — Он тебя по-настоящему любит…
Я старорежимно зарделась. Бабкины глаза взблескивали так, что я осознала: когда-то она была молода и чертовски темпераментна! Но я скомканно поблагодарила ее и ушла от развития темы, прошмыгнув в свою комнату.
Это было воскресенье. Накануне ты дежурил на каком-то стадионе и прийти не обещал, потому что дежурство было чревато непредвиденными осложнениями — всем памятен был чемпионат мира по футболу и обкуренные придурки, бившие подряд смуглые физиономии и лобовые стекла машин. Я посидела, подумала, покурила… поднялась, привела себя в христианский вид и поехала. Адреса я не знала, но уповала, что язык до Перова доведет.
И несколькими часами позже набрела на здание, очень похожее на рейхстаг в Берлине сразу после победного штурма в мае 45-го. От его экстерьера на меня так и пахнуло миазмами общежитейской юности. Опять в форточках болтались неприличного вида пакеты со снедью. Проходя по асфальтовой дорожке под треснутыми окнами первого этажа, я несколько раз поскользнулась на завязанных узлом презервативах и метким пенальти забила в дохлые кусты гол водочной бутылкой. Вход в общагу походил на «обезьянник», изнутри сложносоставно воняло, стекло на фанерной табличке потрескалось, и надпись, украшавшая ее, давно ушла в область загадок.
На вахте в безразмерном и грязном холле дежурила особь третьего пола в оранжевом путейском жилете, с пегим ежиком на голове (никогда бы не подумала, что в Москве могут еще водиться такие типажи!).
— Как мне Шитова найти?
— Для чего? — нашлась особь. Ох, я чуть было не полезла в бутылку, то есть за служебным удостоверением! — но глянула в сальные глазки особи и с удовольствием сообщила то, что она не могла не понять:
— Потрахаться!..
Особь гыкнула и махнула рукой в кишечнополостный коридор, изобиловавший с виду всевозможными инфекциями.
— Третий этаж, триста пятая.
На третьем этаже, в триста пятой ты валялся на кровати в трениках и гостей явно не ждал. К счастью, ты был в комнате один. Мне захотелось упасть у кровати на колени, завыть, забиться о железные прутья головой, чтобы скрипели все пружины этого агрегата — вот каково твое место в жизни, да?! А чего тебе захотелось в тот момент, Илюша?..
Ты протер глаза, покрутил головой… Ты трогал мою руку и приговаривал: «Теплая… Пахнет вкусно… Значит, не сон? Не привидение? Значит, Инка? Но какими судьбами?». — «Новость принесла тебе», — сказала я с безумством храбрых. И выпалила то, что разучивала и повторяла на все лады долгую дорогу сюда:
— Мне кажется, тебе пора объявить командованию, как оно там у вас называется, о перемене места
Озвучив, я ковырнула носком ботинка потертый оргалит раз, другой, третий и внимательно следила, не просверлю ли в нем дырку. Тебя ожгло мгновенным ужасом, который я не могла не почувствовать. Ты напрягся и с внутренней дрожью переспросил:
— Делаешь мне предложение?
— Деловое. У меня в твоем обществе лучше идут дела.
— А что скажут по поводу этого предложения твои соседки?
— Во-первых, при чем тут соседки? Во-вторых… — великолепный образчик женской логики, не так ли? — думаю, что благословят. Им тоже мужчина в доме нужен. У них то окна не открываются, то краны текут…
Ох, как был ты напуган — как заяц, напоровшийся на волка, как мародер, схваченный за руку ожившим «трупом», как всякий разведенец, коего снова пытаются затащить в семейные узы!
— Инна… Ведь такого рода предложения должен делать мужчина женщине. Так заведено. Кысметом. Так должен говорить мужчина женщине, когда он готов пригласить ее в свою саклю… Я… ну прости, если честно… сомневаюсь в своей готовности…
Мой змеиный язык не мог не поспешить:
— Ты о регистрации брака?
— Ну… если ты так… догадалась…
— Я журналист со стажем. И тебя знаю скоро двадцать лет, так? И ты меня знаешь. На что спорим: если ты переедешь ко мне и кто-то из нас первым предложит сбегать в ЗАГС, то это буду не я, ну? На ящик пива — пойдет? Или на ящик коньяку?!
— Честно?
— Честно. Только ради твоего комфорта я тебя туда и зову. Ну и немножко ради своего…
— Честно? Скажи честно — не обидишься, что предложения не делаю? Хотя обязан, как честный человек…
— Из всех модальных глаголов, — блеснула я интеллектом, — самым действенным является глагол «хочу», на втором месте — глагол «могу», а на третьем, безнадежном — «должен». И потом, разве я тебе когда-либо врала?
Мы оба знали, что я имею в виду. Мы оба почувствовали в жирном и гнилостном запахе общаги торфяной аромат Глинистых озер… Можно было продолжать полемику, но мы только помолчали, уставив зрачки в зрачки. Интересно, замечал ли ты, что глаза у нас — одинакового цвета, как зеркальные отражения друг друга? Потом ты поднялся и пошел одеваться, и мы поймали такси и поспешили домой (слышишь? — домой!), и все было прекрасно. А на другой день ты сходил в общагу и уладил там дело с вахтенной особью, оказавшейся комендантом. Прелестно уладил — съехал из общаги с вещами, но не выписываясь, обещал платить ей, как за проживание, и немного сверху, это не считая того, что в распоряжении особи оказалась свободная койка, которой она не замедлила распорядиться. А на третий день ты поехал на построение с Сухаревки, а бабка Софья Кирилловна выхватила меня из ванной и секретно шепнула: «Поздравляю, Инночка!». Бабка лучилась, будто это к ней переехал давний возлюбленный.
Мне понравилось, как ты после вселения обнюхал мое более чем скромное жилище с любовно разведенным беспорядком. Ты походил на очень крупного кота, что, задействовав полный комплект усов, прошелся по углам, задержал взгляд на горках бычков, немытых чашках, сваленных в кучу вещах и книгах, бумажках и блокнотах, завитых вязью моего почерка, выдохнул и расслабился: отпустило! Здесь кое-какие детали живо напоминали твое общежитие, некоторые были заимствованы из «дежурок» и, вероятно, каптерок, кое-что дышало студенческим аскетизмом, но ничего не напоминало ухоженную квартирку твоей бывшей жены, откуда ты спас только носильные вещи. Я кралась за тобой по пятам бесшумной поступью помоечной кошки, и когда можно стало открыть рот, сообщила: