Житие, проповеди
Шрифт:
Доехали до села, остановились на постоялом дворе. Полежали немножко на полу, а утром рано тронулись в путь. Въехав вглубь дремучего леса, мы неожиданно увидали, что — на тройке нас догоняют из нашего города Визинги сотрудники НКВД. Они подозвали возчиков, о чем-то долго говорили по-зырянски.
"Что они тебе говорят?" — спросила я своего извозчика. "Велят вас бросить здесь, в лесу, а мы не хотим. Ведь мы люди честные, много всего возим, и почту возим столько лет". Но беда была в том, что энкаведисты подпоили наших мужиков водкой. Мужики еле стояли на ногах. Только один наш возчик Василий не пил. Возчик о. Иоанна не владел собой. "Василий, возьми у него топор", —
78
су и в руках у нетрезвых людей. "Св. Николай, спаси нас!"
Разъяренный извозчик просил отдать топор, но топор мы спрятали в сене. Тот гнал лошадь; вдруг свалился с телегой в канаву и застонал. "Что с тобою?" — подошли мы к нему. Рука у него оказалась переломлена. На него жалко было смотреть. Лошадь его мы привязали к нашей, самого усадили в повозку и уже тихо последовали дальше. В Усть-Сысольске поместили его в больницу, сами же поехали к дому усть-сысольского священника о. Клавдия.
Здесь догнал нас митрополит Кирилл, тоже получивший освобождение. Положение его было особенно тяжелым: в завещании Патриарх Тихон назвал его первым кандидатом на местоблюстительство. Приезда его в Москву ждала Православная Церковь. Однако, несмотря на освобождение, его задержали в пути, не давали возможности вернуться в Москву. "Видел я сон, — говорил митрополит, — стою на берегу бушующей реки, а мне надо следовать по ней. Вдруг огромная льдина преградила путь. Видно, — пояснил он, — мне сейчас закрыт путь в Москву, а что будет, Богу известно".
Когда мы были уже на пароходе, митрополит Кирилл, в белом подряснике, стоял на берегу, провожая владыку Серафима в новый путь, на новые подвиги и испытания.
Мы стояли на палубе, когда подошло к нам
79
начальство. "Граждане, идите с вещами в каюту". Пришлось повиноваться. Начался обыск. Нашли у меня одну бумажку на греческом языке, написанную русскими буквами, т. к. я не умела читать по-гречески. А это была молитва: "Достойно есть яко воистину", которую мы с вл. Серафимом пели на Параклисисе по-гречески в Кольеле. Я оставила ее себе на память. Не могла и предположить, что переживу столько тревог из — за бумажки. "Если не установим, что это такое, то снимем дорогой", — пригрозили мне. Бог видел, что я тогда переживала из-за своей оплошности. Ночью вдруг стук. "Здесь едут ссыльные?" Ответили "да" и, слава Богу, не начальство, а свой — отец Неофит. Он поджидал вл. Кирилла и приходил к каждому пароходу.
2-го мая — Великий Устюг. Владыка иожелал помолиться у святых мощей Устюжских чудотворцев, угодников св. Прокопия и Иоанна, Христа ради юродивых.
В Усть-Сысольске мы узнали, что за патриарха Тихона управляет митр. Петр Крутицкий. Владыка принял эту весть спокойно. Митрополита Петра он знал еще с детских лет (я говорила, что еще светским чиновником он бывал у о. Иоанна Звездинского в доме). На борту парохода "Карл Маркс", большого трехэтажного, волжского парохода, старое его название "Скобелев" еще можно было прочесть на всех предметах — коврах, половиках и
80
посуде, — уже перед самым отчаливанием, в противоположном конце палубы появилось шесть человек, один в форме, остальные в штатском, люди самоуверенные, коренастые, крепкие. Ночь прошла спокойно. Икона архистратига Божия Михаила стояла в каюте на столике.
Днем исчез владыка. Кинулись искать, его не было. Вдруг увидели: идет по палубе, в руках какая-то книжонка. "Где вы, владыка, были?" "Да, — сказал он задумчиво. — Я сам беспокоюсь…" и замолчал. "Вы видели этих пассажиров? — спросил он затем. — Один из них, в форме, подошел ко мне, обнимал, говорил, что я ему напоминаю его отца, что они все знают, как я был в храмах в Устюге и что им все известно, и что он просит меня почитать эту книжонку, дать свой отзыв. Я не хотел. Он завел меня к себе в каюту силой и сказал, чтобы я непременно к вечеру прочитал эту книжку и вернул, она ему нужна". "Зачем это, владыко?! — умоляли мы. — Не нужно к нему ходить. Неизвестно, зачем он вас заманивает. Ни в коем случае не ходите к нему". А мы только что читали в газетах, что одно важное лицо убили в купе, в поезде.
Часов в десять мы прочитали вечерние молитвы. Владыка ушел в свою каюту. В одиннадцатом слышим стук. К владыке стучат. Затем голоса и шаги, удаляющиеся по коридору. Я выбежала в коридор. Владыки в каюте нет. В коридоре — полоска света, а
81
коридор пуст. Я бросилась туда. Дверь оказалась незапертой… Вижу: владыка сидит глубоко на диване, голова склонилась над этой несчастной книжонкой, напротив разъяренный полупьяный военный гражданин (бутылка на столе, черный платок и револьвер). Боже, что же это? "Владыка, идемте скорее, идемте!" — закричала я, одна нога на палубе, другая — в каюте. Напротив, вижу: дверь приоткрыта, глядят те граждане из его компании. "Скорее, владыка, идемте".
Владыка встрепенулся. Поднял голову разъяренный гражданин, встал и не дает владыке подняться. "Уходите! Что вы мешаете?! — заревел. — Не мешайте! Уходите!" "Владыка, идемте скорее, — взмолилась я. — Я подниму тревогу, если вы не отпустите владыку, там Клавдия, о. Иван, они тоже знают". Я боялась, что меня тоже силой запрут, никто не знает, где мы, в чьих руках. Владыка встал. "Я сейчас приду, приду", — говорил он деликатно. "Скорее, владыка, о. Ивану плохо"… Владыку под ручку и — из каюты. Недоумение поразило силача. Мы притаились в своей каюте. Мертвая тишина.
Утром, когда пароход прибыл в Вологду, сошли те пассажиры, как ни в чем не бывало: вежливо поклонились, нас спросили: "Сестрицы! вы до Москвы? А мы до Вологды…" Но на вокзале — опять они за мной, у билетной кассы. "Владыка, я не возму отдельное купе. Боюсь за вас. Лучше с народом в третьем клас-
82
се", — взмолилась я. "Нет, — сказал владыка, — бери во втором. Мне тяжело-среди махорки и шума. Ничего. Бог сохранит".
Перед Москвой владыка сказал: "Мне надо заехать к о. Алексею. Пока я свободен, повидаюсь со старцем…" Клавдия и о. Иоанн поехали до Москвы, владыка и я сошли в Сергиевом Посаде. Днем мы были у старца Алексея. Владыка исповедался ему во всем — от первого дня в тюрьме и до сего дня. А вечером — Москва. На перроне нас остановили, проверили документы. Встретила нас Клавдюша и сказала: "Владыка, поедемте в Даниловку, там вам готова комнатка".
Встретился епископ Дмитровский Серафим со своим другом по академии владыкой Филиппом Аляскинским. Радостной была эта встреча. Однако у владыки Серафима начались приступы каменной болезни печени. Несмотря на тяжкие страдания, изгнаннику нужно было явиться в Дмитров к начальству. С утренним поездом выехали из Москвы, часов в 11 были в Дмитрове. Владыка явился в НКВД, там объявили, чтобы немедленно выезжал из Дмитрова. "Это — ошибка. Вам нужно на Лубянку, в Москву". До поезда было два часа. Отец Иоанн, дмитровский благочинный протоиерей, остался на жительство в Дмитрове. Он и встречал владыку на перроне. Он его сопровождал на лошадке, и они вместе посетили до поезда, могилку Анны Ивановны (сестры владыки). Владыка слу-