Житие, проповеди
Шрифт:
83
жил панихиду над ее холмиком, усаженном цветами. Беленький крестик украшал могилу. Помолившись, владыка поехал на вокзал, уже в сопровождении народа.
Вернулся он опять в Даниловку, где почти все время болел. Стали посещать его дми-тровцы, но ехать в Дмитров на свою кафедру владыке запретили. Хождение на Лубянку ничего не давало. "Придите завтра", "послезавтра", "придите дней через пять", — и так почти два месяца. "Значит, нет дела. Можно не ходить", — решил владыка и перестал туда являться. Аносинская игуменья предложила пожить на воздухе в стенах их обители. Под 26 июня, под празднование иконы Тихвинской Б. М. прибыл владыка в Аносину пустынь. У святых ворот встретили его
Так началась новая жизнь в Аносинской пустыни. Матушку, которую владыка знал еще будучи архимандритом, называл "тетей". Она была заботлива, приветлива, и сама искала в нем себе и сестрам своим духовной поддержки и утешения. Владыка ежедневно совершал Божественную литургию в храме св. великомуч. Анастасии наедине со своей зырянской псаломщицей Анной. На Горнем месте была большая картина "Моление о ча-
84
ше" — дивное, в душу проникающее изображение. Много здесь было излито молитвенных воздыханий.
У владыки начались периодические приступы болезни печени. Они доводили его до беспамятства, продолжавшегося иногда около девяти часов. Его жизнь находилась в опасности каждую секунду. Добрый врач (свидетель чудесного исцеления владыки в его юношеские годы), Дмитрий Петрович Соколов, сидел у его постели, но помочь ничем не мог больному. Морфий только задерживает прохождение камней. Да и владыка не хотел принимать наркотики. Дважды в месяц случались припадки.
Прошло лето. Митрополита Кирилла тайно завезли в дебри глухого, отдаленного края, оторвали от общения с Церковью. Митрополит Петр, который вынужденно принял местоблюстительство, начал осваиваться с делами. Архиереи его поддерживали на местоблюстительском его посту, и владыка Серафим Дмитровский одним из первых оказал ему поддержку.
В сентябре вл. Серафим переехал в Москву. Митрополит Петр желал видеть его одним из ближайших своих помощников. Жил митр. Петр близ Сокольников, у Яузского моста, и владыке Серафиму подыскали квартиру — комнату у церковных людей, — у Лосиковых, дальних родственников Анны в их новопостроенном небольшом деревянном
85
домике, неподалеку от местоблюстителя. Владыка стал посещать ежедневно его канцелярию, принимать по делам его правления. Но недолго оставался митрополит Петр на посту местоблюстителя. 11 ноября 1925 г. его отстранили от обязанностей местоблюстителя Патриарха Российского. Он оставил бумагу, указав, что управление Московской епархией передается в руки викариев во главе с владыкой Серафимом Дмитровским. Канцелярия, однако, была закрыта, дела опечатаны. Временно владыка Серафим выехал в Аносину пустынь.
Во время жизни владыки у Лосиковых, — описывает это время Анна, — я была приходящей, ежедневно видалась с владыкой, кое-что исполняла, но не жила при своем старце. Глубокая скорбь и телесная болезнь — туберкулез легких и сердце, — не позволяли мне неотлучно находиться при нем. В Аносиной я умирала. Владыка ежедневно меня причащал, это было утешение в моей болезни, но горько мне было, что я не могу служить своему старцу, ни сослужить ему псаломщицей, ни по келий. Зимой прекратились богослужения. Церковь не отопляли. Владыка переехал на хутор в Кубинку. Новая обстановка. Пустынька, дом один в дремучем вековом лесу. Три аносинских пустынницы находились в задней части дома при маленьком хозяйстве, где были корова, теленок, погреб. В другой передней части — чистая комната, кровать,
86
стол, диванчик, а за тонкой перегородкой — храм с полотняным иконостасом, прекрасно и со вкусом расписанным. Св. Савва Звенигородский был покровителем сего храма и места. За 25 верст из Сторожсвской Звенигородской обители доносился бархатный звон Большого знаменитого колокола обители. Но пользовались им теперь совсем в иных целях — сзывали к обеду отдыхающих больных рабочих, т. к. бывшая обитель была превращена в дом отдыха. В здешнем пустынном дремучем лесу некогда увязали в снегу наполеоновские солдаты, покидавшие сожженную Москву. Здесь и непроходимые овраги, занесенные снегом, здесь и следы волчьи возле самых домов. Отойти подальше от крыльца в сумерки — небезопасно: обнаруживались каждое утро свежие волчьи следы. Вот, оказывается, и под Москвой — пустыня, а не только в Зырянском краю.
Но служба — ежедневная: литургия, вечерня, утреня, — все по уставу. Три пустынницы: мать Рафаила, манатейная монахиня, — старшая на хуторе, болезненная и хозяйственная мать Домника — препростая, всегда радостная, молитвенная; и матушка Татиана, больше скорбная и утомленная. Иногда вечерком собирались мы и они у ног владыки. Кругом дремучий лес, мороз. А мы на иолу у печки, на диванчике — владыка. На столе горит керосиновая лампа, лампадочк. и теплятся у икон, тихонько тикают часы…
87
Сестры в село и церковь добирались на лыжах: бездорожье. Владыка тоже ходил на прогулку в лес на лыжах. В день Николы Зимнего, 6-го декабря, шел он по поляне, стал спускаться с горки, а под горой волк воду у берега пьет. Владыка испугался, но лыжи удержать не мог, покатился прямо к нему. Волк оглянулся и поспешил в лес: видно, стреляный, — принял владыку за охотника. А наверно — св. Николай спас.
У владыки были свои названия мест: были "горки-уморки", а справа от них — полянка среди молоденьких березок, где в душные дни и осенью служили всенощные бдения. Почему "горки — уморки", — не знаю; трудно ли было владыке взбираться или почему — либо другому, но только он часто говаривал: "Под горку-то нам всем легко идти, а к добродетели стремиться трудно — в горку идти по пути благоуждения Богу".
"Роща-бороща" — это иное: среди полянки, слева от "горок-уморок". Почему "Роща-бороща"? Может быть, здесь владыка много пережил дум и тревог, боролся с теми или другими внутренними нелегкими помыслами, какой путь избрать.
Тогда он пережил немало тревог за судьбы Церкви. Владыки Петра не стало, управление Московской епархией перешло к викариям под его председательством. Но затем местоблюстительство принял митрополит Сергий Нижегородский. В декабре владыка
88
Серафим встретился с викариями московскими. Пока, однако, викарии решили не предпринимать никаких шагов. Лишь выразили единодушное стремление твердо держаться православных устоев, ни в чем не уступать.
Когда владыка опять выехал в Рощу, началась необычная оттепель, до 4-х градусов — кругом вода, валенки насквозь промокли. Ввечеру, только отъехали версты четыре от станции Кубинка, как лошадь, смирная и послушная, вдруг рванулась и — на дыбы, так что лопнули вожжи. "Что? В чем дело?" "Видно, волки близко, — сказала наша возница, препростая Домника, — вон блестят глаза!" Ехать быстро нельзя, дорога талая, лошадь проваливается. А волки забегают вперед, кидаются навстречу. Испугать бы их, зажечь бумагу — они огня боятся. Но спички отсырели, ничего сделать не можем. "Волк бежит за нами", — закричала Домника. Оглянулись, видим зверя — вроде крупного пса. Застучали, закричали мы, — волк с дороги и в кусты. Тревожно и жутко. Тьма кругом и лес… Минута часом кажется. Добрались кое-как до поворота к нашей пустыни и вдруг — оглобля треснула. Владыка вьшел из саней и, утопая в сугробах, пошел пешком, а мы — за ним. Но, слава Богу, Бог милостив: добрались и до пустынного дома…