Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Вопрос. Чем отличалось сражение под Курском от всех предыдущих?
ЖУКОВ. Я бы так сказал: преднамеренностью. Обе стороны заранее и длительное время готовились к сражению. Немцы полагали, что мы не догадываемся об их плане. Они ошиблись. После тщательного анализа стратегической обстановки и многих данных, добытых фронтовой и агентурной разведками, мы пришли к единодушному мнению: на Курской дуге немцы хотят взять реванш за Сталинградское поражение. Но, разгадав планы немецкого командования, мы не уклонились от места, выбранного им для сражения. Некоторые разногласия у нас были только по одному пункту —
Пятьдесят дней длилось сражение. За всю историю войн это, несомненно, была самая крупная битва. На курских и орловских полях остались горы обожженного, исковерканного металла. Немцы потеряли тут около 1500 танков. Наши потери тоже были немалыми. Но мы одержали победу.
Вопрос. Георгий Константинович, расскажите, пожалуйста, о Ставке Верховного командования, об атмосфере работы Ставки.
ЖУКОВ. Ставка… Это был мозговой центр войны. Солдат видел маленький участок фронта и на нем вершил свое ратное дело. Ставка видела все в целом. Слово, произнесенное в Ставке, приводило в движение огромные армии. Нетрудно понять, как велика должна была быть мудрость любого решения, принятого в Ставке.
По мере надобности в Ставку вызывались командующие фронтов. Все крупные операции разрабатывались с их участием. В свою очередь Ставка посылала своих представителей, облеченных высшими полномочиями, на решающие участки войны. Таким образом Ставка максимально приближала себя к фронтам.
Последнее слово в Ставке было, конечно, за Верховным Главнокомандующим.
Приказы и распоряжения Верховного Главнокомандующего разрабатывались и принимались обычно в рабочем кабинете Сталина. В комнате по соседству стоял большой глобус и висели карты мира. В другой комнате стояли аппараты для связи с фронтами.
В Ставке часто бывали члены Государственного Комитета Обороны, руководители Генерального штаба, начальник тыла. Часто в Ставку приглашались конструкторы самолетов, танков и артиллерии, командующие фронтами.
Доклад в Ставке для каждого был делом очень ответственным. Сталин не терпел приблизительных и особенно преувеличенных данных, требовал предельной ясности. Со всеми он был одинаково строг. Но умел внимательно слушать, когда ему докладывали со знанием дела.
Почти всегда я видел Сталина спокойным и рассудительным. Но иногда он впадал в раздражение. В такие минуты объективность ему изменяла. Не много я знал людей, которые могли бы выдержать гнев Сталина и возражать ему. Но за долгие годы я убедился: Сталин вовсе не был человеком, с которым нельзя было спорить или даже твердо стоять на своем.
Вопрос. Говорил ли с Вами когда-нибудь Сталин о личности Гитлера?
ЖУКОВ. Я помню один разговор. Это было ночью на 1 мая 1945 года. Я позвонил Верховному из-под Берлина и сказал, что Гитлер покончил самоубийством. Сталин ответил:
— Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым…
Вопрос. Георгий Константинович, как Вы ощущали руководящую роль партии в войне?
ЖУКОВ. Войну мы не сумели бы выиграть и судьба нашей Родины могла бы сложиться иначе, если бы не было у нас цементирующей силы — партии. Все самое трудное, самое ответственное в войне в первую очередь ложилось на плечи коммунистов. А работа в тылу, организация промышленности! Я не могу без восхищения говорить об этой грандиозной работе, проделанной
Нынешняя молодежь знает, что такое стройки и большие заводы. Так вот, представьте, что авиационный завод в какие-нибудь месяц-два перевозился и начинал давать продукцию на новом месте. День и ночь шли эшелоны с оборудованием на Восток. День и ночь с Востока страны шли эшелоны с оружием и войсками. Весь этот гигантский кругооборот происходил с величайшим напряжением сил, массой неурядиц, неразберихи и столкновений, но совершался он безостановочно, все нарастая, подчиняясь руководящей и организующей силе.
И это — только одно звено в ряде бесчисленных военных забот, которые партия взяла на свои плечи. Я горжусь, что вырос в этой партии.
Вопрос. Всякая война неизбежно бывает войной умов. Что Вы скажете в этом смысле о своих противниках в немецких штабах? Планируя операцию, учитывали Вы характер военного мышления какой-либо конкретной личности?
ЖУКОВ. Знали немцы почерк наших командующих или нет, мне неизвестно. Что касается нас, то в начальный период войны о таких тонкостях речь идти не могла. На втором этапе войны соотношение уровней военного искусства противостоящих сторон начало выравниваться. А когда наши войска приобрели надлежащий опыт и советское командование получило в свое распоряжение нужное количество сил и средств, оно намного превзошло немецкое командование, особенно в решении стратегических задач.
Учитывали мы, планируя очередную операцию, конкретную личность противника? Это трудно принимать в расчет, потому что любую операцию готовит не один человек. Но, конечно, мы знали, что, например, Манштейн — человек смелый, решительный, Модель — расчетливый, а Кейтель — авантюрист. К концу войны общий уровень стратегического искусства в немецкой армии резко упал. Часто стало случаться: ждешь от противника сильного, выгодного для него хода, а он делает самый слабый.
Если же говорить вообще о нашем противнике в минувшей войне, то я не могу присоединиться к тем, кто считает оперативно-стратегическое и тактическое искусство германских вооруженных сил неполноценным. Мы имели дело с сильным противником.
Вопрос. Георгий Константинович, вопрос невоенного характера. Какие из человеческих чувств, по-вашему, сильнее всего пробудила в людях война?
ЖУКОВ. Ни одно из человеческих чувств на войне не затухало.
Особо я сказал бы об очень обострившемся во время войны чувстве любви к Отечеству. Это чувство, естественное для каждого человека, глубокими корнями уходит в историю наших народов. И вполне понятно, в суровый час мы вспомнили все, чем Родина наша законно может гордиться. Вспомнили имена великих людей России, великие деяния и ратные подвиги прошлого.
Вопрос. Какие, обращенные к сердцу народа, государственные акты, Вы считаете, имели особое значение?
ЖУКОВ. Я назвал бы три момента, ставшие, по-моему, символами трех этапов войны:
речь Сталина 3 июля 1941 года, когда народу была сказана правда о нависшей над нашей страной опасности;
парад в Москве 7 ноября 1941 года, который вселил уверенность: несмотря на все трудности и неудачи, мы выстоим;
первый салют в Москве в честь освобождения Орла и Белгорода 5 августа 1943 года. До Берлина было еще далеко, но в этих огнях была видна уже окончательная победа.