Живая вода
Шрифт:
— Что ты хочешь от меня услышать? — прошипела ей демоница из-под одеяния, скрывшего ее практически с головы до ног. — Я им не мать, и ты, насколько мне известно, тоже. Даже в мои стародавние времена взрослые половозрелые особи любых существ разбирались с такими вещами либо через родителей, либо сами.
— Когда ты его околдовала, такие тонкости тебя что-то не волновали, — парировала Феликса. — Тому, что между ними происходит, причина — ты, это очевидно. Давай, расхлебывай!
— От твоей подруги-жрицы я уже нахлебалась достаточно, — ожгла ее взглядом суккуб. — И, что гораздо хуже, она
На все последующие попытки расспросить ее Анаштара только закатывала глаза, да так далеко, что багровые радужки полностью скрывались. “Ну и хрен с вами, — сдалась Феликса. — И поважнее проблемы есть”.
Большая часть экипажа была отправлена в отпуск. Присматривать за моряками и кораблями остались Акыр с семьей, квартирмейстер Киттерс и Фабио с Радной. Кистень, выразивший крайнее презрение к портовым городам в целом и кессахскому в частности, сказал, что лучше будет сожран москитами в джунглях, чем останется сидеть в “смердящем специями котле”. Ринну Феликса готовилась уговаривать идти с ними, но охотница тоже не горела желанием торчать в городе.
Ранжисона же сперва как следует расспросил Феликсу, куда она намерена их вести:
— Даже на проклятые острова ты вела нас с планом, а сейчас что? Не наугад же будем по джунглям шарахаться?
— Нет, Ранжисона, конечно нет, — успокоила его Феликса. — Здесь в паре дней пути живут мои старые друзья. Они… хм… очень близки к старым духам, к природе, к древней магии… В общем, я думаю, они смогут нам помочь.
— Что за друзья? — нахмурился сардан. Девушка догадывалась, чего он боится. В лесах Кессаха скрывалось несколько странных, недружелюбных племен, практикующих темные магические пути. Ей когда-то довелось столкнуться с одним из таких магов.
— Серебристые Форели, — ответила чародейка. — Дети Джораакинли.
Ранжисона выдохнул, просветлел лицом и жестом подозвал Таджи, младшего брата.
— У Форелей добрая слава, — важно кивнул главный канонир. — Я возьму с собой лучших воинов. И тебя, бестолочь! — он взъерошил Таджи волосы и тут же выдал неслабый щелбан, получив в ответ тычок локтем.
— Я думала, ты отправишься к невесте и оставишь нас, — призналась Феликса. — Мы были бы не в обиде.
— Что ты! — замахал руками сардан. — Ранжисона не дрался с дьяволицей, значит, подвига не совершил. Рано возвращаться. Да и как Акыр поведет флот без канониров, скажи на милость?
— Спасибо, — Феликса пожала ему руку.
Чародейка была уверена, что подвигов Ранжисоны вполне достаточно, чтобы основать свое племя и зажить, как подобает вождю. Но тот почему-то предпочел продолжать помогать ей в поисках. “Не из-за жалованья же он остался, — размышляла Феликса. — Наверное, я не единственная, кого манят древние легенды…”
Ей в любом случае предстояло набрать экипаж на два трофейных фрегата. Искать людей в Кессахе — опасно, но Акыр и Фабио обещали разведать обстановку и по возможности нанять команду.
Через три дня после того, как они причалили, Феликса повела всех, кто хотел пойти с ней, по дороге через джунгли. Своего коня, Тьярра, чародейка взяла с собой — в порту он мог привлечь внимание, а постоянное нахождение на корабле в магическом сне не шло ему на пользу. Она вела его рядом с собой шагом, наравне со своей процессией, лишь иногда садилась в седло и пускала Тьярра рысью — размяться.
Феликса ходила дорогой через сельву лишь однажды, несколько лет назад, вместе с отцом. Это была мирная дипломатическая миссия, но и она не обошлась без приключений. Серебристые Форели оказали им великую честь, допустив присутствовать на церемонии посвящения юных воинов.
Ей и отцу завязали глаза, чтобы они не запомнили дорогу к святому месту. В пути на них напала химера — темный шаман, обративший себя в чудовищного мутанта, чтобы отомстить Форелям за давние обиды. Он подстерегал их на тропе. Тогда ей пришлось сражаться с завязанными глазами. У Феликсы не было оружия, и она создала копье из молодого дерева и бронзового пера гарпии, выпавшего из тела химеры. Она обратила перо в острый стальной наконечник, чтобы пробить бронзовую броню. Только совместными усилиями они совладали с врагом: ее, отца, воинов и даже мальчишек, шедших на посвящение.
Один из них и назвал ее тогда Стальной Гарпией. Юный Джареки, сын Джорамана, держал вместе с ней копье, пронзившее голову химеры. Он дал ей новое имя, а она протянула ему руку, чтобы вместе пройти посвящение.
Вот на чью помощь Феликса рассчитывала — названных братьев и сестер, Отца Воинов и Матери Племени.
— Хорошо устроились твои друзья, — сказал ей на привале Таджи. — Реки вокруг, леса богатые. Живи, в ус не дуй!
— Как бы не так, — возразил Ранжисона. — Дух Серебристых Форелей, мать-гора Джораакинли, бывает страх как свирепа в гневе. Когда Джораакинли гневается, небо серо от пепла, и люди молятся, чтобы огненные реки не потекли по их землям.
— Когда я была здесь, Джораакинли была милостива к нам, — рассказала Феликса. — А вообще Таджи прав. Завтра увидите, как они здорово живут. Хотя я уверена, что у вас на родине не хуже.
— Наша родина — саванна, — пожал плечами Таджи. — Где реки есть — красиво. А где воды нет, там… тоже красиво, но не так. И очень тяжело жить.
— На Паланийских островах тяжелее, — вмешался Кистень, прожевав свою порцию печеного мяса и облизав пальцы. — Особенно к северу. Холод собачий, пресная вода на вес золота. Все сухопутные дороги промеж скал… Я хлеб нормальный знаешь когда попробовал? — Таджи замотал головой, хотя Кистень не ждал от него ответа. — Позже водки! Уже старый был, лет под тридцать… — он подмигнул Феликсе и Ранжисоне, мол, для молодежи все старики.
— Есть места похуже, — напомнил Данатос. Он тоже был не в восторге от портового города, но в лесу приободрился. — Кирийская тундра, например.
— Арделорейская тундра, которая с ней граничит, еще суровее, — покачала головой Феликса. — Хоть и невелика. Самое место для цитадели ассасинов.
— Тундра — это где деревья с локоток? — нахмурилась Ринна. Данатос кивнул. — Ой, это вообще ужас. Ну, если байкам верить.
Охотница исправно соблюдала назначенные Брисигидой процедуры. Она и теперь втирала в щеку горькую мазь, уже не стесняясь своих шрамов.