Живи и помни
Шрифт:
Скажи мне, сын, что ты собираешься делать в ближайшее время, какую роль и место ты отводишь в своей жизни для Ольги Николаевны Мирзоян? Для женщины, которой уже 25 лет, чужой жены, не совсем подходящей тебе по воспитанию, образованию. Я не требую, чтобы ты отвечал мне теперь же. Обдумай все серьезно. Все взвесь до конца, ведь твоя жизнь только начинается. А вечером мы с тобой поговорим.
Я, разумеется, всегда буду на твоей стороне, буду помогать, как бы ты ни решил, ты это должен знать. Но я не хочу думать, что ты превратно используешь мою любовь к тебе. До вечера, дорогой.
Отец тепло простился с сыном и ушел к себе.
Семен сидел, ошеломленный, огорченный тем, что причинил столько горечи и беспокойства
Семен метался по кабинету, представляя свою жизнь с Олей до мельчайших подробностей. Представляя и так, и эдак.
Весь измученный, так ни к чему не пришедший, оделся и уехал. Он решил побыть в обществе, вне дома. Отправился обедать в ресторан, сидел один за столом, заказав вино, что делал очень редко.
В дальнем углу ресторана, за большим столом, сидела веселая компания, что-то наперебой доказывая друг другу. Многие из присутствующих были знакомы Семену. Это была передовая, деятельная интеллигенция, которая считала, что жить вне народа – дело невозможное, поэтому тот, кто хочет жить сам, должен жить и для него. И что дворянству не укрыться за романами Льва Толстого и гениальными симфониями Чайковского. Должно быть движение в народ. Надо заниматься делом и для себя, и для всей России.
Здесь присутствовали инженеры-промышленники, горнодобытчики, предприниматели, которые поддерживали взгляды Бакунина, Грибоедова, Лермонтова…
Вот Борис Зборона, 25 лет, грек, предводитель греческой диаспоры в Таганроге, богатый купец.
Сергей Владимирович Асташев – миллионер, молодой предприниматель с передовыми идеями, много делает для процветания города.
А вот Александр Андреевич Ауэрбах – инженер-горнодобытчик, тверской дворянин, недавно приехавший в Таганрог, откуда начинались поиски каменного угля в Донбассе.
Семен молча обедал в одиночестве, невольно прислушиваясь к доносившимся из-за соседнего стола репликам. Многое из сказанного он полностью разделял. И невольно его личные проблемы ушли на второй план. Наплывало чувство ответственности, чести и долга перед Россией.
Пообедав, он подошел поздороваться к шумному столу, где было много знакомых, но были и те, кого он видел впервые.
Вдруг в раскрытые окна ресторана ворвались порывы ветра, шум деревьев, запах моря. Служащие кинулись закрывать окна. Приближалась гроза. Яркий солнечный свет, что вливался в высокие окна, вдруг погас, словно потухла хрустальная люстра, ярко светящая каждой своей гранью. Стало темно. Зажгли свет. Послышались раскаты грома, и яркие вспышки молний озаряли все вокруг. Деревья мотало так, что, казалось, сейчас их переломит, как соломинки, и унесет бог знает куда. При порывах ветра поднимались тучи горячей пыли. Все смешалось. Гром гремел беспрестанно. И все это длилось не более получаса. Затем небо стало светлеть, и полил дождь. Нет, не дождь – ливень, водопад воды, дающий второе дыхание всему живому. Вскоре дождь закончился, а гроза ушла в сторону моря. Город, умытый и очищенный, в благоухающем убранстве зелени, был прекрасен. Стали открываться окна, двери. Люди, вдохнувшие полной грудью, благословляли природу за преподнесенный божий дар.
Семен знал, что не сможет вернуться сейчас домой к батюшке, понимал, как тяжела для него неизвестность, неопределенность положения. И он едет в театр, зная наверняка, что встретит там Ольгу. Понимает, что необходимо решить все сейчас.
Да, Оленька была там, но муж не спускал с нее бдительного взгляда ни на секунду. И они никак не могли поговорить. Семен не знал, как же быть.
«Саша, да, Саша должен мне помочь. Ведь он один в курсе всех моих любовных дел».
Он разыскал Александра, и они договорились, что Семен сейчас уедет, причем демонстративно, чтобы это видел Мирзоян, и тогда Саша передаст Ольге письмо, в котором Семен просит ее о свидании.
Придя на встречу, Ольга сама, своим женским чутьем поняла: что-то произошло, причем далеко не радостное.
– Оленька, нам надо поговорить, и поговорить серьезно. У меня кончается отпуск, и я должен вернуться в Петербург. Я не могу просто так уехать, я люблю тебя. И тебе необходимо развестись с Мирзояном.
Хотя Семен говорил ласковые слова, Оля чувствовала, что это их последняя встреча, что она не сможет больше быть с ним. Хотя судьбы их пересеклись, но они никогда не смогут быть вместе. Она не сможет дать ему той блестящей жизни, которая у него только начинается. Она ему не пара. Она благодарна ему за те сказочные мгновенья, что он ей подарил.
Семен что-то говорил, доказывал. Но Оля уже давно все решила, со всем смирилась. Она просто любовалась им, смотрела на Семена и ничего не говорила. Жалела лишь об одном: что Бог не послал ей от него ребенка, на которого бы она перенесла всю свою любовь к Семену.
Она пыталась улыбаться, заставила себя сказать Семену несколько ласковых слов, на что тот ничего не ответил, безмолвно стоя перед ней. Наступила жуткая тишина. Что-то промелькнуло в лице Семена, отразив бессильный гнев, горькую скорбь, усталое отречение и даже как будто страх. Затем в безмолвной признательности он снял шляпу и вышел. До Ольги донесся звук его удаляющихся шагов. Она понимали, чего это ему стоило. В ушах у нее шумело, словно где-то бежала вода, хотелось только покоя. Ольга села в коляску и велела ехать домой. Все было кончено… Все… Все…
Семен отправился домой и поспешил сообщить батюшке, что утром они едут в имение, не объясняя ничего. В эту ночь он не смог заснуть ни на минуту.
Утром он застал батюшку уже на ногах, он смотрел на сына с мягкой нежностью и пониманием. Отцу было очень жаль сына, ведь он понимал, как тот себя чувствует сейчас. Ехали молча. Через два часа были дома. Когда они вошли в гостиную, матушка была там. Семен подошел к ней. Он всегда был нежен с ней, и ему вдруг пришла мысль, заставившая его содрогнуться. За все это время он ни разу не подумал о родителях. О том, сколько горьких минут выпало на их долю по его вине. У него больно сжалось сердце.
– Милые мои, дорогие… – прошептал он, целуя руки матери.
Необыкновенное тепло и успокоение повеяли на Семена. Родительский дом так много значит в жизни любого. Все душевные и физические сомнения покидают вас, становится так легко и безопасно, тут тебя всегда встречают любящие глаза и руки родителей, хочется отдаться этой неге и плыть…
Так с неделю Семен пробыл в Дубовом. Затем, после тягостных прощаний с родителями, отправился в Петербург. Подъезжая к Питеру, он неожиданно столкнулся с Александром Ауэрбахом, который ехал, как он выразился, «жениться». Но поначалу ему необходимо по службе заехать в Питер. Александр рассказал, что познакомился со своей невестой Софьей В. у своих родителях в Тверской губернии, когда вернулся из-за границы. Она гостила у их соседей – сестер Верц. Это были просвещенные девицы, у которых собиралась молодежь с передовыми взглядами, бывал и Александр Андреевич. Там он познакомился и со Львом Толстым, который еще не взирал на мир из-под насупленных бровей, а был молодым, веселым офицером в отставке.