Живи и помни
Шрифт:
– Лопатин?.. Герман Александрович?.. – вскричал Семен изумленно. – Да вы знаете, кто я? Я ваш кузен! Да, двоюродный брат, Каменев Семен Петрович!
Лопатин тоже с изумлением смотрел на Семена, но его эмоции не были настолько резкими и сильными.
– Право сказать, встреча довольно неожиданная. Я, конечно, знал, что вы учитесь в Петербурге, но чтобы встретиться вот так, да за такими спорами… Извините, не ожидал. Очень рад. Что ж, это делает вас еще более интересным собеседником. Я уважаю интересных, любопытных людей. Нельзя просто плыть по течению.
Ну, расскажите о Таганроге, о себе, о родных. Давно там не был, все как-то
Так беседовали двое, почти одного возраста молодых людей. Оба – образованные, умные. Один – ищущий в своей жизни ответа на многие вопросы. А другой – в основном, уже знающий эти ответы и решивший, что ему надо от этой жизни и чем она будет заполнена. Оба были полны сил и энергии, красивы и молоды.
Глава четвертая
Жизнь в Петербурге у Каменева шла своим чередом.
Приближалась весна, и никакие катаклизмы в политической жизни России не могли ее остановить. Наступала пасха, наиболее чтимый и веселый праздник. Тают громадные сугробы, лежащие всю долгую зиму, бурные ручьи бегут по улицам. Вовсю пригревает солнышко. Каждый день несет изменения в природе. Люди стараются после зимних морозов и метелей, порядком надоевших, подольше оставаться на улице. Громко чирикают воробьи, огромными стаями перелетающие с одного двора на другой.
Толпы народа спешат в церкви послушать те трогательные места, в которых говорится о страданиях Христа. На последней неделе страстного поста, когда нельзя есть даже рыбу, в субботу все отправляются ко всенощной. Все церкви разом освещаются, с сотен колоколен раздается радостный перезвон колоколов. Начинается всеобщее веселье. Церкви, залитые светом, пестреют нарядами дам, даже самые бедные в этот день постараются справить обнову. Готовятся к празднику заранее, исподволь. Столы в этот день ломятся от яств. Самые вычурные пасхи и куличи, освещенные для разговенья, разложены по столам, которые не убираются всю пасхальную неделю. Гости приглашаются закусить, отобедать.
С утра к Семену приехали Николай Репнин с Сергеем Юшновым, чтобы пригласить его к себе на пасхальный обед. Николай один из всех друзей Семена жил в родительском гнезде. Все же остальные, как и сам Семен, жили холостыми квартирами, вдали от родительских домов.
– Ты все еще не готов? – возмутился Николай.
– Я сейчас, мигом. Степан, одеваться!
– А знаете ли, друзья, что Чернышевского арестовали, и он сидит в Петропавловке? – спросил Сергей.
– За что? Что сделал? – возмутились товарищи.
– Ничего особенного. Талантливый человек и очень большое влияние имеет на молодежь! Вы же это и сами отлично знаете. А разве может правительство терпеть это! Это недопустимо.
– Да, жалко, симпатичный человек, я был на одной из его лекций в университете, – сказал Семен.
– Да, еще у Назимова, в его салоне, художник Шварц выставил свою новую картину, называется «Иван Грозный убивает своего сына». Изумительная вещь, надо обязательно сходить посмотреть.
Так за разговорами друзья сели в коляску и покатили к Репниным. Эта фамилия считалась одной из старинных, которые исчезали мало-помалу, уступая место именам новых людей, и с завистью смотрели на пеструю толпу у трона, занимавшую высокие посты в новой столице на берегу Невы. Некоторые старые корни пускали молодые побеги, которые отличились в различных краях России, богатея и приобретая более роскошные дворцы в центре Петербурга. Другие засыхали на корню, не дав побегов, и древние фамилии исчезали навсегда. Хотя молодые и делали карьеру при дворце, все же почитали традиции древних родов.
Все старые богатые дома были похожи друг на друга. Улицы, где они селились, были тихи, чисты, в стороне от шума и суеты города, жизнь текла здесь мирно и спокойно. По крайней мере, на первый взгляд. Утром никого нельзя было встретить на улице. Только в полдень появлялись дети со своими гувернерами-французами, вышедшие на прогулку. Лавки на этих улицах не допускались. А на углах обязательно стояла будка с будочником, который целый день стоял рядом, отдавая честь проходившим мимо военным. А к вечеру он забирался в свою тесную, темную будку, занимаясь своими мелкими делами: чинил обувь, тер табак и т. д.
Князь Николай Репнин недавно закончил военную коллегию, куда попал не по своему выбору, а по указанию царя Александра Второго, который издал указ: дети офицеров, начиная с грудного возраста, обязаны быть зачисленными в военные учебные заведения, дабы поддержать традиции дедов. Среди них оказался и Николай.
Князья Репнины берут свое начало еще от Елизаветы Петровны. Будучи принцессой, она увлеклась сержантом Измайловского полка Алексеем Разумом, ставшего затем, с восшествием Елизаветы на престол, видным государственным деятелем и негласным ее супругом, сменив фамилию Разум на Разумовский. Он служил в полку вместе с отцом Николая Репнина, были друзья. Став царедворцем, Разумовский не забыл и своего друга, помог и тому подняться, стать на ноги. Служили они всегда по военной части, что досталось и Николаю.
Во двор дома вели массивные, широкие ворота.
На медной доске над калиткой были герб и фамилия князей Репниных. Дом выходил парадными окнами на улицу, а на просторном дворе находились многочисленные службы: конюшни, кухни, сараи, погреба, людские.
Внутреннее убранство тоже мало чем отличалось от других барских домов. У всех – почти одинаковое расположение комнат. Вот огромная зала, пустая и холодная, с рядами стульев вдоль стен, а в углу – рояль, картины по стенам, канделябры на ножках. Здесь проходили балы и парадные обеды. Затем гостиная в 3–4 больших окна, с неизменным круглым столом, диванами. Несколько маленьких изящных столиков, заваленных всевозможными безделушками, стулья, козетки. Далее шли: столовая, малая гостиная, спальни, детские, кабинеты.
Приехав, друзья застали уже всех гостей в сборе. Была здесь и молодежь. Застолье было шумным и веселым. После долгого, сменявшего несколько раз блюда обеда друзья прошли в кабинет Николая пить кофе.
– Сергей, ты сегодня что-то такой скучный, на себя не похож, что случилось? – спросил Семен – Давай, выкладывай.
– Я в совершенном отчаянье. Сбит с толку, не знаю, что предпринять.
– Выкладывай, в чем дело, – встревожились товарищи.
– Ну, вы знаете, я люблю Вареньку Сташевскую. Мы пока скрываем нашу помолвку, она должна закончить Смольный. Но, похоже, мы попали в беду. Император Александр, встретив Варю на балу в Смольном, воспылал к ней. Вы же знаете, он волочится за каждой юбкой, и никто не смеет ему отказать. Что делать, ума не приложу. Правда, император еще не знает, кто она. Но ведь это не проблема для его ищеек.