Живи высочайшей милостью
Шрифт:
— А если мы что-то найдем, — перебила его Сандра, — вы объявите, что это ловушка. Вы побоитесь использовать находку. Вы уже запретили пользоваться дверьми, боясь, что они могут оказаться ловушками.
— Я уверен в этом, — кивнул генерал, — и не хочу, чтобы, пытаясь найти пастора, кто-нибудь из вас попался.
— Я заглянул в смотровое окошко, — сказал Юргенс. — Пастора не видно.
— А вы чего ждали? — поинтересовался генерал. — Увидеть пастора, показывающего нам нос? Стоило ему ступить за дверь, как он припустил
— Возможно, это и к лучшему, — предположила Мэри. — Может быть, там он будет счастлив. Я помню выражение его лица, когда он заглянул в окошко. Единственный раз я видела его счастливым. Для пастора в том мире было что-то весьма притягательное. Он манил нас всех, но пастора — особенно.
— Да, — согласился Лэнсинг, — он действительно выглядел счастливым.
— Так что же вы двое предлагаете? — спросил генерал. — Выстроиться в шеренгу перед дверью, а затем дружно войти в нее?
— Нет, — ответила Мэри, — нам это не годится. А у пастора не было иного выхода. Я надеюсь, он наконец нашел успокоение.
— Счастье не должно быть высшей целью, — заявил генерал.
— Стремление к смерти — тоже, — возразила Мэри. — Хотя похоже, именно такова ваша цель. Я убеждена, что ваш любимый город истребит нас поодиночке. Эдвард и я не собираемся спокойно дожидаться этого. Завтра утром мы уходим.
Сквозь пляшущее пламя Лэнсинг посмотрел на Мэри и на какое-то мгновение почувствовал желание обнять ее. Однако остался сидеть на прежнем месте.
— Наша сила в единстве, — настойчиво произнес генерал. — А вы пытаетесь посеять раздор между нами…
— Это я во всем виновата! — раздался крик Сандры. — Если бы я не оставила пастора одного!
— Вы тут ни при чем, — попытался успокоить ее Юргенс. — Пастор ждал удобного случая. Это случилось бы если не сегодня, так днем позже. Он бы не успокоился, пока не проник в тот мир.
— Думаю, вы правы, — согласился Лэнсинг. — Он был целеустремленным человеком. Я не понимал, насколько он отдалился от нас, пока не поговорил с ним прошлой ночью. Я убежден, что никто не должен винить себя за то, что произошло.
— А как насчет ухода из города? — вернулся генерал к прежней теме. — Ваше мнение, Лэнсинг?
— По-моему, нам всем надо уйти отсюда. В городе есть что-то зловещее. Полагаю, вы тоже это чувствуете. Город мертв, но даже мертвым он наблюдает за нами. За каждым нашим движением. На время вы можете забыть о слежке, а затем ощущение слежки возникает вновь, неожиданно, как нож в спину.
— А если мы останемся?
— Я ухожу, и вместе со мной идет Мэри.
Он вдруг подумал, что мысль уйти из города ему самому не приходила в голову. Интересно, как Мэри догадалась? На каком подсознательном уровне Они общались?
— Еще несколько дней, — взмолился генерал, — несколько дней, вот все, о чем я прошу. Если ничего не прояснится, мы все вместе двинемся дальше.
Ответа не последовало.
— Три дня, всего три дня…
— Я не из тех, кто торгуется за каждый грош, — наконец проговорил Лэнсинг. — Если Мэри не против, я пойду вам навстречу. Два дня. И все. Больше отсрочки не будет.
Генерал бросил на Мэри вопросительный взгляд.
— Хорошо, — согласилась она, — только два дня.
Юргенс неуклюже поднялся:
— Займусь ужином.
— Нет, позвольте мне, — попросила Сандра. — Мне станет легче, если я буду занята делом.
Где-то вдали послышался ужасный вой. Они замерли на месте, боясь шелохнуться. Как и прошлой ночью, одинокое существо на вершине холма выплескивало в рыданиях несказанную боль.
Глава 18
ВТОРОЙ ИЗ ОГОВОРЕННЫХ ГЕНЕРАЛОМ дней подходил к концу, когда Мэри и Лэнсинг сделали открытие.
Между двумя зданиями в конце узкого прохода они обнаружили зияющий пролом. Лэнсинг посветил фонариком. В луче света они увидели узкую лестницу, невероятно массивную.
— Оставайтесь здесь, — велел Лэнсинг, — а я спущусь и посмотрю. Там, наверное, и нет ничего.
— Я пойду с вами, — возразила Мэри. — Не хочу оставаться одна.
Лэнсинг протиснулся в отверстие и стал осторожно спускаться по крутым ступенькам. Стук каблуков и шарканье подсказывали, что Мэри шла за ним, стараясь быть как можно ближе. Лестница оказалась длинной. Лэнсинг добрался до площадки и обнаружил еще один пролет, ведущий вниз. Сделав несколько шагов по ступенькам второго пролета, он услышал бормотание и замер, прислушиваясь; от неожиданности Мэри наткнулась на него.
Бормотание было тихим. Пожалуй, слово «бормотание», первым пришедшее в голову, не совсем подходило к этому звуку. Скорее пение, хотя и без слов; кто-то словно бы тихо напевал себе под нос. Голос низкий, похожий на мужской.
— Кто-то поет, — прошептала Мэри.
— Что ж, пойдем посмотрим, — ответил Лэнсинг. На самом деле ему вовсе не хотелось идти туда. Будь его воля, он бы развернулся и убежал. Хотя пение (если это пение) походило на человеческое, в воздухе витало нечто такое мрачное и чуждое, что у Лэнсинга разыгрались нервы.
Он спустился на следующую площадку и оказался у третьего пролета. Пение стало слышнее, и внизу Лэнсинг увидел мягко светящиеся пятна, будто сверкающие в темноте кошачьи глаза. Лестница кончилась, еще несколько ступенек — и вместе с Мэри они оказались на металлической дорожке.
— Механизм, — предположила Мэри, — или машина.
— Трудно сказать, — откликнулся Лэнсинг, — по-видимому, какое-то устройство.
— А ведь оно работает, — сказала Мэри. — Заметьте, это первый обнаруженный нами признак жизни.