Живи высочайшей милостью
Шрифт:
— Лэнсинг, мы в состоянии сами отвечать за свои поступки.
— Я-то знаю это, но он так не думает. Скорее всего он упрекает себя за то, что произошло с пастором.
— Но он ведь не любит пастора.
— Да. Пастора никто не любит. С ним трудно ужиться.
— Почему же вы пошли с ним гулять?
— Не знаю. Наверное, просто из жалости. Он кажется таким одиноким. Человек не должен быть так одинок.
— На самом деле именно вы заботитесь обо всех нас, хотя и не демонстрируете этого. Вы ведь никому не рассказали обо мне, о том, кто я и откуда прибыл.
— Когда
— Но вам я сказал. Вы понимаете, что я имею в виду. Вам я все рассказал. Я доверяю вам. Не знаю почему, но думаю, что поступил правильно. Я хотел, чтобы вы все знали.
— Наверное, я похож на отца-исповедника.
— Я думаю, вы больше чем духовник, — сказал Юргенс с чувством.
Лэнсинг поднялся и пошел к выходу. Остановившись на ступеньках лестницы, он оглядел площадь. Какая мирная картина! Восток уже посветлел, однако солнце еще не взошло. В неярком утреннем свете стены домов, окружающих площадь, казались розовыми, а не красными, как при дневном освещении. В воздухе еще чувствовался ночной холод. Где-то в руинах попискивала одинокая птичка.
Лэнсинг услышал шаги за спиной и обернулся. По ступенькам спускался генерал.
— Кажется, пастору лучше, — произнес он вместо приветствия.
— По словам Юргенса, сначала у него был сильный озноб, но последние несколько часов он спит.
— Он создает нам дополнительные сложности, — нахмурился генерал.
— Каким образом?
— Мы должны продолжать поиски. Нам надо прочесать город. Я убежден, здесь существует нечто, что должно быть обнаружено.
— Давайте потратим несколько минут на анализ ситуации, — предложил Лэнсинг, — мы ни разу не пытались этого сделать. Полагаю, вы уверены, что существует ключ, найдя который мы сможем вернуться в наши миры.
— Нет, — покачал головой генерал, — не думаю. Нам не удастся попасть обратно. Этот путь закрыт для нас. Но должна существовать другая дорога, куда-то еще.
— Вы думаете, мы были доставлены сюда кем-то или чем-то, специализирующимся на головоломках? По замыслу неведомого автора, существует место, куда мы должны добраться, и мы должны найти его самостоятельно. Как крысы в лабиринте?
Генерал бросил на него мрачный взгляд:
— Лэнсинг, вы выступаете в роли адвоката дьявола. С чего бы это?
— Возможно, потому, что я понятия не имею, почему мы здесь и что нам следует делать.
— Вы предлагаете дать событиям развиваться своим чередом?
— Вовсе нет. Мы должны выбраться отсюда, но, право, я не знаю как.
— Я тоже. Тем не менее придется заняться поисками. Мы все должны участвовать в обследовании города — но как оставить пастора одного? Кто-то должен остаться с ним, а это значит, что мы теряем не одного человека, а двух.
— Вы правы, — согласился Лэнсинг, — нельзя оставлять пастора без присмотра. Я думаю, с ним побудет Юргенс. Ему все еще трудно ходить.
— Нет, Юргенс понадобится нам. У него хорошая голова. Он немногословен, но у него бывают здравые мысли. И верный глаз, многое замечающий.
— Прекрасно. Берите его с собой. Останусь я.
— Нет, не вы. Вы тоже нужны. Как вы думаете, Сандра согласится остаться? От нее, пустоголовой, мало проку в разведке.
— Лучше спросить ее саму, — предложил Лэнсинг.
Сандра не возражала. Все прочие после завтрака отправились в город. Генерал подробно разработал план вылазки.
— Лэнсинг, вы с Мэри идите вон по той улице до конца. Пройдете всю и возвращайтесь по соседней. Мы с Юргенсом будем делать то же самое, начав с противоположного угла площади.
— А что мы должны искать? — спросила Мэри.
— Все необычное. Все, что бросается в глаза. Не пренебрегайте интуицией — иногда предчувствия стоят многого. Если бы время и наши силы позволяли, хорошо бы осмотреть дом за домом. К сожалению, это невозможно. Нам придется положиться на волю случая.
— Все это звучит очень неопределенно, — неодобрительно произнесла Мэри, — от вас я ожидала более логичного плана.
Мэри и Лэнсинг пошли вдоль указанной улицы. Ее то и дело перегораживала полуобвалившаяся кладка. Ничего необычного они не обнаружили. Неопрятные облупившиеся каменные здания мало отличались друг от друга. Они походили на жилые дома, но полной уверенности в этом не было.
Лэнсинг и Мэри осмотрели несколько домов, в общем-то ничем не отличавшихся от остальных. Пустые комнаты производили неприятное впечатление. Пыль, покрывавшая все предметы, лежала нетронутой. Лэнсинг попробовал представить эти комнаты населенными веселыми и счастливыми людьми, но у него ничего не вышло. Все мертво: город, дома, комнаты. Они умерли слишком давно, чтобы служить прибежищем хотя бы для призраков. Строения утратили саму память; ничто не напоминало о прошлом.
— По-моему, это бесполезно, — наконец не выдержала Мэри, — поиск вслепую неизвестного фактора. Даже если он и существует, а мы этого достоверно не знаем, пройдут годы, прежде чем мы отыщем нужное нам. Наш генерал просто спятил.
— Он не спятил, — возразил Лэнсинг. — Но преследует безумную цель. Он был уверен, что ответ на все наши вопросы мы найдем в городе. Но город представлялся ему несколько иным, он надеялся встретить здесь людей.
— Но коль скоро людей мы не нашли, почему бы не отказаться от навязчивой идеи?
— Мы с вами, вероятно, именно так бы и поступили. Мы готовы признать собственную неправоту и действовать в зависимости от ситуации. Генерал же не может отказаться от разработанного им плана операции. Он ни за что в жизни не изменит своего мнения.
— Ну и что же мы будем делать?
— Пока подыграем ему. Будем считать, что нам по пути. Может быть, скоро он убедится в ошибке.
— Боюсь, нам придется слишком долго ждать.
— Вот тогда и будем решать, что делать.
— Хорошо бы вколотить немножко разума в генеральскую голову.
Лэнсинг усмехнулся, Мэри ответила ему улыбкой.
— Может, и не слишком гуманно, но эта мысль доставляет мне удовольствие, — заключила Мэри.
Они поднялись с каменной плиты и собрались было идти дальше, как вдруг Мэри насторожилась: