Живи!
Шрифт:
Двигаясь почти бесшумно, он ловко проник в комнату отца. Здесь царил сумрак, и пахло перегаром; отец спал на софе, отвернувшись к стене. Его кошелек лежал в серванте, в том его отделении, где полагается находиться спиртному — то есть в баре. Влад на цыпочках прокрался к бару и решительно потянул за ручку: дверца со слабым скрипом отворилась. Влад тут же увидел тугой кожаный кошелек и схватил его. Поборов дрожащими пальцами неподатливую застежку, вытащил из отделения для купюр сотню и поспешно сунул кошелек на место. Отец закряхтел, переворачиваясь на спину. Влад замер, сердце его билось как у трусливого тушканчика. Но отец,
— Влад! — вдруг позвал отец.
Мальчишка замер посреди комнаты. Он только-только собирался бесшумно выскользнуть за порог, как… Пот стекал с Влада полноводными ручьями.
— Да, папа… — пролепетал он.
— Ты что в моей комнате делал?
— Ну, так…
— Что?
— Ну… просто ходил, думал.
— О чем это ты думал?
— О маме! — удачно соврал Влад. — Ну… как она там, увижу я ее… там…
— Ладно уж… — пробормотал отец, укладываясь поудобнее. — Иди спать, думальщик… а о матери и вспоминать забудь… не увидишь ты ее никогда. Только на фотографиях.
— Заткнитесь! — заорала Марийка из своей комнаты. — Дайте поспать, мне вставать скоро!
Во время завтрака Влад поглядывал на отца, ожидая разоблачения и жуткого наказания, но тот ничего не сказал. Угрюмый и молчаливый, он бухнул на стол перед сыном тарелку рисовой каши и удалился в зал. Влад только рад был. Голодным волком набросился на еду (хотя обычно не любил есть по утрам) и, проглотив кашу в мгновение ока, кинулся одеваться. Марийку он не застал: сестра ушла еще раньше. Через пять минут Влад уже выходил из подъезда с «изукрашенными» матюками стенами и темными потеками у плинтусов. На втором этаже чернела надпись, выжженная спичками: «Господа, не писайте в подъезде, мы всё-таки Европа», однако запах, царивший на лестничной клетке, опровергал это смелое утверждение. В руке Влад держал старый потертый портфель. На голове у него подпрыгивал помпончик. Раньше Влад очень стеснялся этой слишком детской вязаной шапки с помпончиком, но сейчас было не до нее: он волновался, и не об украденных деньгах, а о странном сне.
Во сне Пончиков казался давним знакомым, хотя на самом деле Влад видел его всего раз в жизни — вчера. Что он говорил? Как стать знаменитым? И что-то насчет того, что надо подстраиваться под массы… а потом, наоборот, сказал, что надо прочувствовать жизнь и смерть.
На лавочке у подъезда пыхтел дешевой папиросой Ханс Гутенберг, сосед по лестничной клетке.
— Доброе утро, — машинально поздоровался Влад.
— Tagchen, — буркнул Ханс по-немецки и пустил дым колечками, но они расплылись от порыва колючего ветра. — Wohin gehst du?
— В школу, — ответил Влад, уловив общую вопросительную интонацию, из которой понял только слова «куда» и «ты». Гутенберг часто изъяснялся на родном языке, и то, что окружающие его не понимают, похоже, доставляло ему удовольствие. Ругался же он исключительно по-немецки.
Влад ускорил шаг, чтобы не опоздать.
На углу Черной и Речной «Фольксваген Жук» врезался в столб, люди окружили машину, не давая Владу перейти дорогу. До школы оставалось два квартала. А народ суетился, напирал, и вскоре худенький Влад, бесстрашно ринувшийся в толпу, крепко завяз. Людским течением его отнесло к месту аварии.
Влад, насупясь, разглядывал стеклянные
— Да пьяный он, — шушукались за спиной.
— А че, раз пьяный, так и не человек?
— Дык сам виноват!
— Эй, пацан, отзынь, куды прешь?
К мужчине никто не подошел, все только глазели.
— «Неотложку» вызвали? — то и дело спрашивал кто-нибудь из толпы.
— Вызвали, — успокаивали его.
— Значит, нормально…
Но Влад-то видел, что вовсе не нормально! На дорогах гололед, «неотложка» не успеет приехать. А водитель «Жука» мог умереть в любой момент. Он хрипло дышал и с трудом шевелил правой рукой, на губах его пузырилась кровь. Вот он вздохнул последний раз и замер. Влад понял, что время терять нельзя — он отбросил ранец и кинулся к несчастному. На дополнительных уроках по основам безопасности он единственный практиковался на манекене, отрабатывая на пластмассовой кукле навыки искусственного дыхания, и сейчас действовал строго по инструкции. Ритмично надавливал мужику на грудь и, кривясь от перегара и едкого запаха лука, вдыхал в рот пострадавшего зимний воздух.
— Вот придурок! — донеслось из толпы.
— Героем хочет себя показать!
— Эй, пацан! Пацан с помпончиком, тебе говорю! Отойди от тела! Немедленно отойди — не твоя это забота, а врачей! Отойди, кому сказал!
— Да тут не врачи нужны… — рассудительно заметил кто-то. — А труповозка с веселым водилой за рулем.
— Как можно, товарищ!
— Какой еще «товарищ»? Коммуняка чертов!
— Господа, успокойтесь! Мальчик молодец, он старается!
— Ты что, хочешь сказать, что я не стараюсь?
— Да он тебя на хрен послал!
Обстановка накалялась. Влада тронули за плечо, потом схватили, потянули, но мальчик всё-таки успел еще раз вдохнуть воздух в легкие шофера, и случилось чудо! Мужчина стал дышать. Как раз подъехала «неотложка». Санитары действовали расторопно: они схватили слабо дышащего водителя за руки-ноги, уложили на носилки и закинули в карету. Завывая сиреной, «неотложка» умчалась. Толпа, не спеша, стала расходиться, обсуждая так и сяк необычный случай. Краснолицый, бородатый мужчина, державший Влада за плечи, зачем-то отвесил ему несильную, но обидную затрещину, отпустил мальчишку и, пошатываясь, побрел к супермаркету. Быть может, чтоб купить бутылку и побыстрей расслабиться. Влад, которому происходящее казалось дурным сном, с трудом отыскал ранец — кто-то шутки ради отпихнул его к мусорному баку.
В голове у Влада звучали слова: «Вам надо прочувствовать жизнь и смерть. Вам всем надо прочувствовать жизнь и смерть…»
На перекрестке с виду нищая бабушка протянула ему замурзанную бумажную салфетку.
— Рожу-то вытри… — посоветовала сердобольная старушка. — В кровяке весь…
— Вам надо прочувствовать жизнь и смерть, — ляпнул Влад.
— Куда уж дальше чувствовать… — усмехнулась бабка.
Подходя к школе, Влад уже стыдился своего поступка. Зачем, спрашивается, полез, куда не просили? Никто ведь не заставлял спасать водителя, да он, водила этот, в конце концов, сам виноват был — сел за руль в такую погоду! Да еще нетрезвый! Влад стал представлять, как бы он сейчас всё переиграл.