Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне
Шрифт:
И вот пришел день, когда мы узнали, что намечено наступление на Абинскую. Скорее, это был не день, а вечер. Уже стемнело, когда передали, что завтра, 10 марта, полк начнет наступление. Нам выдали скромное энзэ — по шапке сухарей. Мы припрятали сухари в вещмешки. Я проверил свой автомат. Он действовал безотказно.
Все отделение собралось у небольшого костра. Подбрасываем в костер сучья, тихо переговариваемся. Каждый в эту минуту думает о своем. Я начал говорить о том, что нас ждет завтра. О предстоящей операции, о том, как должен действовать каждый из нас. Главное — держаться друг друга, не отставать я не забывать о товарищах. После этого все как-то успокоились. Впрочем, я мог бы об этом и не говорить — все подразумевалось само собой. Но молчать в эти часы было тягостно. И живой голос ободрял и как-то делал
Забылись коротким сном на согретой костром земле. Задолго до рассвета полк подняли и вывели на железнодорожное полотно. Было темно, морозно, ярко блестели звезды над головой. Не прошли мы и двух — трех километров, как впереди нас раздались сухой треск взрывов и крики раненых. Те, кто шел впереди, нарвались на заложенные немцами в железнодорожном полотне мины. Мимо нас побежали к месту взрыва санитары. Полк свернул в сторону и направился вдоль обочины железнодорожного полотна.
Прошли еще с километр. Поступает приказ: свернуть вправо. Полк растягивался, чтобы начать наступление на Абинскую с северо — восточной стороны. Идем по схваченной морозом, чуть грузнувшей пахотной земле. Каждому батальону, роте и взводу — свой участок. И мое отделение' тоже заняло свое место. Сзади нас отрывают окопчики командиры взвода и роты. Выбираем и мы удобные места и окапываемся в темноте. Перед станицей — укрепления гитлеровцев: окопы, дзоты. Лежим тихо. Делаем все скрытно.
На рассвете — артиллерийская подготовка, налеты нашей авиации на укрепления гитлеровцев. Потом дымовая завеса.
Холодная земля бросает в дрожь. Кое-кто закуривает. Шепчу: «В рукав, чтобы не видно было».
Гулко, одна за другой ударили подтянутые к станице наши батареи. Впереди всполохи огня, взметнувшаяся веером земля. И сразу застучали немецкие пулеметы. Ждем самолетов. Но их все нет. Наконец, несколько наших самолетов пролетели над немецкими окопами и скрылись.
Все больше светает. Впереди взметнулись клубы дыма. Это наши саперы ставят дымовую завесу. Взлетела в небо ракета — сигнал к наступлению.
— Вперед, товарищи! — кричу бойцам и сам бегу вперед. Смотрю на товарищей — они рядом, не отстают. Уже совсем светло. Отчетливо виден каждый бугорок, схваченные морозом лужи, каждая впадина. Впереди дымовая завеса, но и она постепенно рассеивается. Бежим рывками — метров десять и к земле. Иначе нельзя — пули как град. Только слышен посвист пролетающих мимо нас пуль. Снова вперед. Никто из отделения не отстает. Кто-то из «старичков» отделения в горячке и запале бежит прямо по замерзшей луже. Ледок проламывается, и «старичок» хлюпает ботинками по воде. Успеваю крикнуть: «Обходите лужи! Иначе ноги будут мерзнуть!» В эти секунды подумалось и об этом.
Рядом со мной Василий Петренко, почти земляк, кубанец, отличный стрелок. Он уже примеряется и дает короткую очередь. Но вижу — рановато. Слева курган. Под его прикрытие уже бросилось несколько бойцов. А вдоль него веером хлещут пули немцев. «Сюда!» — кричу бойцам.
Пока все живы и никто не отстал. Всматриваемся: впереди чистое поле. В метрах пятидесяти бугорки. Еще один рывок, и мы снова найдем прикрытие. Показываю бойцам на бугорок. Они понимают без слов. Совсем близко окопы немцев. Наши батареи продолжают обстрел окопов и узлов сопротивления немцев. Особенно помогла нам истребительно — противотанковая 45–миллиметровая пушка, расположенная восточнее нас, которой командовал, как я позже узнал, лейтенант Алексей Василина. Меткими орудийными выстрелами он подавил пулеметный расчет немцев, который мешал нам двигаться вперед.
В те минуты я бежал буквально через визг рвавшихся снарядов») бомб, веерную россыпь впивавшихся рядом с тобой немецких пуль. От них только мелкие всплески на земле. Смотреть некогда, ты несешься вперед, не чувствуя ног под собой, но зорко и мгновенно все замечаешь и фиксируешь в сознании. Все это в какие-то доли секунды. Тело в мгновенной реакции пригибается, виляет, падает, вскакивает, мчится вперед. И ты как наблюдатель, как невероятной мощности электронно — вычислительная машина каким-то подсознанием все это фиксируешь на ходу, на лету, уже бог весть каким подсознанием и сознанием мгновенно подчиняется мозгу твое тело. Ты знаешь цель — как можно быстрее, словно там твое спасение, ворваться во вражеские окопы. И еще знаешь и помнишь: за тобой отделение солдат. И
Еще рывок, и мы у немецких окопов. Но подняться трудно: над нами висят немецкие пикирующие бомбардировщики, заходят на поле боя один за другим. Летит земля, секут все вокруг осколки рвущихся немецких бомб. Несколько человек из отделения легко ранены, но никто не покидает строй. Да и уйти некуда. Понимаем: наше спасение — бросаться вперед. Вот и просвет: самолеты улетели. Берем в руки гранаты, на бегу швыряем в окопы. Направляю автомат, на бегу даю длинную очередь. Подбегаем к окопам. Справа — дзот. Подбираюсь к нему и бросаю противотанковую гранату. Взрыв и крики немецких солдат. Даю очередь из автомата вдоль окопов. Замечаю: падают солдаты в зеленых шинелях. Разгоряченные схваткой бойцы отделения прыгают в траншею. Одним из первых — Андрей Мешков, сибиряк. Он стреляет в замешкавшихся немецких солдат. И в эту минуту меня горячо и больно ударило в руку и ногу. «Не ко времени это!» — мелькнуло в голове. Бедро как-то одеревенело. Но автомат не бросаю, стреляю. Немцы выбиты из окопа. Лишь где-то вдалеке, за изгибом, раздаются их выстрелы. Рядом со мной лежат раненые бойцы. Подумалось: «Значит, не я один…» Перевязку не делаю. Лишь спустя ее сделали мне в медсанбате. И уже там я узнал, что в меня стреляли немцы, видимо, из приземистых окраинных хат автоматными очередями, вперемешку с разрывными пулями. Потому что вторая, ударившая в бедро, была разрывной. Потом в бедре нашли множество осколков. А одна пуля, попав в мой карман с патронами, вонзила один из них в ногу.
Не очень удобно, но стреляю, окапываюсь у разрушенного дзота. Прошу ребят держать под прицелом фланги.
Солнце — в зените. Над головой, в метрах двадцати, проносятся самолеты. Отчетливо видны огромные нарисованные на крыльях черные гитлеровские кресты. Летчики в шлемах наклоняются, высматривая цель, бросают бомбы, бьют из пулеметов. Обидно, что наших ястребков почему-то нет. А мы их так ждали. Оглядываюсь назад. Все поле усеяно распластанными фигурами в серых шинелях. Кто-то ранен, кто-то убит. Кто-то притаился, выжидая удачное мгновение, чтобы подняться и броситься вперед. В воздухе гарь, висят клочья дыма. Подняться с земли почти невозможно. Только к вечеру стихает перестрелка. Ночью оставаться в траншее опасно. Прошу бойцов залечь у брустверов, здесь лучше обзор и можно быстрее заметить врага. Почти все бойцы отделения ранены. Но держатся хорошо. Сзади слышатся стоны тяжелораненых наших солдат. Санитаров не видно. Да и не просто добраться сюда, почти до переднего края. Немцы следят, то и дело взлетают ракеты. Проносятся длинные очереди трассирующих пуль. Иногда простучит, словно с испуга, захлебнувшийся пулемет.
В перестрелке проходит и следующий день. Я пробую встать. Опираясь на автомат, подхожу к бойцам отделения. Выясняю, кто ранен. Некоторые сами сделали перевязки. Прошу тех, кто не может вести бой, когда наступит темнота, перебираться через ничейную полосу, чтобы им помогли наши санитары. Ложусь в неглубокую ямку. Рядом убитые. Они прикрывают спереди от пуль.
Наша артиллерия продолжает обстрел немецких позиций. Потом снова атака. Мне видны бегущие вперед бойцы. Хотя наступление ведется уже не такой плотной цепью, как прежде, оно радует нас.
Оставшиеся в строю бойцы отделения продолжают бой. Бьем по хатам. Там тоже засели немецкие солдаты. И как накануне, снова в воздухе безнаказанно летают немецкие самолеты, выискивая цель на бреющем полете. Но бойцы второго эшелона все ближе и ближе подбираются к немецким окопам, и все реже, реже стреляют из траншей немцы. Гитлеровцы открывают минометный огонь по наступающим. Меня больно бьет в плечо. На мгновение в глазах потемнело. Рука, опиравшаяся локтем о землю, подворачивается. Оказывается, осколок мины или бомбы, ударив в плечо, раздробил плечевой сустав. Рука как плеть, двигать ею и стрелять уже невозможно. Томительно долго тянутся часы. Обстрел с двух сторон продолжается с той же силой. Не по — мартовски ослепительно яркое солнце иногда совсем исчезает в клубах черного дыма и в тучах взметненной снарядами пыли. Вижу рядом ползущих к своим раненых бойцов своего батальона. Иногда они судорожно вздрагивают и затихают. Значит, в них попал осколок или пуля врага. Сколько замертво легло в те дни на абинской земле молодых солдат. И какое мужество и отвагу проявили они здесь.