Живое золото
Шрифт:
Таковы были чувства, испытываемые хитрым греком, или, точнее, их часть. Но при этом он был глубоко озадачен тем, как же ему опознать Дэйна. Он коротко побеседовал со всеми путешественниками, кроме американского инженера, но так и не догадался, кто же из них тайный агент. Прокопулоса начали грызть сомнения. Грек сказал Хариту, что он – европеец. Это в общем-то соответствовало истине. Но местом рождения Прокопулоса был остров Хиос, расположенный в нескольких милях от побережья Турции, и торговцу редко доводилось посещать другие районы Европы. Большую часть своей жизни он провел на Ближнем
Усилием воли Прокопулос подавил снедающее его беспокойство. Произношение – лишь самый незначительный признак человека. Должны существовать другие способы узнать правду. И он, Прокопулос, это сумеет – сомнений быть не может.
Дружелюбно улыбнувшись, Прокопулос подсел за дальний столик, где сидел американский инженер.
– Как вам понравился Форт-Лами, сэр? – поинтересовался грек.
Инженера звали Тим Мак-Кью. Это был худощавый загорелый мужчина с холодным, неприветливым взглядом.
– Нормальный город, – сухо ответил он.
Прокопулос понял, что с ним не желают разговаривать, но решил не обращать на это внимания.
– Сейчас, во время сезона дождей, здесь не слишком приятно. Слишком душно, не правда ли?
Мак-Кью пожал плечами и посмотрел на свой стакан.
Прокопулос не унимался.
– Просто не верится, что всего лишь на несколько сотен миль севернее начинается Сахара. Вы когда-нибудь бывали в Сахаре?
Мак-Кью оторвался от созерцания стакана и секуды три в упор смотрел на настырного грека. Господин Прокопулос нервно улыбнулся и невольно попятился. Наконец Мак-Кью сказал:
– Мне казалось, я ясно дал понять, что не настроен вести беседу.
– Прошу прощения, сэр, я не хотел…
– Прекрасно. Извинения приняты. Может, теперь вы наконец оставите меня в покое?
Прокопулос отошел, размышляя, чем могла быть вызвана эта вспышка грубости. Возможно, у человека действительно скверный характер… Но грубость может оказаться очень неплохой маской для Дэйна. Он может путешествовать по Африке – мрачный, погруженный в свои мысли человек, никем и ничем не интересующийся. А в нужный момент маска сбрасывается. Да, инженера пока что нельзя вычеркивать.
Извинения Прокопулоса услышал родезиец Чарльз Отт и поинтересовался у грека, что за муха укусила его собеседника.
– Понятия не имею, – ответил Прокопулос.
– Выглядело это чертовски грубо, – сказал Отт и, понизив голос, добавил: – Если он не станет вести себя повежливее, когда-нибудь ему расквасят нос.
Инженер даже не посмотрел в их сторону.
– Возможно, это из-за жары, – предположил Отт. – Здесь, в Чаде, кошмарная жара. Я буду чертовски рад оказаться в Бейруте.
– В Бейруте тоже жарко, – сказал Прокопулос.
– Да, но там в гостиницах стоят кондиционеры. И кормят там нормально. Помои, которые подают в этой гостинице, просто невозможно взять в рот.
– Бейрут – красивый город, –
– Боюсь, мне будет не до них, – проронил Отт. – Я еду по делам. Железная руда. Семейные связи. Христиане-марониты толсты, как воры, – это так о нас шутят. А вы, полагаю, принадлежите к греческой православной церкви?
– Да, – подтвердил Прокопулос. – Но моя работа не позволяет достаточно регулярно бывать в церкви.
– Да, конечно, – согласился Отт. – У меня то же самое. Этот инженер смотрит на меня?
Боковым зрением Прокопулос видел, что Мак-Кью ни на кого не обращает особого внимания – за исключением разве что самого Прокопулоса.
– Кажется, нет, – ответил грек.
– С этими американцами просто невозможно разговаривать, – сказал Отт. – Да ладно, нам-то какая разница. Выпьете еще?
Прокопулос заказал себе новую порцию спиртного, после чего как-то незаметно для себя самого разговорился с высоким мужчиной из Южной Африки. Его звали Диего Рауль Альварес Рибейра-и-Кастильо, и он пересек Атлантический океан ради того, чтобы поохотиться в Африке. Он оказался полковником парагвайской армии в отставке и был преисполнен самодовольства.
– Я всегда считал военную службу превосходным занятием для мужчины, – сказал Прокопулос.
– Возможно, – пожал плечами Рибейра. – По правде говоря, я никогда над этим особо не задумывался. У нас как-то само собой разумеется, что старший сын семьи Рибейра должен служить в армии, а младшие сыновья обычно становятся священниками.
– Прекрасная традиция, – сказал Прокопулос. Он узнал, что Рибейра Монталбанские – старый и почтенный род, хотя и не слишком древний, и происходит он из Испании. Они принадлежали к испанскому дворянству и всегда входили в состав кортесов Арагона. Их влиянию пришел конец во времена Азаньи, и род Рибейра эмигрировал в Южную Америку.
– Политика, – вздохнул Рибейра. – Я тогда был ребенком. Отец решил, что наилучшие возможности ему может предоставить Парагвай, и мы поселились там. Когда я вырос, то пошел на армейскую службу в чине лейтенанта.
– Вы сделали прекрасную карьеру, – сказал Прокопулос.
Рибейра махнул рукой, словно давая понять, что в этом нет ничего особенного. Руки у него были изящной формы.
– Генералу Стресснеру нужны надежные офицеры, особенно среди высшего командного состава. Видите ли, генерал Стресснер – традиционалист. В Южной Америке именно он является главным оплотом антикоммунистических сил. Но у него много врагов. Несомненно, эти факторы очень способствовали моей карьере. Но мне хочется верить, что здесь сыграли роль и мои личные достоинства.
– В вас с первого взгляда можно узнать человека военного, – гнул свою линию Прокопулос.
– Благодарю, – сказал Рибейра. – А в вас, друг мой, с первого взгляда можно узнать человека, отлично осведомленного в некоторых вопросах, о коих не принято говорить на публике.
Удивленный Прокопулос даже не нашелся, что на это ответить.
– Да, – продолжил Рибейра. – Я лишь взглянул на вас и сразу же сказал себе: «Вот умный человек, который умеет улаживать некоторые деликатные вопросы». Именно так я и подумал, мистер Прокопулос.