Животное
Шрифт:
Этот вопль, разумеется, прозвучал только в душе, но происходящее меня настолько покоробило, что я не находил от возмущения слов. И с этого дня я стал подчеркнуто много времени проводить с котенком, при этом не упуская случая озвучить, как здорово, что он у нас есть.
Время шло, подобные разговоры начинали происходить все чаще, но, насколько я понял, пристроить куда-нибудь Лилеена не удавалось, поэтому мы все еще были вместе.
– Ты не спросишь, наконец, в классе – не нужен ли кому этот котенок? – однажды, как бы между прочим, поинтересовалась у меня мама. – Если «да», скажи, что я обязательно созвонюсь с их родителями, и мы обсудим этот вопрос.
Разумеется, мне даже в голову не пришло кому-нибудь говорить о подобном, но родителям я сказал, что желающих не нашлось. Конечно, мне было понятно, что бесконечно так продолжаться не может, и Лилеен вполне может однажды просто быть выброшен на улицу, однако все проблемы разом неожиданно разрешила одна трагичная случайность.
В тот выходной день папа взялся за обустройство балкона – мама давно говорила ему о том, что раз уж поставили стекла, то надо сделать хороший настил из досок и удобные полки по стенам. Тогда я не видел в этом особого смысла, а был даже раздосадован – вместо того чтобы пойти прогуляться, вынужден был мало того, что сидеть дома, так еще и выслушивать оскорбления, вынужденно пребывая в постоянном напряжении. Дело было в том, что папа, как и многие люди, превращался прямо-таки в неузнаваемого и непереносимого человека, когда дело касалось помощи в чем-либо. Начиналось все и всегда очень даже хорошо и понятно: просьбой быть неподалеку и при необходимости «немного помочь». Что можно ответить на такое? Конечно, только «да». Однако очень быстро все становилось иначе: ты оказывался виноват в том, что не знаешь – куда папа очередной раз положил отвертку, молоток или шуруп, потом обвиняешься в том, что не ладится дело, и, наконец, выпроваживаешься с громогласным: «Раз не хочешь помогать, а только все портишь, уйди отсюда вообще». Но лично для меня самыми обидными бывали моменты, когда папа сделал что-то не так, а потом неожиданно набрасывался на меня с воплями о том, почему я не подсказал или не поддержал что-то, хотя «все наверняка видел». Ну, да, смотрел, но это вовсе не значит понимания задумки родителей с нахождением вовремя там, где необходимо.
Несколько раз я пытался как-то помягче озвучить подобные мысли, но понимания, разумеется, не нашел. Как говорится, когда надо найти виноватого, это всегда можно сделать. При этом буквально минут через десять после завершения дел папа становился прежним и даже подтрунивал над возникшими проблемами и неудачами, прося меня «не брать в голову». Конечно, легко так вот просто сказать и забыть, а я потом еще долго переживал, вспоминая резкие оскорбительные слова в свой адрес.
Папа завалил часть кухни разнообразными досками и наказал мне быть очень осторожным, так как из многих торчали длинные острые гвозди. Конечно, я все прекрасно понимал, поэтому старался держаться ближе к дверному проему, рядом с которым стояли два лотка-туалета для котенка. Интересно, что, сделав свои «делишки» однажды, он никогда не повторялся и, по возможности, терпеливо ждал, пока кто-нибудь не выливал содержимое лотка и несколько раз споласкивал его под краном. Потом котенок проводил придирчивую «инспекцию» – обнюхивал туалет со всех сторон и, если все было в порядке, делал свои «делишки» или удовлетворенно уходил. В противном случае мы слышали, как он нарочно громко отгребает лоток лапами так, что он звучно ударяется о стену, и понимали, что работу надо переделать. Именно на этот случай и была «запаска». Конечно, и она не гарантировала порядка – уже не менее десятка раз, приходя домой из школы, я находил оба туалета полными, да еще и пару желтых луж на линолеуме, мокрые следы от которых неизменно вели в комнаты и обратно. Но это были понятные житейские пустяки, в которых никто не был виноват.
– Если хочешь мне помочь, то сходи и принеси долото, – сказал папа и махнул рукой в сторону стенного шкафа, где в самом низу был настоящий склад разнообразного инструмента.
Я никогда не мог запомнить всех этих специфических терминов, и даже слово «киянка» долгое время ассоциировалось у меня со сленговым название девушки-каратистки. Только в школе я узнал, что речь идет всего лишь о деревянном молотке. А папа, словно нарочно, говорил именно на таком профессиональном языке. Переспросишь – в ответ придется выслушать целую тираду о моей тупости, неграмотности и нежелании учиться тому, что «обязательно пригодится в жизни». Как правило, папа не только постепенно повышал голос, но и становился ярко-красным от возмущения, заканчивая речь одной из своих самых любимых присказок: «Учись, пока я жив». Поэтому проще было сходить в коридор, найти какой-нибудь инструмент, принести и ждать – что из этого выйдет. Часто – ничего хорошего, но иногда номер проходил, и папа снисходительно говорил, что, видимо, я не так его расслышал, а та же стамеска висит на гвоздиках справа над запасным аккумулятором. Невнимательность – все-таки гораздо меньшее «преступление», чем незнание.
Но на этот раз, к счастью, после короткого размышления он остановил меня и, сославшись на то, что ему много чего надо будет принести, оставил на кухне в одиночестве.
– Отложи пока те широкие доски с гвоздями к свободной стене у двери. Смотри, будь аккуратнее и прислоняй к кафелю только ровной поверхностью, – раздался приглушенный папин голос, и я принялся исполнять это понятное и четкое поручение, наблюдая в замутненное дверное стекло электрический свет и движение теней.
У нас в доме существовал определенный порядок: проветриваемое помещение должно быть непременно сразу закрыто, а двери в ванную и туалет – быть в таком состоянии всегда. Стоило выйти откуда-нибудь даже ненадолго, как родители поднимали истошные крики:
– Ты почему не закрыл дверь?
И бесполезно было объяснять, что я собирался вернуться в ту же ванную через несколько секунд, поэтому и не стал ничего такого делать.
Поскольку балконная дверь была распахнута и даже прижата тяжелым вытянутым ящиком-табуреткой, в котором хранились картошка и лук, то, разумеется, кухня должна быть закрыта. В подобные моменты я почему-то чувствовал себя странно оторванным от родителей, как будто провинился и меня оставили одного подумать над своим недостойным поведением. В какой-то мере я был именно заперт, так как не мог сейчас взять и просто так выйти. Сразу начались бы фразы – «почему не остался там, где попросили» или «не мешайся под ногами, а жди». Вот я смиренно и стоял, глядя на развевающиеся балконные занавески.
– Посторонись.
Папа тяжело открыл плечом дверь в комнату, неся в руках инструменты, и я еле успел отскочить в сторону, чтобы избежать удара по лицу, который был бы, несомненно, не только сильным, но и весьма болезненным.
– Пригляди, чтобы он сюда не лез.
Вслед за папой на кухню пробежал котенок и устремился к туалетам, забавно приподнимая голову и принюхиваясь к новым непривычным запахам.
– Иди сюда и помоги мне! – раздался из комнаты пронзительный мамин голос, и я даже немного подскочил от неожиданности, поддерживая по просьбе папы металлический «уголок», который он свинчивал с другим в замысловатую конструкцию у стены. Разумеется, это обращались ко мне, подразумевая, что я ничем не занят, а просто так – «тупо» стою и смотрю.
– Ну, давай, иди! – Папа выдернул из моих рук «уголок» и махнул им в сторону. – Я, как закончу, подойду.
Мне понравилась идея пробыть в комнате как можно дольше, чтобы к тому времени балкон был закончен, но я прекрасно понимал, что такое вряд ли возможно. Родители что-то упоминали о «минимум паре дней», но возможность даже короткой передышки вызывала радость.
– Уже иду! – крикнул я, стремительно пересек кухню и открыл дверь. – Что-нибудь захватить с собой?
Этот вопрос я начал задавать с того дня, как вызвал дважды неудовольствие мамы своим стремительным приходом.
– Куда ты так торопишься? На пожар, что ли? Я хотела попросить тебя по дороге захватить тряпку и тот пакет в ванной. Сходи за ними и в следующий раз будь внимательнее.
И что я мог на это ответить? Разумеется, ничего, кроме признания своей несомненной виновности. Однако именно тогда потраченная на вопрос секунда или две, наверное, и стоили жизни Лилеену.
Когда я услышал, что ничего не надо, то, не глядя, ухватился за ручку и резко захлопнул за собой дверь, почувствовав в следующий момент какое-то слабое сопротивление, хруст, рык и бьющиеся движения. Непроизвольно отступив, я с поднимающимся внутри ужасом смотрел на маленькую мохнатую лапку, торчащую снизу двери, которая конвульсивно дергалась и постепенно опадала. В следующее мгновение меня прошиб холодный пот и в сознание ворвался вопрос – почему я ничего не делаю, ведь если у котенка повреждена ножка, то его нужно срочно везти к доктору? Хотя позднее мне стало очевидно, что в тот момент какая-то часть меня прекрасно понимала, что произошло нечто неотвратимое и ужасное, чему не поможет ветеринар.