Животный уровень
Шрифт:
Шквальный огонь… Шишки, щепки, кора и прочие дары леса сыпались вокруг словно дождь, я же скакал по ветвям в свое удовольствие и готов был заниматься этим бесконечно. Я наконец-то по-настоящему мог оценить возможности своего нового тела. Можно попасть в стоящую бутылку, можно – в бегущую собаку, но попробуйте подстрелить порхающего между ветвями гиббона! «Брахиация» – вот как назывались мои выкрутасы на научном языке.
Время работало на меня. Пока эти олухи опомнятся, пока охотничий азарт уступит место чувству долга и запоздалой мысли о полученном приказе, пройдет
Они тупо стреляли по деревьям, никак не могли остановиться, а меня там уже не было. Промчавшись полста метров вперед, я спрыгнул на землю, в два прыжка пересек дорогу и, крадучись, вернулся к машине по другой обочине. В правой руке я тащил тряпку, найденную по пути. Олухи стояли ко мне спиной, продолжали палить в белый свет как в копеечку, уничтожая живую природу.
Я зашел к джипу с тыла и занялся делом. Не могу назвать его простым: руки гиббона – не человечьи. Но через полминуты все было сделано.
Первым опомнился Толик. Опустив ствол, он заорал:
– Хватит, мать вашу! Машину пропустим!
Ребята по инерции продолжали сафари, и ему пришлось еще раз помянуть их матерей всуе. С явным неудовольствием братва вернулась к джипу.
В это время я уютно расположился в развилке ветвей старой осины и наблюдал за процессом. Все что мог, я уже совершил. Или не все? Посмотрим…
Вовка Нартов, гад ты этакий. Лучший мой друг. Вместе учились в институте, вместе осваивали искусство программирования и неплохо преуспели в этом деле. Признаюсь: губительное решение предложить свои услуги Книжнику пришла именно в мою голову. Но ты оказался в моей компании уже через несколько месяцев. И вот финальный аккорд: вместе с тобой мы нагрели фирму «Стелла». Грех было не нагреть. Само шло в руки.
Ты предал меня – я ответил тем же. Какой глупой, смешной кажется наша размолвка теперь. Единственное, чего я хочу сейчас – чтобы ты выжил. Чтобы Маринка выжила. Чтобы ваша «Нива» проскочила. Я знаю, что если вы доберетесь до аэропорта, никто уже не сможет вас достать.
Вы уедете. Черт с вами, будьте счастливы.
В джипе тем временем что-то происходило. Из заднего правого окна высунулся толстый раструб. Не оружие – радар. Значит, мои близко.
Джип с потушенными огнями пришипился на обочине, мотор молчал. В тишине отчетливо послышался гул приближающейся машины, кто-то гнал отечественный автомобиль, не считаясь с дорогой.
Они. Кто еще мог лететь по разбитой трассе с бешеной скоростью в такой час? Только они.
Я приподнялся на своем насесте.
Вдали забрезжил свет фар.
Едут.
– Он! – крикнул Толик. – Заводи!
Я знал, что должно случиться дальше. Танк-Паджеро рванет с обочины и перекроет дорогу маленькой «Ниве». Все очень просто.
Двигатель джипа взвыл надсадно и обиженно. «Мицубиси», достойный потомок японских самураев, рванулся вперед, вырулил на дорогу, почти уже завершил поворот поперек… И заглох.
Надсадный звук стартера. Еще, и еще раз. Бесполезно. Гул приближающейся Нивы – совсем близко…
Все произошло в несколько секунд. Бок «Паджеро» засветился серебром
Из джипа горохом посыпались боевики. Окрестности озарились вспышками, огласились сухим треском выстрелов и отчаянным матом.
Поздно.
Я знал это место. Там, в трехстах метрах впереди, раздолбанный асфальт делал резкий вираж, уходя вправо. «Нива» с Володькой и Мариной ушла в зону недосягаемости еще до того, как эти лохи выскочили из своего обездвиженного японца.
Все, свершилось. Тряпка, наглухо забившая выхлопную трубу джипа, сделала свое дело.
Ребята еще пытались шевелиться. Покарябанный Меломан открыл капот и, нагнувшись, копался в кишках мертвого самурая. Кто-то прыгал рядом – то ли торопил, то ли давал советы. Другой, хлюпая разбитым носом, водил стволом помповика, все еще надеясь, бедняга, что добыча вернется, что удастся поквитаться за разбитую морду.
Из всех присутствовавших только я и Толик понимали, что все кончилось. Понимали по-разному. Я со своей осины удовлетворенно обозревал поле несостоявшейся битвы – гордился делом рук своих. Толик, присев на подножку джипа, качал в руках свою голову, и тонко, почти на ультразвуке, стонал.
Один из четверых – тот, что с разбитой мордой, подошел к Толику, опустил руку ему на плечо.
– Толян, – произнес он, – Нормально все, не гробься.
– С-суки… – прошипел Толик, невидяще уставясь на него. – Козлы… Вам-то что? Шестерки, сявки, ни хрена сделать не можете. Погонят вас… А меня он убьет!
– Ты чо, Толян? – удивился битомордый. – Отмажемся.
Толик тупо, не говоря ни слова, вырвал у него помповик и передернул затвор.
– Ну, где эта сука?! А-а-а!!!
О ком это он, успел подумать я. Куда теперь, думал я. В цирк? В зоопарк? Не все ли равно, думал я, куда. Я сделал свое дело, и теперь могу идти на все четыре стороны, могу идти к чертовой бабушке и устраивать свою личную гиббонью жизнь. Главное – свалить отсюда до наступления холодов. Суматра, Ява, Борнео… Тропики… Курорт…
Я не успел среагировать. В момент выстрела мои лапы уже оторвались от ветки. Когда мое тело грянулось оземь, я еще не понял, что произошло. Что пуля продырявила мою грудную клетку.
Я упал.
Звездное небо кружится надо мной в прорехах усталой осенней листвы.
Я лежу на спине. Мне тепло. Мне хорошо.
Я умираю.
Я понял, что у этой истории два счастливых конца. Первый – для Вовки и Марины. Они будут жить. Второй – для меня. Я умру.
Никто так и не узнал, что я человек. И не узнает.
Но я был человеком. В теле обезьяны. Человеком больше, чем когда действительно считал себя Гомо Сапиенсом.
Больше…
Теперь я знаю – жизнь существует. Жизнь прошлая, жизнь настоящая, жизнь будущая. И я надеюсь, что в следующем воплощении я буду человеком.
Настоящим человеком.
Просто человеком.