Живой металл
Шрифт:
— Вы здесь уже давно?
— Давно.
— Огненные шары похитили вас в то же время, что и меня?
— Нет, — он взял кусок пищи. — Я попал сюда в одной из двух водяных колонн. Они в последнее время выросли близ Антарктиды.
— Что?
— Да, именно. Похоже, что оправдались все мои самые дикие и невероятные предположения: и водяные колонны, и огненные шары — проявления одного и того же — чужого разума! — Грейвс вяло жевал. Он выглядел еще более усталым, старым и худым, чем раньше. — Доказательства разума повсюду, и никакого
— Но кто это?
— Спросите что-нибудь полегче!
— Может, это новое оружие?
— Ха! Вы думаете, китайцы, к примеру, в состоянии снабдить нас водой в таком виде? — он взял маленький шар.
— Кто же тогда?
— Не знаю. Называйте их, если хотите, марсианами; это вполне подходящее объяснение.
— В каком смысле подходящее?
— Все зависит от того, думают ли они так же, как люди. Очевидно, нет. Но они явно не животные, потому что весьма разумны. Разумнее, чем мы. Марсиане.
— Почему вы считаете этих Х-существ марсианами? Может, это все же люди; просто они знают гораздо больше нас. Новое технологическое чудо?
— Правомерный вопрос, — ответил Грейвс, ковыряя ногтем в зубах. — Постараюсь ответить. Потому что мы знаем о великих ученых почти все: и где они находятся, и что делают. Такой прогресс невозможно держать в тайне, его невозможно достичь быстро. Мы видим с полдюжины вещей, которые находятся выше наших возможностей, сотни ученых должны годами работать, чтобы хотя бы объяснить все это. Нас окружают следы нечеловеческой техники и науки. Конечно, если вы предпочитаете верить в безумного ученого или секретную лабораторию, то я не могу вам запретить. Но думаю, что отсюда выудишь разве что сюжет для воскресного приложения.
Билл Айзенберг помолчал, обдумывая слова Грейвса в свете собственного опыта.
— Вы правы, доктор, — согласился он наконец. — Когда мы спорим, вы чаще всего оказываетесь правы. Это, должно быть, марсиане. Я имею в виду форму разумной жизни, развившуюся не на Земле.
— Весьма возможно.
— Весьма возможно? Но вы только что сами это сказали!
— Нет, я только сказал, что это подходящее объяснение.
— Но если отбросить невозможное, то так и окажется!
— Отбрасывать невозможное — не самый лучший метод.
— Но чем же еще они могут быть?
— Гм. Мне трудно так, сразу, сформулировать. Для нашей гипотезы, пожалуй, есть определенные основания психологического характера.
— Какие?
— Наши неизвестные обращаются со своими пленниками совсем не так, как обращались бы люди. Подумайте над этим…
Они много беседовали и не только о неизвестных существах, хотя в конце концов любой разговор сводился к ним. Грейвс объяснил Биллу, как оказался в водяной колонне и как его засосало вверх. Этот рассказ, из которого Билл многое не понял, сильно его взволновал. Он посмотрел на своего старого обессиленного друга и ощутил острую жалость.
— Доктор, вы выглядите не лучшим образом.
— Это пройдет.
— Путешествие в водяной колонне тяжело вам далось. Такие трюки не для вашего возраста.
Грейвс пожал плечами.
— Пройдет, — повторил он, но Билл видел, что Грейвс просто бодрится. Старик чувствовал себя довольно скверно.
Они спали, ели, беседовали, потом снова спали… Бездеятельность, к которой Айзенберг привык в своем одиночестве, продолжалась теперь уже вдвоем. Только вот Грейвсу становилось все хуже.
— Доктор, мы должны что-нибудь сделать.
— Что сделать?
— Все, на что мы способны в этой ситуации. То, с чем мы столкнулись, представляет страшную угрозу для всего человечества. Мы не знаем, что сейчас происходит там, внизу, на Земле…
— А почему вы говорите «там, внизу»?
— Они же подняли вас в водяной колонне!
— Да, но я не знаю, куда меня поместили потом! Впрочем, продолжайте. Что вы хотите сказать?
— Мы не знаем, что произошло с человеческой расой. Может быть, огненные шары забирают людей массами, и никто не знает, как с ними бороться. А мы оба что-то знаем о чужаках, мы должны бежать и сообщить всем. От этого может зависеть все будущее. Может быть, есть какой-то способ с ними совладать.
Айзенберг закончил свою речь, и Грейвс молчал так долго, что Биллу показалось, будто он ляпнул какую-то чушь. Но Грейвс был с ним согласен.
— Я думаю, вы правы, Билл. Все это весьма вероятно и накладывает на нас обязанности по отношению ко всем людям. Я знал это задолго до того, как мы попали в эту мышеловку, но у меня не было достаточных оснований поднимать тревогу. Вопрос вот в чем: каким образом мы можем отправить наружу предупреждение?
— Мы должны вырваться!
— О!
— Должен быть какой-нибудь способ.
— Вы можете предложить что-нибудь конкретное?
— Возможно. Мы не смогли найти выход, не смогли найти вход, но он все же должен быть. Нас как-то запихнули сюда, как-то снабжают пищей и водой… Однажды я решил не спать подольше, чтобы посмотреть, каким образом это происходит, но потом заснул…
— Я тоже.
— Но теперь нас двое и мы, наверное, сможем что-нибудь узнать, сменяя друг друга.
— Стоит попробовать, — согласно кивнул Грейвс.
Они не могли расписать свои вахты, просто каждый бодрствовал до тех пор, пока не уставал так, что больше не мог выносить; тогда он будил другого. Но ничего не происходило. Пища подходила к концу, а новой не появлялось. Они тщательно экономили свои водяные шары. Наконец, у них остался только один шар, который они так и не выпили, потому что каждый настаивал, чтобы оставить его другому. А своих неведомых тюремщиков они так и не увидели.
Неизвестно, сколько прошло времени — но, конечно, много, невыносимо много — и Айзенберг забылся в обморочном сне. Его внезапно разбудило прикосновение. Он вскочил и непонимающе заморгал спросонья.