Живой пример
Шрифт:
Хеллер помешивает пластмассовой ложечкой малину с молоком, отчего на молоке вздуваются и лопаются пузыри, встряхивает легонько картонный стаканчик, но так и не решается поднести его к губам. Сдавленный протяжный стон возвещает его нерешительность и уж по крайней мере отсутствие всякой охоты.
— Между нами говоря, я сам себе кажусь прыгуном, которому все поднимают и поднимают планку — куда выше, чем он в силах прыгнуть.
— Подумаешь, — говорит Рита, — нельзя же вот так взять и бросить работу в разгаре спора.
— Но если высота непреодолима, — продолжает свою мысль
— Так, значит, и вы капитулируете?
Хеллер неопределенно крутит рукой, он не может и не хочет ничего сказать, нет, не сейчас и не здесь, но он даст о себе знать, это он обещает, окончательный ответ она при всех обстоятельствах узнает вовремя. Рита Зюссфельд задумывается над его словами, она не разочарована и не огорчена, она, кажется, довольна и тут же двигает к нему открытку и свою шариковую ручку и предлагает писать Пундту, а сама, прикрыв глаза, пьет молоко.
— Итак: «Дорогой господин Пундт…» Это мы уже написали, а что дальше?
Рита Зюссфельд уставилась на его руку, на готовую писать руку, шариковая ручка покачивается, вздрагивает, чертит в воздухе какие-то узоры, и лишь невидимая преграда не дает ей опуститься на открытку.
— И о чем вообще есть смысл сообщать Пундту? Какое сообщение годится для больного?
«Дорогой господин Пундт» — это уж точно. Рита Зюссфельд, сидя рядом с ним, молчит, что не стоит ей никакого труда, она настроилась терпеливо ждать. Нужно ли его порадовать, рассердить, обидеть или только приветствовать? И можно ли рассчитывать на интерес с его стороны?
«Дорогой господин Пундт», да; но внезапно Хеллер нацеливается ручкой на открытку, сжимает губы, замирает на мгновение, словно бы в чем-то убеждаясь, и начинает писать, читая вслух каждое слово:
— Перед самым моим отъездом нам удалось найти вполне современный вдохновляющий пример — это исправно действующая ветряная мельница, каковая при достаточно сильном движении воздуха неустанно крутит у всех на виду свои четыре крыла. Сие доверительно сообщает вам, попивая молоко с малиной, ваш Янпетер Хеллер и желает скорейшего выздоровления.
Написав, Хеллер бросает ручку на стол и онемевшими пальцами подвигает открытку к Рите Зюссфельд. А Рита? Она не затрудняет себя чтением текста, она лишь ставит сбоку подпись. Вздрогнув всем телом, словно бы она замерзла, Рита коротко желает Хеллеру доброго пути и поспешно покидает зал через дверь — вертушку. Хеллер смотрит на колеблющуюся в ее руке открытку и спрашивает себя, в чем его вина и почему Рита столь поспешно уходит.
Ю. Архипов Уроки Зигфрида Ленца
Когда журналисты однажды спросили Зигфрида Ленца, кем бы он стал, если б не было на свете такой профессии — писатель, он не задумываясь ответил: учителем. И назвал два предмета, которые вел бы с особой охотой: немецкий язык и физкультуру.
Это признание многое приоткрывает в творчестве Ленца.
В молодости легкоатлет — копьеметатель, он пользуется среди своих коллег незыблемой репутацией специалиста по спорту. Прекрасному и яростному
Обыгрывая это обстоятельство, западногерманские критики охотно пользуются спортивной и педагогической лексикой, когда пишут о Ленце. То его называют «прирожденным спринтером, который вообразил, будто он стайер» (имеется в виду, что рассказ ближе природе его дарования, чем роман), то «примерным мальчиком немецкой литературы».
Любопытно, что так Ленца назвали задолго до появления романа «Живой пример». И нужно отметить, что при всей журналистской хлесткости этого определения доля истины в нем есть. Ленц трудолюбив, он прилежно выполняет свои «уроки» — последовательно решает заданные временем задачи. В беседе с читателями он признался однажды, что за рулем ни разу в жизни не превысил скорости 90 км. Так же методичен и дисциплинирован Ленц-писатель.
И в этом разгадка его чрезвычайной плодовитости как писателя. За четверть века своей литературной деятельности он выпустил двадцать две книги; то есть почти ежегодно он знакомит читателя со своим новым детищем, будь то роман или пьеса, сборник рассказов или статей. Ленц из породы тех, имеющих нарастающий успех беллетристов, которые, не производя никакой «революции» при своем вступлении на литературное поприще, легко уловили, однако, «дух времени», естественно и пластично усвоили носящиеся в воздухе, как бы напрашивающиеся, подсказанные временем формы. В творческой биографии Ленца отразилась вся движущаяся панорама западногерманской литературы — от первых, несколько нетвердых, озирающихся на чужеземные авторитеты шагов до уверенного осознания себя в роли одной из ведущих литератур Запада.
* * *
Зигфрид Ленц (род. в 1926 г.) принадлежит к поколению, университеты которого пришлись на военные годы. Он был среди тех мальчишек, кого со школьной скамьи призвали к оружию — спасать агонизирующее фашистское государство. И хотя ему относительно повезло — попал он не на Восточный фронт, а в тихую Данию, — Ленц, будучи впечатлительным юношей, не выдержал тягот военной жизни и дезертировал незадолго до окончания войны. О своих злоключениях он поведал в первом романе «То были ястребы в небе», вышедшем в 1951 году. К этому времени Ленц — после нескольких семестров гамбургского университета, который вынужден был оставить за неимением средств, — работал журналистом в одной из гамбургских газет.
Первенец Ленца был произведением ученическим; можно сказать, что свой первый «урок» он выполнил, снимая копию. Особенно сильным и длительным оказалось влияние Хемингуэя. Оно ощутимо и в следующих романах Ленца: «Дуэль с тенью» (1953), «Человек в потоке» (1957), «Хлеба и зрелищ» (1959), а также в рассказах, объединенных в сборник «Горе — охотник» (1958). Рецензируя сборник, писатель Фридрих Зибург озаглавил свою статью «Молодой человек и море», этой формуле суждено было на долгие годы стать «дразнилкой» Ленца.