Живой проект. Том 2
Шрифт:
Две сидящие в камере девушки переглянулись. Они смотрели на сокамерника, покатывающегося со смеху, и постепенно сами начали улыбаться. Через минуту смеялись все трое. Глядя на них Михаилу стало еще труднее успокоиться. Вскоре он уже и забыл из-за чего начал смеяться. Лишь спустя минут десять, потирая гудящие щеки и живот, он снова вспомнил свое недоумение и пророческое предупреждение дублера:
– Да зачем меня сейчас сажать, Дэнис?
– В назидание.
Михаил разглядывал девушек напротив так же пристально, как и они его. Когда он снова заржал, они уже были не в силах поддержать его смех. На этот раз он вспомнил другой разговор, состоявшийся в баре «На холме» полтора года назад:
– Ты знаешь, что все проститутки мира ненавидят тебя?
– Что я им сделал?
– Прошел слушок, что ты готовишь миллион профессиональных проституток, и настоящие боятся остаться без работы.
Он решил проверить слова Лиды и спросил девушек:
– Вы знаете, кто я?
– Парень из рекламы, – тут же ответила одна из них.
Михаил понимающе кивнул. Да… иногда неплохо быть и просто «парнем из рекламы».
– Михаил, – у решетки стоял Григорий. – Двадцать четыре часа и я ничего не могу сделать. И лучше не пытаться.
– Объясните?
– Вы с кем-то не поделились и, цитирую: не слушаетесь.
Михаил потер висок.
– Сигареты есть?
Григорий достал две пачки, зажигалку и просунул сквозь прутья. Михаил закурил и поделился с мгновенно оказавшимися возле решетки девушками.
– Григорий, вы же…
– Михаил, давайте уже на «ты»…
Глава LPI остановил взгляд на собеседнике и благодарно улыбнулся:
– Хорошо, спасибо… и что будет после этих суток?
– Решение, что взятки не было, а сообщение о ней – результат оговора. Может, напишут, что факт вручения денег имел место, но это не взятка, как сейчас ошибочно указано в первичных материалах, а возвращение долга, дача взаймы или другие правомерные действия.
– Ну, хорошо, я уже здесь. Почему не выпустить меня под залог или подписку? Есть же закон.
– Миша, – Григорий запнулся, но вскоре продолжил, – много лет назад мой коллега… он никогда не был моим другом, – зачем-то добавил глава СБ, – так вот он сказал: Гриша, пока мы на этой стороне, читай закон, как хочешь, хоть задом наперед, хоть вверх тормашками. Так вот, Миш… пока ты на той стороне, закон для тебя – ноказ. И сейчас лучше забудь и о деньгах и о связях и о тех, кто может взять эту халупу штурмом. Если решишь бузить, до обвинения могут накинуть еще сутки… а потом еще одни. На пресечение не надейся, не выпустят.
– Я же две недели назад ездил к президенту.
– Да не бери ты так высоко. Тут все проще, злее и печальнее, Миш. Никто не вмешается. Это всем выгодно. Считай, что тебя поставили в угол. На двадцать четыре часа.
– Ты их знаешь?
– Конечно, знаю.
– И я могу их достать?
– Только если собираешься покинуть официальную территорию «Руси», сменить чип, лицо, пальцы, глаза, голосовые связки и никогда и нигде не оставлять свою ДНК.
– Ясно. Ну, ладно… что-то еще?
– Не исключено, что это время ты проведешь в компании.
– Ну, это понятно.
– Ты бывал за решеткой? – удивился Григорий.
– Да, в Париже… лет в двадцать. Тогда я оказался единственным белым в камере с шестью неграми, которые до этого приставали на улице к проводнику. Я полез защищать свою собственность, – Михаил усмехнулся, вспоминая, и продолжил: – Петьке пришлось напасть на офицера, чтобы его запихнули ко мне. Еле отбились. Он все же позвонил отцу…
Григорий усмехнулся.
– Ладно. Но почему на обочине? Я же ехал на встречу с Ивановым.
Григорий помолчал, разглядывая девушек, внимательно подслушивающих разговор.
– Вероятно, планировали на встрече или после нее. Не в офисе же…
– Если в планах меня унизить, почему нет?
– Потому что в офисе чуть больше, чем три клона и Вася. Никто не знает, что от тебя ждать, а простые люди хотят жить.
Михаил пару минут задумчиво разглядывал пол.
– Пришли потом кого-нибудь с сигаретами.
Григорий засмеялся.
– Я тебе поесть пришлю, Миш.
Кивнув на прощание, Михаил направился обратно к лавке.
– Ты встречался с президентом? – девушка напротив жадно докурила первую сигарету и, прикурив от нее вторую, принялась за нее более вдумчиво. Михаил молча наблюдал за ней, сев на лавку и запахнув пальто, которое сразу же снова раскрылась.
– Ничего костюмчик, – похвалила девушка.
– А твоя подруга всегда такая молчаливая?
– Она вспоминает, где еще тебя видела.
– Вы телепатки что ли?
– Мы сестры.
В этот момент вторая девушка откинула голову назад, ударилась затылком, выругалась, потерла затылок и потянулась к сигарете сестры. Затянувшись, она что-то начала шептать той на ухо и по удивлению на лице его собеседницы Михаил предположил, что сестра вспомнила что-то приближенное к истине.
– Охренеть! Чувак! Хочешь минет? Прям ща! Бесплатно!
Михаил снова запахнул пальто и отвернулся. Двадцать четыре часа…
4
Баба Маша числилась дворником прилегающих территорий. К чему прилегали ее территории, простой пожилой женщине было невдомек. Просто так было написано в табеле, в графе «должность», рядом с графой «к выплате». Переводимая на ее счет заработанная сумма рассчитывалась из веса мусора, который из контейнеров грузили в мусоровозы. За недобор бабу Машу штрафовали. По логике руководства мусора могло становиться только больше, а если в какой-то месяц по ее району мусоровозы привозили на мусорный полигон меньше положенного, значит, дворник плохо работал. При этом все знали, но никто не говорил вслух, что за «долю» экспедитор мусоровоза мог вывезти контейнер бабы Маши в незапланированное время и приписать вес украденного мусора к другому району. Баба Маша ставила электронную подпись напротив суммы своей заработанной платы без возмущения, потому что найти другую работу было невозможно, и необходимо было держаться. Ее молчаливое согласие и подпись позволяли руководству не обращать внимания на воровство мусора и заниматься своими делами.