Живой робот
Шрифт:
— А попытаться спасти? — не унималась я.
— А откуда ты знаешь, что именно ты спасаешь? Может, это и есть вирус?
— Насколько же все запутано…
— Более чем.
— Тогда, действительно, на всякий случай лучше предупредить всех, кого можно! Кай, ты там поосторожнее с сетью! — всполошилась я.
— Все необходимые меры предосторожности приняты, дополнительные экраны поставлены, доступ ограничен, — отрапортовал Кай.
— Молодец! — похвалила я. — И что ж за злой гений все эти вирусы только придумывает?!
— Теперь уже их и не надо придумывать, они сами развиваются. Самообучающиеся модули, — коротко сказал Элиас.
— Мдя… чего бы хорошего люди не придумали, всенепременно это против них обернется.
— Да людям-то что? Их эти вирусы не трогают, у них же нет системы, — пожал плечами Элиас.
— Ну, так их же системы летят из-за вирусов! Все равно жалко! Да и информацию терять не хочется.
— Все-таки, какая же огромная разница между нашими временами. Ты так забавно ты рассуждаешь! — Очень тепло, будто ребенку, сказавшему очевиднейшую глупость, улыбнулся Элиас. — Информация же в сети! Куда она денется-то?
— Вся в сети?
— Да, сеть огромна, она вмещается в себя всю информацию.
— Надо же… А чего тогда переживать из-за вирусов, которые жрут систему, раз ничего не теряется? — окончательно запуталась я.
— Как это ничего не теряется? А система? Она что, по-твоему, не теряется?
— Да что с ней станется? Ну, поставят новую такую же! Мороки, конечно, больше, но все вполне восполнимо.
— Это в ваше время так?
— А в ваше как? У нас информация была главной. Она чаще всего и терялась, иногда без возможности восстановления.
— Ну, наверное, поэтому для нее придумали универсальное хранилище, откуда она, ну, никак не может никуда деться. А вот бедняжки системы как не ценились, так и не ценятся, — усмехнулся Элиас. — Системы же неповторимы! Это настолько сложные конструкции, что все их конфигурации абсолютно уникальны. Непредсказуемы! Поэтому неизвестно, какая именно система даст будущее, в какой наиболее удачное сочетание. Есть системы, которые быстро обращаются с числами, а есть, кому проще со словами, есть системы, отлично справляющиеся с домашними делами, а есть чудесные оптимизаторы каталогов. Поэтому каждая система важна. Потеря даже одной расценивается как непоправимый ущерб науке. А тут вирус косит их тысячами! Так наука никогда не продвинется! И без того ученые никак не могут понять ни механизма, ни закономерности. Даже предполагают, что их нет, что это просто случайные процессы. Раньше были люди, которые во всем это разбирались, и никто в это не углублялся. А теперь вот ступор!
— Раньше были, теперь исчезли? Вымерли что ли?
— Да, примерно так, — кивнул Элиас.
— Почему ж других тогда не научили себе на смену? — Поразилась я такой очевидной глупости.
— Так тут не учить нужно, а чувствовать. Нужно иметь особый талант, чтобы проникать в глубины процессов, происходящих в системе. Исчезли такие люди, и встала наука.
— Как это они исчезли?
— А кто знает… — вздохнул Элиас. — Просто перестали рождаться.
— Ну, дела у вас тут! Не соскучишься!
— Ой, как раз наоборот! Так скучно — ничего не делать! Мне бы в пару одаренного, как отец, и мы бы так много всего сделали! — Глаза Элиаса зажглись маниакальным огнем. Неудивительно, что у него любое дело спорится в руках. Столько энергии и желания действовать!
— А твой отец был одаренным?
— Да, был.
— Получается, что не так уж и давно исчезли одаренные люди.
— Ну, как недавно, почти век назад.
— Век? Это сколько же тебе лет? — не поняла я.
— Сто двадцать семь, — как нечто обыденное сказал Элиас.
Хотя, может у них и обыденное. Я уставилась на Элиаса. На вид двадцать с небольшим! Вот техника дошла…
— А я-то все гадала, когда ты успел столько всего выучить, — пробормотала я. Ужас, сколько ему лет! Неудивительно, что он так много знает и все время снисходительно всем что-то поясняет. — Слушай, а сколько у вас тут средняя продолжительность жизни? — осенило меня.
— В собственном теле…
— Ой, не продолжай! — Я немедленно пожалела о заданном вопросе. — Глупо было с моей стороны думать, что тут так же, как и у нас. А сколько Хати лет? И Мехису?
— Хати помладше, ей семидесяти два, а Мехису и того меньше, где-то лет пятьдесят, я точно не узнавал.
— Радует, что не постарше, — покивала я. А что, я хорошо вписываюсь в их лесенку. Сто двадцать семь, семьдесят два, пятьдесят и двадцать четыре!
— А почему тебя это интересует?
— Да просто. Интересный у вас разброс. Ты вот в два раза старше Мехиса, — пожала я плечами. А меня в пять…
— Да это ерунда. Это и не разница вовсе, — отмахнулся Элиас. — Вот если бы мне было лет триста, а Меху двадцать, вот тогда бы еще можно было о разнице заикаться. А так все мы "молодые и талантливые люди города Лета".
Видела я такой слоган где-то в городе. Любят здесь молодежь!
Проболтав так до глубокой ночи и так и не сдвинувшись с мертвой точки (прямо как их наука!), мы разошлись, Элиас к себе домой, а я к себе в комнату. Хати, как сказал Кай, была по уши в делах, разгребая все накопившееся.
Утро началось как обычно. Поздоровавшись с Каем и узнав последние новости, погоду и мероприятия, намеченные на сегодняшний день (мне это, конечно, не особенно нужно, но интересно) я отправилась умываться и готовить завтрак и тут вспомнила, что Хати дома. Как выяснилось, она легла вчера очень-очень поздно ночью или, скорее, рано утром, и поэтому все еще спит. Рассудив, что против завтрака она не будет ничего иметь, я взялась за готовку. Все шло хорошо, до того момента как я прикоснулась к тостеру. Тостером я его, конечно, упрощенно называла, скорее это была универсальная хлебопечка. Она делала все, что можно сделать с хлебом, и использовалась мной для приготовления тостов. Раньше все было хорошо, но сегодня… Стоило мне только протянуть руку и коснуться ее корпуса, как опора плавно и быстро ушла у меня из-под ног, голова закружилась, и я окончательно потерялась в пространстве. Ставшая уже привычной кухня покачнулась и плавно исчезла. Видимо, я упала в обморок, но с чего бы это? И что это такое?