Живой товар
Шрифт:
— Ты как?
Я опасливо покосилась на наш конвой. Чугунные затылки даже не шелохнулись, кажется, и в самом деле охраняли нас, а не сторожили.
— Ничего, нормально. Только пить очень хочется.
— Ребята, даме хочется пить…
Похоже, я чего-то не понимала в ситуации: громила, сидящий справа от водителя, безмолвно вытащил откуда-то банку «пепси» и протянул через плечо. Пытку голодом и жаждой к нам, очевидно, решили не применять.
— Слушай, Ася, внимательно. Ситуация такая: на тебя напали и потом за нами
— Ты думаешь, без Мюллера нас никто не тронет?
— Я думаю, большинство из них пострадали в этой… скажем так, разборке между враждующими преступными группировками, милиция теперь с «Татьяны» не слезет, оставшиеся надолго примолкнут. Да я и не знаю, много ли их осталось.
— Всех перебили?
— Ну, из этих кое-кто выживет, но я имел в виду тех, кто не был задействован в погоне за нами. Может, и найдется там кто на место Мюллера, но им теперь долго нельзя будет идти на противозаконные действия.
Он говорил очень уверенно, но двойная складка между бровями как-то мешала мне испытать такую же уверенность.
— Моего шефа тоже убили, вроде бы по запарке…
Я похлопала глазами, он пояснил:
— Ну, ненамеренно. Андрюша, надеюсь, выживет — шофер, хороший парень, я с ним работал.
Чугунный затылок, что мне «пепси» давал, повернул к нам чугунное лицо:
— Промашка вышла, думали, это к тем подмога едет. Неудачно получилось.
— Но разве вы не знали, что ваш начальник должен приехать?
— Наш начальник не должен был приехать, мы сейчас сами к нему едем.
Вмешался Дима:
— Мы едем к человеку, для которого добывали сведения, и это его работники. У нас в СИАМИ вооруженной охраны нет.
— Но ты же сам с оружием!
— Для самозащиты. Только.
— Ну, вы, господин Маугли, неплохо защищались, — уважительно заметил собеседник.
Я недоуменно повернулась к Колесникову, он промолчал, словно ничего не заметил, и у него самого лицо стало если не чугунным, то каменным.
— Выпьете за знакомство?
Колесников кивнул все с тем же каменным лицом.
Собеседник выудил откуда-то фляжку, сделал сам первый глоток, обтер горлышко ладонью и протянул Диме.
Представился:
— Алексей. Бригадир.
Дима поднес фляжку к губам, глотнул и, вытянув губы трубочкой, сказал «хух-х-х». Аккуратно завинтил крышечку и вернул фляжку хозяину. Тот спросил у меня:
— А вы?
Я хотела отказаться, но тут Колесников разлепил губы:
— Выпей глоток. Задержи воздух, выпей, потом выдохни.
Я задержала воздух, глотнула — и остолбенела с выпученными глазами. Димка хлопнул меня по загривку, я еле-еле перевела дух и закашлялась. В глотке жгло огнем, на языке ощущался странный вкус.
— Спирт на семи травах, — пояснил бригадир Алексей с некоторой гордостью в голосе.
Вот уж не ожидала от этого вида позвоночных нормальных человеческих чувств! Точно как Галка, когда хвасталась своим вареньем из кабачков. Но тут он добавил такое, чего от Галки мне слышать не приходилось:
— Снимает пик стресса. Друг в Афгане научил. Помогало. Не были в Афгане?
— Нет, — коротко ответил Дима.
И тут уж я психанула:
— Он в Чернобыле был!
Димка сдавил мне руку — как клещами.
А бригадир сказал:
— Тогда еще глоток?
— Нет, — отрезал Колесников.
В машине стало тихо. Димка отпустил мою руку, я на него надулась и уставилась в окно. Снаружи было темно, фары выхватывали впереди дорогу, но мне между двумя высокими, с подголовниками, спинками передних кресел было мало что видно — кусок асфальта, изредка фары встречной машины. А сбоку — темнота. Не поймешь, то ли частный сектор, то ли мы вообще где-то за городом. Хотела посмотреть на часы, но ничего не разглядела в темноте.
— Двадцать три двадцать семь, — сказал Колесников.
Я промолчала. Не интересует меня его телепатия! Но как он время в темноте узнал? Потом вспомнила — у него часы электронные и с подсветкой. Вот смешно! Я хихикнула. Как-то вдруг стало легко, голова поплыла…
— Попей, Ася.
Он сунул мне в руки металлическую баночку. А-а, «пепси»… Я глотнула. Голова все равно плыла. Подобрала ноги под себя — хорошо, такое свободное сиденье — и положила голову ему на плечо. Одни кости! А Ирка еще меня обзывала…
— Ре-ак-ци-я… — медленно про бухал где-то далеко низкий-низкий колокол.
— Пусть… по-дрем-лет… чет-верть… ча-са… — отозвался второй…
— Ася, проснись.
Я с трудом разлепила глаза и огляделась.
Мы стояли в каком-то частном дворе. Может, недалеко от моего дома, на той же Черной горе. А может — на другом конце города или вообще в соседней области.
Кто-то открыл мою дверцу, я вышла из машины. Снаружи было прохладно, но хоть немного видно: горели две яркие лампы — на столбе у ворот и над крыльцом. Дом — кирпичный, двухэтажный, довольно большой, но ничего особенного.
Зато внутри… Короткий коридор, а дальше — холл. Евроремонт. Облицовочные панели на стенах, турецкая плитка под старину на полу. Изящная мебель, мягкое приглушенное освещение и настоящий камин с настоящими дровами и огнем. Не хватало только старинного портрета сэра Хьюго Баскервиля в исполнении Янковского. И во мне шевельнулась врожденная вредность. Очень уж богато, но не очень гармонично. И я начала преисполняться предубеждения к хозяину этой роскоши.
А он не замедлил появиться.
Со второго этажа спускался мужчина — высокий, отнюдь не худой, холеный. По-домашнему демократичный спортивный костюм, большие очки в темной оправе, прямая трубка в зубах и массивный золотой перстень. По-моему, он подражал Ширвиндту.