Живущая
Шрифт:
Я не стала ему ничего говорить, возражать, а просто пошла в другую больницу самостоятельно, по десятому разу проходить обследование. Завтра мне предложат уйти и ждать… Ждать, пока не появится новый метастаз? Только куда он залезет в этот раз? В головной мозг, в печень, в лёгкие?
В больнице, которая находилась на одной территории с медицинским университетом, я сразу направилась в диагностический центр, прямиком в кабинет гинеколога. Начну отсюда, а дальше постепенно обойду других врачей. В кабинете была медсестра, которая сообщила, что врач в отпуске. Мы с ней посидели, поговорили по душам, она рассказала,
– Я в Чернобыле была, отсюда и кровь негодная. Когда ребёнка рожала, пришлось расписку писать, – врачи напрочь запретили рожать. Ребёнку уже пять лет, всё хорошо, – думала, пронесло, но на днях лучи назначили.
Мы с ней погоремыкались, и я собралась уходить. Тепло попрощались, даже обнялись. Как вдруг уже у самой двери я услышала пронзительный крик Людмилы – так звали мою медсестричку, мою новую подругу, мою спасительницу. Она закричала, произнеся всего одно слово, одно матерное, нецензурное, бранное слово, которого нет в словарях русского языка. Но это слово в моих ушах прозвучало, как «эврика», как «есть выход», как «ты спасена».
После того, как она перестала смеяться, увидев неподдельную радость на моём лице, – спросила:
– Ты онкомаркеры делала?
– А что это такое? – не поняла я.
Зато поняла она и сама коротко ответила на свой вопрос:
– Всё ясно.
Тут же позвонила в лабораторию медицинского университета, уговорила медсестру задержаться на десять минут и принять меня. Она объяснила ей, какие анализы взять, и я побежала в лабораторию. Там меня, естественно, уже ждали, я сдала все анализы, которые могли показать онкологию органа, содержащего железистую ткань.
В тот же день я позвонила доценту и сообщила, что сдала онкомаркеры. Он заметно растерялся, а потом мгновенно принял решение:
– Не приходи завтра на консилиум. Я скажу главврачу, что направил тебя на онкомаркеры. Придёшь, когда будут ответы.
Через несколько дней ответы были готовы. С готовыми результатами я прошла в кабинет заведующего лаборатории. Он, следуя невыносимой для моего понимания системе молчания, то есть скрывать от пациентов всё, что можно и нельзя, предложил с этими ответами идти к своему врачу в онкологию.
– Никуда я не пойду, пока вы не скажете, какой орган дал метастаз. Здесь ответы, вы их знаете, а я второй месяц не живу, а существую. Просто скажите, это яичники, печень… – я приготовилась перечислять все органы, которые имеют железистую ткань и которые могли метастазировать в подмышечный лимфоузел, когда он сказал:
– Молочная железа.
– Ой… молочная железа. Спасибо, большое спасибо.
Ну и пусть думает, что я сумасшедшая, мне не привыкать. А его взгляд выражал именно эту мысль. Как же ему было догадаться, что я каждый день умирала по нескольку раз, представляя, как опухоль уничтожает мою печень или кишечник, или… А тут молочная железа, которую можно удалить и жить дальше. Тем более, я прочитала, что прогноз по молочной железе один из самых благоприятных.
Уже через час мне был назначен день операции. Вот так в одно мгновение изменилось всё. Мои бесконечные поиски были закончены, наступал новый период исцеления – хирургическое удаление опухоли.
Меня перевели в другое отделение, на седьмой этаж, в палату номер два, где моими соседками были всего две женщины, причём, одну из них готовили к выписке. Почему-то они не захотели со мной разговаривать и сделали вид, что меня не замечают, – особенно одна из них – Татьяна Кирилловна.
Потом, проведя в палате несколько дней, я заметила, что Татьяна Кирилловна не спешила выполнять рекомендации врачей и нарушала их одну за другой. К ней в палату приходил один из врачей отделения, делал массаж, при этом, не забывая напоминать, что массаж при онкологии противопоказан. Так же её навещал коллега – судья, и они, уединяясь, пригубляли по рюмашечке хорошего, дорогого коньяка. Работала она прокурором и в отделении её называли просто – прокуроршей. Вместо операции, от которой она отказалась, Татьяна Кирилловна большую часть времени слушала через наушники Синельникова и, глядя на неё, я верила, что эта женщина крепко держит жизнь, как птицу за хвост, которой не даст улететь.
В день нашего знакомства, сообразив, что эти две женщины вполне могут обойтись без моего общества, я решила сменить обстановку. И планы завели меня далеко, вернее глубоко – в подвал. Там был магазин индивидуального обслуживания.
– Закрыто. Перерыв. Что вы хотели? – спросила меня санитарка.
– Мне нужен лифчик, чтобы туда засовывать протез груди, – уверенно сказала я.
– Лифчик надо заказывать. Приходите после перерыва. Где направление? У вас какую грудь удалили, правую, левую?
– Никакую. Операции ещё не было.
– Тогда идите и не придумывайте. Может вам вообще удалять не будут.
– В каком смысле не будут?
– Девушка, идите, мне пол мыть надо! – накричала на меня санитарка, и я снова ушла в палату, лицезреть моих новых соседок.
В палате мне сообщили, что меня ищет заведующий отделением. Мы с ним уже были немного знакомы, это был друг моего доцента. Заведующий – он же профессор назначил операцию на начало следующей недели. Обозначил, где будет проходить шов, я дала согласие на удаление яичников и меня отправили домой готовиться к операции. Согласие на удаление яичников я дала не сразу. Но там, где угрожает смерть, надо делать выбор, и я, крепко подумав, согласилась.
Но самое главное я забыла сказать: меня ждала радостная новость – профессор пообещал сохранить грудь. Операция называется «секторалка», и грудь уменьшится на один квадрант.
В отделении мне посоветовали взять в сиделки медсестру Наташу. Я давно уже заметила, что в каждом отделении есть своя добрая, сердечная Наташа, – удивительно, они даже внешне все похожи. Но, как выяснилось, мою Наташу как раз с сегодняшнего дня ставят временно подменять медсестру по химиотерапии и она, уже в свою очередь, посоветовала мне нанять Галину Сергеевну. В выходной день я приехала в больницу знакомиться с Галиной Сергеевной. Было её дежурство.
Я шла по отделению, когда из медсестринского кабинета выскочила женщина в белом халате лет пятидесяти с модной короткой стрижкой, спортивного телосложения. Её голос, хваткий взгляд и весь вид, не будь на ней белого халата, скорей напоминал спортивного инструктора.
– Стоп! Куда без халата?! – задержала она меня командирским голосом.
Я даже испугалась:
– Да я только в палату вещи положу и уйду…
И, не дожидаясь, пока мне перекроют дорогу, я припустила по коридору.