Живые иконы. Люди веры, вернувшие миру надежду
Шрифт:
Наконец, священники Александр Шмеман (1921–1983) и Иоанн Мейендорф (1926–1992) приехали в Америку молодыми и прожили здесь до своей смерти, став выдающимися учеными и свидетелями Православия в Америке и внеся бесценный вклад в американскую религиозную жизнь и взаимоотношения между христианскими церквями. Шмеман широко известен в литургическом движении благодаря новому открытию им литургического богословия, возвышенному видению Евхаристии и духовного содержания литургии и богослужений церковного года. Он исполнял обязанности ректора Свято-Владимирской семинарии, был экспертом по экуменическому диалогу и пользовался огромной любовью как духовный отец. Мейендорф – уважаемый в мире византинист, вместе со Шмеманом инициатор создания Православной Церкви в Америке, влиятельный экуменический деятель и также любимый многими исповедник и духовник [19] .
19
Последующие главы о людях веры представляют результат многолетних исследований, переводов и публикаций автора. См. мои статьи: Monasticism in the Marketplace, the Monastery, the World and Within: An Eastern Church Perspective // Cistercian Studies Quarterly, 34, no. 3 (1999): 339–367; Open in Faith, Open to the World: The Work and Witness of Alexander Men // Eastern Churches Journal, 5, no. 2 (1998): 105–130; ‘Always Everywhere and Always Together’ – The Eucharistic Ecclesiology of Nicolas Afanasiev’s The Lord’s Supper Revisited // St. Vladimir’s Theological Quarterly, 41, nos. 2–3 (1997): 141–174; Interiorized Monasticism: A Reconsideration of Paul Evdokimov on the Spiritual Life // American Benedictine Review, 48, no. 3 (1997): 227–253; The Church, the Eucharist and the Kingdom: Towards an Assessment of Alexander Schmemann’s Theological Legacy // St. Vladimir’s Theological Quarterly, 40, no. 3 (1996): 119–143; Paul Evdokimov: A Theologian Within and Beyond the Church and the World // Modern Theology, 12, no. 1 (1996): 85–107; The Face of the Father in the Mother of God: Mary in Paul Evdokimov’s Theological Writing // Contacts, 172 (1996): 250–269; The God Whose Power is Weakness, Whose Love is Foolish: Divine Philanthropy in the Theology of Paul Evdokimov // Sourozh, 60 (1995): 15–26; An offering of prayer: the witness of Paul Evdokimov 1900–1970 // Sobornost, 17, no. 2 (1995): 28–37; Alexander Schmemann: Father and Teacher of the Church // Pro Ecclesia, 3, no. 3 (1994): 275–288.
Жизни многих из представленных здесь людей тесно переплетены между собой. Приведу несколько примеров того, насколько сложны и многочисленны эти связи. Среди студентов Булгакова на самом первом его курсе в Свято-Сергиевском институте был Павел Евдокимов [20] . Посещал его курсы, хотя и не будучи формально зачислен в институт, о. Лев Жилле [21] . Духовной дочерью о. Сергия Булгакова была мать Мария (Скобцова). Отец Николай Афанасьев также учился у него, а затем преподавал вместе с ним. Афанасьев, в свою очередь, был близким другом и коллегой Павла Евдокимова и учителем о. Александра Шмемана; именно он вовлек последнего в развитие своей «евхаристической экклезиологии». Позднее Шмеман выработал собственный подход, который назвал «литургическим богословием».
20
См.: Alexis Kniazeff. L’ Institut Saint-Serge. Paris: Beauchesne, 1974.
21
Элизабет Бер-Сижель описала многих из этих людей в замечательной биографии: Lev Gillet, a monk of the Eastern Church, trans. Helen Wright. Oxford: Fellowship of St Alban and St Sergius, 1999.
Все они тонко, но глубоко влияли друг на друга. Можно привести немало прямых цитат, свидетельствующих о таком влиянии. В других случаях это общая направленность, дух, стиль, даже сам язык. Возьмем, к примеру, работу о. Николая Афанасьева «Трапеза Господня» (1952), где он беспощадно критикует евхаристическую практику, распространенную среди православных, и его же посмертно опубликованную «Церковь Духа Святого» (1975), посвященную формированию раннехристианской «евхаристической экклезиологии». Влияние афанасьевской мысли, сформированной на основе совокупного исследования канонического права, церковной истории, Нового Завета и литургии, совершенно очевидно в посмертно опубликованном труде о. Александра Шмемана «Евхаристия: Таинство Царства» (1988), равно как и в других его работах. Замечания о. Александра на открытой защите своей докторской диссертации «Введение в литургическое богословие» в Свято-Сергиевском институте в 1961 году, которую принимали у него отцы Афанасьев и Мейендорф, вторят тревоге его учителя по поводу того, во что превращается литургия, и это из чисто богословских соображений, не говоря уже о культурных! Хотя о. Иоанн Мейендорф нередко высказывал научные возражения на некоторые детали афанасьевского евхаристического богословия, евхаристическая природа Церкви и церковный характер Евхаристии наложили глубокий отпечаток на его мысль. Евхаристия была для него неизменным критерием здоровья Церкви, как это видно в его редакторских статьях в официальном органе Православной Церкви в Америке «Православная Церковь», в его исследованиях и лекциях.
Отец Лев Жилле служил настоятелем первого франкоязычного православного прихода в Париже, освященного во имя Преображения Господня и св. Женевьевы. Членами этой общины, среди прочих, были Евдокимовы, Лосские, братья Ковалевские, светский богослов Элизабет Бер-Сижель и ее муж Николай. Первая литургия этого прихода была отслужена в офисе Русского студенческого христианского движения на ул. Монпарнас, 10, а затем в лютеранской церкви Святой Троицы на нынешнем бульваре Винсент-Ориоль. Луи Буйе, впоследствии католический священник Оратория и выдающийся литургический богослов, также посещал тамошние богослужения.
При взгляде на историю русской эмиграции все эти переплетения дружеских и профессиональных связей не удивительны, если учесть, что почти вся эмигрантская молодежь активно участвовала в Русском студенческом христианском движении, где ее окормляли, в числе прочих священников, такие крупные духовные руководители, учителя и духовники, как отцы Сергий Булгаков и Лев Жилле. Из РСХД и Свято-Сергиевского института протянулись нити контакта и сотрудничества с Содружеством св. Албания и преп. Сергия, англикано-православным братством, первым экуменическим сообществом такого рода. Они участвовали также в становлении того объединения, которое станет позже Всемирным Советом Церквей, и в экуменической группе, более ориентированной на гуманитарную помощь, CIMADE (Comit'e inter-Mouvements pour l’accueil des 'evacu'es), где Павел Евдокимов проработал более десяти лет. Эти связи продолжались многие годы. Иконы о. Григория (Круга) украшают часовню санатория матери Марии на Нуази-ле-Гран; студент о. Николая Афанасьева, о. Александр Шмеман, становится ректором Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке и ведущей фигурой в международном литургическом движении, а о. Иоанн Мейендорф, еще один выпускник Свято-Сергиевского института, сменяет Шмемана на посту ректора Свято-Владимирской семинарии и выступает главным связующим звеном между Православием и академическим сообществом и церквями США. Соединенные совсем не семейными или родственными узами, во многом очень разные, нередко страстно спорившие друг с другом, эти люди тесно связаны не только общностью языка, культуры и эмиграции, но также и событиями мирового экономического кризиса и Второй мировой войны. И еще более глубоко связаны они общением в вере, таинствах и церковной жизни.
Люди, с которыми мы здесь встретимся, хоть они и не канонизированы, суть «живые иконы». Я не вкладываю в эту метафору никакого сентиментального или кощунственного смысла. Каждый христианин создан по образу (eikon) и подобию Божию для жизни во Христе. Присутствие Святого Духа понимается, благодаря восточным отцам Церкви, как процесс теозиса, обожения, в котором человек становится всё более и более подобным образу, по которому сотворен и крещен. В особенности святых монахов называют преподобными, то есть «весьма похожими», «очень подобными» Богу, причем это лишь одно из многих определений или описаний святости, того, что значит быть святым.
Глава 2. Святой Серафим Саровский: образ святости в наше время
В сочинениях многих русских эмигрантов мы встретим выражение горячей любви к русскому иеромонаху Серафиму Саровскому, канонизированному в 1903 году при активном участии царя Николая II и его супруги Александры, присутствовавших на торжестве канонизации. Личность преподобного Серафима – ключ к более открытому и творческому пониманию евангельского пути, жизни в общении с Богом, святости. Это тем более удивительно, что жил он в один из худших периодов церковной жизни России, во времена, когда живое предание покрылось коростой категорий и формул, многие из которых и по сей день преследуют восточное христианство. При Петре I патриаршество было упразднено, Церковь превратилась в государственное учреждение, управляемое назначаемым обер-прокурором, мирянином, который председательствовал на синоде русских епископов. В течение всего периода правления Петра и Екатерины II монашеская жизнь, уже и так находившаяся в духовном упадке, целенаправленно подавлялась. Было закрыто более трети всех существовавших монастырей и установлен строгий контроль за открытием новых.
И в эти темные времена вспыхнули искры обновления. Преподобный Паисий Величковский (1722–1794), студент Киево-Могилянской академии, становится афонским монахом и начинает славянский перевод сборника «Добротолюбие» (то есть «красотолюбие», «любовь к красоте»). Этот сборник святоотеческих текстов, изданный преп. Никодимом Святогорцем, стал классикой восточно-христианской духовности и впоследствии был переведен на русский язык. Странствующий христианин знаменитых «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу» в первой главе книги покупает потрепанный экземпляр «Добротолюбия», носит в своей сумке вместе с Библией, что составляет всю его библиотеку и самое ценное достояние, и изучает по нему «сердечную молитву». В тот же период жил свт. Тихон Задонский (1724–1782), замечательный епископ, впоследствии отшельник. Широко начитанный в классической духовной литературе, в том числе и в трудах западных авторов, он вел обширную переписку с ищущими духовного совета, переводил Псалтирь и Новый Завет на русский и своими сочинениями внес большой вклад в обновление литургической жизни и молитвы, особенно после своей смерти.
Прохор Мошнин, ставший позднее батюшкой Серафимом, родился 19 июля 1754 года (по другим данным, 1759) в Курске, он был младшим из трех детей строительного подрядчика Исидора и его супруги Агафии. Отец его вскоре умер, не завершив строительства собора в Курске. Мать Прохора славилась своей щедростью к нищим и страдальцам и воспитала сына в духе глубокой веры и любви к ближнему. В детстве с Прохором происходило немало чудесного. В его жизнеописании читаем, как он упал со строительных лесов и остался невредим, как во время тяжелой болезни ему явилась во сне Пресвятая Богородица, после чего вскоре мимо их дома прошел крестный ход с чудотворной иконой Божией Матери Курской, и он стал быстро поправляться. Житие Серафима полно привычных житийных черт, таких как юношеское пристрастие к чтению Священного Писания и св. отцов, к посещению церковных служб. Курск был местом паломничества к чудотворной иконе, но там не было монастырей. Прохор совершил паломничество в Киево-Печерскую Лавру, один из главных центров монашеской жизни Российской империи, где посетил старца, который утвердил юношу в его стремлении к монашеству и направил в Саровскую пустынь, недалеко от Тамбова и Нижнего Новгорода. Когда он уходил из дому, мать благословила сына на иночество бронзовым крестом, который можно видеть у него на груди почти на любой его иконе.
Прохор был принят в число послушников Саровской обители настоятелем Пахомием накануне праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм, 20 ноября 1778 года. Братия запомнила его высоким и сильным, способным к различным работам, всегда исполненным радости и жизнелюбия. Он работал в монастырской пекарне, особенно хорошо проявил себя в столярном и плотницком деле, оказался превосходным чтецом в храме. Через несколько лет по вступлении в монастырь его сразила жестокая болезнь, от которой он был исцелен посещением Божией Матери и апостолов Петра и Иоанна, совсем как преп. Сергий Радонежский. Пресвятая Дева сказала ап. Иоанну, указывая на Серафима: «Этот нашего рода»*. В праздник Успения Божией Матери, 15 августа 1786 года, Прохор принял иноческий постриг с именем Серафим в честь пламенных ангелов, окружающих небесный престол. Через год он был рукоположен во диаконы, а в 1793-м – во священники. Однажды на литургии в Великий Четверг Серафим увидел в видении, как Христос входит в монастырский храм в сопровождении херувимов и серафимов, благословляет служащих и всё собрание. В течение многих лет он ежедневно совершал литургию, причащаясь за каждой службой, на которой присутствовал; такое евхаристическое рвение в то время было весьма необычным. Перед смертью старец Пахомий поручил ему окормлять сестер близлежащей обители в Дивеево, что стало одной из главных забот Серафима в будущем.