Живые консоли
Шрифт:
– Как обстановка? – спросил Тима. При этом ему удалось сохранить непроницаемую серьезность.
– Нормальная! – отрапортовал бион. – Инспектор, разрешите доложить?
– Да?
– Смотритель приемного покоя выцарапывает на животах заготовок обидные слова.
– Неужели?
Мальчик перегнулся через перила и вгляделся в медленно ползущие под ним туловища, часть из которых располагалась спиной вниз. Мимо тянулась вереница голых или, напротив, поросших волосами (у некоторых «мужских» экземпляров) животов, голов и конечностей – отчего-то трупы не воспринимались каждый как одно как целое, только в «разобранном» виде.
У Тимы закружилась голова, и он оторвал взгляд от конвейера.
– Где? Не вижу. А ты видишь… Антония?
– Вроде был один такой, – неуверенно проговорила девочка и улыбнулась, незаметно для биона. – Только я не разобрала, что там накарябано.
– Что он пишет? – строго спросил Тима у смотрителя цеха.
– «Не мочись в автоклавы, пища воняет», – сообщил тот.
– Это правда?
– Неправда! – возмутился бион. – Я к Теофилу третьему хожу, у него технологии подходящие. А наши автоклавы и не открыть – они ж герметичные. Смотритель знает и все равно насмехается. Вы отметите это в своем отчете?
– Антония, сделай запись в лог-файле. – Ирина кивнула и на мгновение прикрыла глаза, якобы передавая по радиомодему данные. – Вы хотели бы заменить смотрителя приемного покоя на его посту?
Бион энергично закивал и осклабился, с энтузиазмом демонстрируя служебное рвение. Оно и понятно: обходить целыми днями такое внушительное помещение стоит немалых сил. Наверняка где-то там, повыше, и производственные площади поменьше – ну, каков поток мертвецов со всего жилого сектора в десять тысяч квадратных километров? Наверняка он не превышает тысячи штук в день. Тима подозревал, что чем глубже трудится бион, тем менее престижная у него должность, поэтому они все так стремятся «наверх».
– Видео смотреть некогда. – Хозяин сокрушенно потрогал пальцем допотопный разъем в нижней части затылка. – А когда доберешься до консоли, никаких сил не остается.
Его откровения стали приобретать опасный оттенок фамильярности, а допустить ее в отношениях с «подчиненным» Тима не мог. К тому же выслушивать сетования какого-то биона было вопиюще глупо.
– Проведи нас к выходу на верхний уровень, – приказал он.
34
Доморощенный сценарист (он же ландшафтный дизайнер) выглядел как обыкновенный подросток, за исключением того, что он демонстративно не следовал течениям современной моды. К примеру, вместо узкого платья он напялил протертые шорты зеленого цвета, с которых к тому же свисала обильная ниточная «бахрома». Макушка этого типа едва доставала Веронике до уха.
Цвет кожи у него оказался весьма смуглым.
При виде гостьи его внимательные круглые глаза с редкими ресничками по краям, окрашенными синим, вздрогнули и завибрировали.
– Это Вероника, а это Санчес, – проговорил Дюгем.
Он скучливо обвел взглядом правильные заросли со слишком аккуратными ветвями. Кусты полностью закрыли все, что за ними находилось – скорее всего, серую пустоту, иначе зачем бы они тут росли? Не затем же, чтобы хозяин мог отрывать ветки и рассеянно грызть их, чем он сейчас и занимался… – А хищники тут есть?
– Например? – поднял брови Санчес.
– Тигры, пантеры, львы… О завроподах я помолчу, масштаб узла не тот.
Санчес поморщился и энергично замотал головой, отчего его необычно длинные и рыжие волосы еще больше растрепались.
– У меня же не охотничьи просторы, – пояснил он и выплюнул мелкую полуобглоданную ветку. Та банально упала на землю, не испарившись в воздухе, но хозяина узла это ничуть не озаботило. Он приглашающе махнул рукой и уселся на траву. – И кроме того, беда в том, что придумать по-настоящему новый образ хищника почти невозможно: повсюду шаблоны, кем-то когда-то разработанные…
– Ну, я пошел, – буркнул Дюгем, – пока еще можно от него отделаться.
Впрочем, он сохранял нейтрально-добродушный тон, показывая, что произнес шуточное высказывание. Но Санчес все равно не обратил на реплику приятеля внимания. Смотрел он только на Веронику, и видно было, что гостья прямо-таки поразила его. Наверное, девчонки не слишком-то баловали Санчеса вниманием, несмотря на все его сценарно-дизайнерские таланты.
– Где встретимся? А то я тут подумала насчет цеппелина… – проговорила Вероника.
Дюгем оживился и аккуратно обхватил ее за талию, стараясь не передавить катетер – кто его знает, вдруг Кассию вздумается отреагировать и перекрыть каналы поступления пищи и отсоса мочи. Бесцветный поцелуй (байт побери, пора купить лицевой протез!) едва смял ей раскрытые губы, хотя Дюгем очень старался. А его язык Вероника, как обычно, вообще не почувствовала, и в который раз посетовала на разработчиков аппаратной части консоли, плохо задействовавших тактильные мозговые центры.
– И правильно, – ворчливо пробормотал он ей на ухо. – Зря я, что ли, вибровагину напяливал? Давай в тренажерной, в шестнадцать?
Она хмыкнула и мягко оттолкнула Дюгема, покосившись на рассеянного художника. Тот повернулся на бок, поднял жеваную ветку и смотрел на них снизу вверх, а вид имел такой, будто его тут и не было. Дюгем помахал приятелю рукой и рассеялся. Кусты синхронно зашевелились, будто их потревожил ветер, и рассыпали целый ворох ярких листков. На ощупь они оказались сухими и шершавыми, и ломались самым слабым усилием пальцев.
– Что за глюк? – опешила Вероника и стряхнула листок с макушки.
– У твоего друга слишком резкий откат. Уходит, как дверью хлопает, – с недовольной миной разъяснил юный дизайнер. Санчесу пришлось превратить отпавшие листики в ничто, а кусты – обзавестись новыми. – Его образ при самоуничтожении вызывает в узле микроколебания среды, и неустойчивые структуры распадаются. Если бы на тебе была только что спроектированная и не сохраненная майка, она превратилась бы в лохмотья. – Он облизнулся.
– Так сделай свои объекты устойчивыми! – покровительственно посоветовала Вероника. – А то, глядишь, еще что-нибудь на голову посыплется.
– Было бы чему! – хохотнул Санчес и артистично откинул голову.
35
Выход, естественно, отыскался в порядочном отдалении от входа. А потому пройти по эстакадам и не полюбоваться вдоволь на интригующие процессы переработки органического сырья в пищу они не смогли. В глубинах бесстыдно прозрачных (для пущей контролируемости) автоклавов по-всякому расчленялась, варилась и разлагалась на углерод и воду биомасса, еще вчера бывшая живой человеческой плотью. От чанов распространялось тепло, хотелось прилечь, прижавшись к какому-нибудь из них боком, и вздремнуть, но Тима твердо вознамерился выбраться из подземелий.