Живые люди
Шрифт:
– Любовь Андреевна!.. – шептал я. – Любовь Андреевна, нет!..
Тряс ее, звал, уговаривал… Но она больше не шевелилась. Заплывшие белым глаза смотрели в пустоту, рука расслабленно лежала в луже. Пощупал запястье: пульса не было. Тогда я замолчал, опустил ей
5.
Я лежал на полу в своем убежище и смотрел в потолок. Придя, не разделся, так и лег в мокрой одежде. Струйки воды текли по полу вокруг меня, мне было всё равно. Не знаю, как я добрался домой живым. Может быть, зараженные всё-таки попрятались от ливня, кто знает, что у них в головах. Долговязый, казалось, не обращал на дождь внимания, те, другие, тоже. Но ведь они все в конце концов куда-то ушли… Не знаю. Не важно. Живой и ладно. А ее спасти не смог. И ведь вроде бы, и так давно похоронил и смирился – но нет, теперь, после того как на несколько минут в сердце зажглась надежда ее вернуть, это было особенно больно.
До этого момента я чувствовал себя вполне благополучно в своем уединении. Мне было комфортно в своей норке, с консервами и бичпакетами, с сериалами и играми, которых хватило бы еще надолго… А теперь я остро почувствовал одиночество. Возможно, я единственный уцелевший во всем городе. Жутко захотелось поговорить с Любовью Андреевной. Посидеть за чаем. Я бы ее накормил, напоил, согрел, тазик бы с теплой водой дал для ног, укутал в плед и посадил на диван. И рассказывал бы, рассказывал, как выживал здесь весь этот месяц, как нашел лекарство и не знаю, что с ним делать. Нет, лучше вспоминал бы прошлую, нормальную жизнь, школу, одноклассников… Где они все теперь? Мертвы? Бродят по улицам во власти вируса?
Я представил, как там, снаружи, по грязным улицам бродят несчастные люди, лишенные рассудка и человеческих чувств, умирающие от истощения и разрушения мозга… Сколько их там? Даже если я решусь на это смертельно опасное путешествие и дойду до цели, сколько из всех этих людей дождется помощи? Те, кто заражен давно, – уже вряд ли. Но может, где-то прямо сейчас кто-нибудь, спотыкаясь, улепетывает от толпы кровожадных тварей, зажимая рукой рану от укуса и еще отказываясь рассудком принимать свое страшное будущее… Или баюкает своего укушенного ребенка, не зная, что делать с ним теперь. Такие ведь могут и дотянуть. Я просто не имею права продолжать сидеть в этой норе и беречь свою драгоценную шкуру. Теперь все они зависят от меня.
Я поднялся и сел. Посмотрел на чемодан с лекарством, стоящий под столом. Нет, так не пойдет. Хватит. Хватит прятаться и пережидать. Я не могу связаться с военчастью, значит придется всё-таки туда идти. Бездействовать я не смогу. Не смогу потом с этим жить. Никак.
Конец ознакомительного фрагмента.