Живые: Мы можем жить среди людей. Мы остаемся свободными. Земля будет принадлежать нам. Мы будем любить всегда
Шрифт:
– Мне он не нравится.
– Что? – не поняла Эмма.
– Говорю, что не нравится мне этот профессор.
– Это точно, – подал голос Вовик, – он предатель.
– Почему? – удивленно спросила Эмма. – А что ему оставалось делать? У него был выбор – или стать животным, или выполнять работу для компании, с которой у него и так был контракт. Ну, я думаю, что у него был подписан контракт с Гильдией, они наняли его для работы на станции. Тут ясно, что надо выбирать. Просто Гильдия его бросила, не выполнила своих обязательств. Или профессор
– Дело даже не в этом. – Колька крутанулся на стуле и пояснил: – Я прочел все его отчеты. Ну, медицинские термины пропускал и научно составленные доклады. А так он все время писал о себе. Особенно в последнее время. «Я стал лучше видеть…», «Я чувствую новые смеси запахов и могу определить, откуда они…» и все в таком роде. Только о себе. Он не переживал за команду, не жалел их. Вообще ни о ком не думал. Даже не ясно, были ли у него дети на Втором уровне. А ведь наверняка были, он немолодой, а клетки для зачатия детей берут у всех и воспроизводят каждый генотип, это обязательно. Чтобы не потерять. Наверняка у него были дети, но он вообще ни разу не написал про них. Все о себе да о себе. Он чуть позже завел собственный дневник, тут же, на планшете. Это уже когда Гильдия перестала ему отвечать. И записывал все свои ощущения.
– Может, у него действительно не было детей, мы ведь не можем точно знать, – медленно проговорила Эмма.
Какие-то мысли крутились у нее в голове, но она не могла до конца оформить их. Ухватить и понять суть.
– То есть никого не было у профессора. Никого, кто был бы ему дорог. Ни друзей, ни детей, ни жены. Сам для себя… – пояснил Колька. – Мне кажется это странным.
Эмму вдруг осенило. Когда она лежала тут больная, когда ее одолевало наваждение, она думала о Соне. О Соне и о лоне. И сейчас думает о них. Переживает, волнуется. Это ведь держало ее, помогало не стать зверем. Не кидаться, не рычать. Не убивать. Мысли о родных людях, вот что помогло остаться человеком. А у профессора, выходит, не было этих родных людей.
Эмма кивнула и тихо сказала:
– Мне помогло то, что я думала о Соне. Помнишь ее? Это удерживало. Не знаю почему.
– Мысли о тех, кто дорог, всегда удерживают, – кивнул Колька. – Я, когда раньше ходил на охоту, любил пробираться к окну каюты, где вы жили. Если удавалось, конечно. И наблюдать за тобой и Соней. Мне нравилось смотреть, как вы что-то делаете вместе. И я мечтал когда-нибудь рисовать и играть вместе с вами. Мне не хватало вас, очень не хватало.
Эмма удивленно посмотрела на Кольку и спросила:
– Почему же ты не вывел нас раньше?
– Я сначала вывел мальков, Ромку, Вовку и Кристинку. А после ребята запретили выводить малышей. Сказали, что о них надо заботиться и учить, а лучше всего это сделают роботы. Они были правы. Нижний уровень – не место для детей.
– Правильно, между прочим. – Эмма вздохнула. – Я в чем-то понимаю профессора. Это просто его работа. Интересная работа, за которую ему хорошо платили.
Она посмотрела на грязную миску из-под пюре и сказала:
– Я бы, наверное, на его месте поступила так же.
– И забыла бы Соню? Не наговаривай на себя. – Колька поднялся, взял Эммину миску и кружку и ушел в ванную мыть посуду.
Она и не наговаривала. Она просто знала. Знала, что поступила бы так же. Ну, может, забрала бы к себе Соню и лона, для помощи. После торговалась бы с Гильдией, чтобы вывезли из этого ужаса хотя бы младшую сестру. Но она точно была уверена – еще совсем недавно работа на Гильдию была для нее желанным приоритетом. Тем более работа над интересными проектами.
Времени у них было сколько угодно. Можно было читать письма, разбирать профессорские доклады и научные отчеты. Играть в игры – чем Вовик и занялся. Еды было мало – это да. И не слышно было чертей за стеной.
С одной стороны, это немного радовало: может, удастся выбраться отсюда. С другой – Эмму одолевала тревога. Эти твари наверняка наверху. Конечно, с детьми роботы и пятнадцатые. Скорее всего уже перестреляли всех животных. Ну или большинство. Сообщили в Гильдию, что твари выбрались на свободу.
– А вдруг они опять загонят сюда стаю и закроют двери в эти отсеки? И запрут нас вместе с животными? – спросила Эмма Колю.
Тот пожал плечами и ответил:
– Откроем. Мы ведь открыли дверь один раз. Откроем и второй. Меня беспокоит другое. Мы не можем знать наверняка, не бродят ли тут в темноте несколько животных и не караулят ли нас. Вдруг они умные и все продумали?
– Ты думаешь о том, получится ли у нас выбраться? – уточнила Эмма. – Насколько это опасно?
– Именно об этом. Надо все рассказать нашим. Теперь мы хотя бы отчасти знаем, что тут случилось.
– Прежде чем уходить, я хочу снять всю информацию с планшетов. Тут может быть то, что нам пригодится. – Эмма поднялась.
Ее немного качало, но в целом самочувствие было хорошим. Ни тошноты, ни лихорадки. Таблетки помогали, но ведь их наверняка осталось не так много. Каждый день по одной таблетке – так писал профессор. Для нее и для Кольки. А если они вернутся на Темную базу, то и для тех, кто стал заболевать. На сколько хватит этих таблеток?
Почему одни поддаются вирусу, а другие нет? И почему дети остаются здоровыми? На Втором уровне этой заразы нет. Никто из детей ни разу не болел ничем подобным.
Эмма сказала, что примет душ, и ушла в ванную. Пустила горячую воду – такую горячую, что струи немного обжигали. Долго стояла и чувствовала, как согреваются пальцы ног, колени, плечи. Подумалось о том, что нет смены одежды. Вообще никакой. Ни трусов, ни маек.
Трусы она выстирает и повесит тут. Но что делать дальше – абсолютно непонятно. Без еды и без вещей долго не протянуть. Надо выбираться. Найти подходящий момент и уходить. Оружие у них есть, они могут дать отпор. Главное, чтобы животных было не так много.