Живые не любят умирать
Шрифт:
Между тем автомобиль свернул на повороте, и мы смогли воочию наблюдать, как бежавшая не то домой, не то от Паши дамочка змеей проскользнула во двор, имевший преграждающие въезд перегородки, отрезав тем самым путь к дальнейшему преследованию.
– Мы теряем ее! – с болью за все человечество воскликнул Паша, наверно, репетируя, как в будущем, если повезет окончить мединститут, так же будет рыдать над распластанным на операционном столе пациентом.
– Никуда она не денется! – Водитель переключил скорость на последнюю и пошел на разгон, из-за чего я почувствовала сильное давление на грудь и черепную коробку, точно моей головой пытались выбить дверь, а мир за окном приобрел вид какой-то бессмысленной цветной мозаики без очертаний и теней. Когда наш Шумахер сделал крутой поворот вправо (Юлька вжалась
Не замечая нас, рыжая в сером костюме преспокойно перешла шоссе и скрылась в одном из смотрящих на проезжую часть подъездов девятиэтажного дома, стоящего возле дороги.
Бросив «Ладу» на обочине, вся честная компания из четырех человек ввалилась в нужный подъезд за пару секунд до того, как где-то наверху послышался шум закрывающейся двери. Скорее всего, Валентина лифт не вызывала, иначе бы попросту не успела так скоро добраться до квартиры.
– Кто понял, где хлопнула дверь? – невинно поинтересовалась Юлька.
Самойлов, коему до сих пор не удалось прослыть героем, рьяно кинулся отвечать, не беря в расчет то, что сам толком не понял, где же находится чертова дверь.
– М-м… там! Нет, не там, а вон там! Нет, подожди… Точняк, тута-туточки… То есть вон там! Хотя нет, все-таки там! – Все это сопровождалось обильными вскидываниями рук с вытянутым вперед указательным пальцем и быстрыми перебежками туда-сюда по узкой площадке, так что походило более всего на мышиную возню.
– Второй этаж, левая площадка, крайняя справа квартира, – тихо, уверенно, самодовольно, с каким-то прямо-таки чувством превосходства сообщил нам умник Логинов и победоносно воззрился на друга, мол, так тебе, не будешь за моей спиной слухи распускать.
Павел лишь фыркнул и отвернулся, давая понять, насколько сильно затронуто его самолюбие.
– Похоже на правду, – согласилась я с Женькой. – Ну что ж, пойдем проверим.
– Ой, да что проверять? Коли сам Жека сказал, значит, так оно и есть! – съехидничал Самойлов и последовал за группой на второй этаж.
– Кто? – взволнованно отозвалась на звонок Валентина Юрьевна.
Три лица мгновенно сосредоточились на мне, как будто я такая заядлая врунья, что остальным членам экипажа до меня ой как далеко.
Нечего делать, немного покраснев для порядка, я начала любезным елейным голосом сочинять на ходу наглую ложь:
– Вас беспокоят из Управления Пенсионного фонда. В базе данных не указан номер вашего страхового свидетельства. Не могли бы вы его продиктовать? Можно даже через дверь, если боитесь открывать. – Тут я пустила в ход психологическую уловку: если незваные гости соглашаются на беседу за закрытой дверью, стало быть, и бояться нечего, и можно ее открыть.
Леонова подумала именно так, как я и предполагала, потому вслед за адресованными мне словами: «Вы, наверно, ошиблись», – последовал щелчок отпираемого замка. Паша мгновенно спрятался за нашими спинами, что было довольно глупо: из УПФ толпами не ходят, она и так заподозрит неладное. Но главное – начать.
– Что происходит? Что вам надо?! – визгливо запричитала она, увидев нападавшего на нее десятью минутами ранее парня в окружении четверых не иначе как подельников. – Зачем вы меня преследуете? Вы от Серовых, так?
– Успокойтесь, пожалуйста, милая женщина, – примирительно подняв кверху ладони, попросил Логинов и обворожительно улыбнулся. Женщина сразу утихомирилась, а взгляд ее карих глаз даже помягчел, она уставилась на красивого обаятельного незнакомца, от которого ну никак невозможно ожидать какой-нибудь пакости, подталкивая того к продолжению объяснительного монолога. Евгений не обманул надежд: – Я буду с вами предельно откровенен. Быть может, то, что я скажу, прозвучит немного самоуверенно, – здесь, как и полагается, извинительная улыбка, показывающая легкую степень смущения, – но я уверен, что смогу помочь вашей семье. Поверьте, мы пришли с миром. Но для того, чтобы вы могли наслаждаться жизнью, никого более не боясь и ни от кого не скрываясь, вам придется довериться нам и рассказать абсолютно все. Я понимаю, что вам будет сложно это сделать, ведь придется открыться совершенно незнакомым людям. Вы справитесь?
Под немыслимо нежным взглядом голубых логиновских глаз женщина растаяла и открыла дверь пошире, однако спросив:
– А могу я знать, каким боком история моей семьи коснулась незнакомых мне людей? Вы уж не обижайтесь на такой вопрос.
Ба! Да теперь она перед нами извиняется, хотя, просить прощения должен был Паша за свое неумение войти в доверие. Воистину влияние Женькиных чар на представительниц слабого пола всех возрастов не имеет границ.
– Что вы, нет! – продолжал стрелять глазками Логинов. – Вы имеете право знать. На моих глазах и глазах моих друзей было совершено уже два убийства, оба – в замке ваших предков. Все нити ведут в замок соседей, Серовых, куда мы попали совсем непредумышленно и ничего не подозревая, а теперь гадаем, не пора ли нам уже заказывать себе места на кладбище, как ни пессимистично это звучит… Помогая вам, мы тем самым поможем и себе, ведь, к сожалению, не зная вашей истории, мы не сумеем добыть улики, нужные для предъявления, хм, органам правосудия.
– Да уж, менты и в ус не дуют! Что ж, проходите. Только, пожалуйста, не все, у нас малогабаритная квартира!
Судя по всему, Женька жуткий везунчик, раз наткнулся в решающий момент на такого же антисторонника всех ветвей власти, коим являлся сам, короче говоря, «мы с тобой одной крови», это и оказалось окончательным аргументом в пользу установления доверительных отношений с потомком рода Варламовых.
Самойлов вернулся сторожить машину, а мы трое прошли в действительно очень крохотную кухню вслед за Валентиной Юрьевной.
– Прошу вас, – начала я, когда мы с трудом разместились за небольшим кухонным столом, – расскажите нам все, что знаете, о жизни вашей бабушки Клары и ее брата Ивана.
– Моему отцу было семнадцать лет, когда умерла бабка Клара, – послушно начала она повествование. – Он активно интересовался историей нашего рода, поэтому успел впитать от нее все, что она знала сама. И вот что она рассказала. Гавриил, мой прадед, после революции семнадцатого года принял сторону Ленина. Что вы удивляетесь? Многие дворяне переходили на сторону красных. И наоборот. Варламовы добровольно передали все свое имение государству. А оно было масштабным, ведь моим предкам принадлежал не только замок с окружающей его территорией. Хвойный лес дальше за деревней и роща с парой небольших озер и почти уже разрушенной церквушкой – это тоже бывшее владение князей Варламовых. А Серовы теперь хотят истребить нас всех, чтобы заполучить территорию соседей, после чего очень удачно совместят нефтяную промышленность с деревоперерабатывающей. А может, парк культуры откроют – с них станется. Это ведь исторический памятник.
– Подождите, я ничего не понял, – возмутился сведущий в вопросах истории Логинов. – Зачем вас истреблять, ежели эти земли вам больше не принадлежат? Они принадлежат государству. Все усадьбы были национализированы. И как они сами собираются завладеть территорией? И как вообще Иван жил в этом замке в тридцать девятом году, в разгар репрессий?
Валентина вздохнула.
– Как рассказывал папа, в обмен на добровольную передачу имения республике Варламовым разрешалось там жить по праву прописки. У них даже из имущества вынесли только часть, самое ценное. Почему их не расстреляли или не сослали в глухую Сибирь – никто точно не знает, то есть сначала на это были указания самого Ленина (жена Гавриила, моего прадеда, была дальней родственницей Надежды Крупской), а вот после смерти вождя… Непонятно. Возможно, Гавриил и к Сталину нашел подход. А может, Сталину было уже не до бывших дворян, он был слишком занят укреплением тоталитарного режима и установлением культа личности. Так или иначе, Гавриил и Иван жили в замке до самой смерти. А Клара, моя бабушка, переехала в Москву. Вообще, отец говорил, что о жизни в замке Клара старалась не рассказывать. Она искренне полагала, что здание проклято, и эта тема давалась ей тяжело. Отец все время задавался вопросом, от чего на самом деле умерли предки, но Клара не хотела говорить. То есть она отвечала, что от болезни сердца, но при этом ее лицо приобретало такой вид, что… Как будто сама она считала иначе.