Живым или Мертвым
Шрифт:
— Есть что-нибудь от нашего друга «Эмира»? — спросил Брайан, отхлебнув кофе.
— Ничего достойного внимания. Он ведь не дурак. Даже электронную почту он отправляет окольным путем, через несколько точек с аккаунтами, действующими всего несколько часов. Но даже если и удается поймать какой-нибудь из них, оказывается, что все документы об оплате — липовые. Может быть, он прячется где-то в пакистанской глуши. А может быть — через дорогу от нас. Где ему удастся купить безопасное укрытие — там его и можно искать. И вообще, меня так и подмывает заглянуть в каморку, где наша уборщица держит свои метлы и тряпки.
«Вот ведь досада», — думал Джек. Первая полевая операция, в которой он участвовал, завершилась блестящим успехом. Неужели это было пресловутое везение новичка? Или случайность? Он отправился в Рим,
В следующий раз он не станет так бояться, пообещал себе Джек с непоколебимой (и не менее чем наполовину деланой) уверенностью. Он помнил убийство МоНа во всех мельчайших подробностях, даже лучше, чем первую ночь с женщиной. Сильнее всего врезалось ему в память выражение, появившееся на лице того человека, когда он ощутил действие сукцинилхолина. Джек мог бы испытывать угрызения совести за то убийство, если бы не прилив адреналина, который он ощутил в те мгновения, а также то, что Мохаммед был действительно виновен в тяжких преступлениях. Так что, даже в глубине души, будучи совершенно искренним сам с собою, он не сомневался в том, что поступил совершенно правильно. МоНа был не просто убийцей, а одним из тех, кто готовит и организует угрозу жизням ни в чем не виновных мирных обывателей, и, разделавшись с ним, Джек не испортил себе сон.
Конечно же, помогало и то, что он находился рядом с родными. Он, Доминик и Брайан были внуками одного деда, Джека Мюллера, отца его матери. А отец отца, которому уже исполнилось восемьдесят три, был американцем в первом поколении. Он эмигрировал из Италии в Сиэтл, где прожил шестьдесят лет, работая в ресторане, которым владела и управляла его семья.
Дедушка Мюллер, ветеран армии США и вице-президент финансовой компании «Меррил Линч», находился в довольно натянутых отношениях с Джеком Райаном-старшим. Он считал решение зятя покинуть Уолл-стрит и пойти на правительственную службу дурацкой блажью — блажью, из-за которой и случилась автокатастрофа, в которой чуть не погибли его дочь и внучка, маленькая Салли. А вот если бы зятю не взбрело в голову, вопреки любому здравому смыслу, вернуться на службу в ЦРУ, ничего такого не случилось бы. Конечно, эту уверенность дедушки Мюллера не поддерживал никто, в том числе мама и Салли.
Хорошо и то, решил Джек-младший, что Брайан и Доминик тоже в некотором роде новички. Не в том смысле, что они незнакомы с опасностью, — Брайан служил в морской пехоте, а Доминик был агентом ФБР, — а в том, что они сами совсем недавно попали в «пустыню зеркал», как называл этот мир знаменитый командир американской контрразведки Джеймс Джизас Энглтон. Они быстро и прочно освоились здесь, устранили семерых боевиков РСО, четверых в ходе перестрелки в шарлотвилльском магазине, а еще троих — в Европе, при помощи «волшебной авторучки». Но Хэндли взял их на службу не потому, что они хорошо умели стрелять. Его начальник из Секретной службы Министерства финансов, Майк Бреннан, любил выражение «умные стрелки», и вот оно-то как нельзя лучше подходило для его двоюродных братьев.
— Ну, что? Вываливайте идеи, — предложил Брайан.
— Вероятно, Пакистан. Но не глубинные районы, иначе его люди не могли бы свободно шляться через границу. Какое-то такое место, где много путей для эвакуации. Ясно, что у него есть электричество, но, с другой стороны, переносной электрогенератор в наши дни можно раздобыть и доставить куда угодно. Да и телефонную линию. От спутниковых телефонов они отказались. Усвоили на тяжелых уроках, что…
— Ну, да, когда об этом напечатали в «Таймс»! — громыхнул Брайан.
Журналисты считают, что могут печатать все, что угодно. Видимо, когда сидишь за клавиатурой, трудно представить последствия своих действий.
— Итог — мы не знаем, где в данный момент пребывает его высочество. Даже самые правдоподобные догадки остаются догадками, хотя, если честно, разведданные обычно представляют собой то же самое — догадки, сделанные на основе доступной информации. Иногда они оказываются несокрушимыми, как скала, а иногда рассыпаются от слабого ветерка. Хорошо то, что теперь мы читаем огромное количество почтовых сообщений.
— Сколько именно? — спросил Доминик.
— Процентов пятнадцать, если не двадцать. — Пусть далеко не все, тем не менее объем информации был колоссальным, и сама эта величина давала новые возможности. «Как рост и мощь — бейсболисту Райану Говарду», — думал Джек. Мощные броски, еще более сильные отбивы и выигрыш на перебежках. По крайней мере, на все это можно всерьез надеяться.
— Если так, то почему бы не тряхнуть дерево как следует? Посмотрим, что с него упадет. — Оставаясь в душе морским пехотинцем, Брайан всегда был готов начать десант. — Захватить кого-нибудь и выжать из него все, что нужно.
— Не хотелось бы выдавать наши намерения, — ответил Джек. — Если уж захватывать «языка», то нужно приурочить это к операции какого-нибудь другого плана.
Все они хорошо знали, что лучше не касаться такого вопроса, как ревнивое, даже собственническое отношение разведчиков к тем сведениям, которые им удается добывать. Значительная их часть остается на низовом уровне и не доходит даже до директоров, как правило, являющихся чисто политическими назначенцами. Они блюдут верность тем, кто ставит их на посты, забывая порой о присяге, которую приносят. Президент, которого в разведывательных кругах частенько именуют главнокомандующим, располагает доверенным штатом, но доверие может основываться на какой-то целенаправленной утечке, причем организованной по его же желанию и через тех репортеров, о которых можно не сомневаться, что они истолкуют воронку, образующуюся на месте утечки, так, как нужно. Разведывательные круги стараются не доверять президенту важной информации. Тех, кто попадается на этом, ждет немедленное увольнение и, возможно, другие кары. Они не полностью посвящают в имеющуюся информацию и тех, кто находится на противоположном краю — оперативников, действующих в полевых условиях. Такое отношение имеет определенные причины, и оно же объясняет, почему оперативники редко доверяют разведке. Все объясняется короткой фразой, очень часто встречающейся у военных: «Ознакомить в части касающейся». Ты можешь иметь наивысший допуск из всех, какие только бывают на свете, но если тебе чего-то не положено знать, ты этого так и не узнаешь. Это в полной мере относилось к Кампусу, который с официальной точки зрения вообще ничего не должен был знать и имел от этого определенные преимущества. Невзирая на такой статус, Кампус успешно внедрялся в различные сферы. Главному хакеру Кампуса, суперботанику Гэвин Байери, управлявшему отделом компьютерных технологий, пока еще не попадалась система шифрования, которую он не смог бы взломать.
Когда-то он работал в «IBM», потерял двух братьев, воевавших во Вьетнаме, и после этого пошел работать в правительственные учреждения. Через некоторое время его заприметили охотники за талантами, и он попал в Форт-Мид, штаб-квартиру Агентства национальной безопасности, занимающегося прежде всего обеспечением секретности правительственной и военной связи и службами электронного наблюдения. Жалованье, которое платило ему правительство, давно уже достигло потолка, доступного для гения из старшего командного состава, так что, после выхода на заслуженно щедрую пенсию, он жил на сделанные за время службы сбережения и к пенсии не прикасался. Однако он скучал без дела и, не раздумывая, принял предложение пойти работать в Кампус, как только оно было сделано. По образованию он был математиком, получил докторскую степень в Гарварде, где, между прочим, учился у самого Бенуа Мандельброта. Сейчас он изредка почитывал лекции в Массачусетском и Калифорнийском технологических институтах, а также и в той организации, где работал.
Байери как нельзя лучше подошел бы на роль «сумасшедшего ученого», у него имелись все атрибуты этого амплуа — от больших очков в толстой черной оправе до нездоровой полноты, — но под его руководством все электронные шестеренки Кампуса постоянно были прекрасно смазаны, и машины довольно гудели.
— Разграничение? — уточнил Брайан. — Только не вешай мне на уши всю эту чушь в жанре «плащей и кинжалов».
Джек извиняющимся жестом вскинул ладони и пожал плечами.
— Извини. — Джек Райан-младший, как и его отец, не был склонен к нарушению правил. — Пусть Брайан — его близкий родственник и друг, но раз не положено, значит, не положено. Точка.