Живыми не брать!
Шрифт:
Действительно, Фрол за руку вел к нам высокую, худую женщину, через плечо у нее было переброшено двуствольное ружье…
4
Мама братьев Киреевых выглядит совсем молодой – даже не верится, что у нее сыновья-подростки. Но черный платок, надвинутый до самых бровей, длинная темная одежда, бледность и поджатые губы добавляли ей строгости. Женщина посмотрела на нас, оценивая, приподняла светлую бровь и указала на двери двухэтажного строения:
– Что стоите столбами?
Фрол попытался было вывернуться и ускользнуть из-под материнской руки, но был пойман за воротник меховой куртки:
– До вас обоих тоже касается. Сейчас же в дом! Там будем разговаривать.
Мы двинулись через двор, приминая подошвами ботинок молодую зеленую травку. Влас распахнул перед нами двери дома, а Настасья Васильевна скомандовала:
– Несите барышню наверх, а этого… – Она склонилась к Дану, коснулась тыльной стороной ладони лба, провела ладонью над лицом, затем приподняла веко. – Пока в сенях оставьте!
От ее слов меня охватило беспокойство – затаившийся в груди холод растекся до самых кончиков пальцев, мне хотелось расспросить ее, что с Данилом, но язык как будто примерз к нёбу.
Прямо мне под ноги бросилась кошка – спрыгнула со скамьи и юркнула в дом, опередив и гостей, и хозяев. На зеленую полянку свалился белый филин, вид у него был удивленный и всклокоченный, прямиком на него из поднебесья спикировала грозная, хищная птица с когтистыми лапами.
– Ястреб! – крикнул Влас.
Выдрала пучок белых перьев и уже готовилась добить свою жертву, но я схватила деревянный чурбак – множество таких деревяшек было аккуратно сложено у стены дома, ими топят печь – и со всей силы швырнула в ястреба. Перья и кровь брызнули в разные стороны, птица шаром покатилась по двору, не в силах взлететь, и, припадая на лапу, заковыляла к лесу. Исчезла в кустарнике за забором. Настасья Васильевна подняла сложенные вместе указательный и средний пальцы, перекрестилась, пробормотала:
– Филин среди белого дня к большой беде! Но на все воля божия… – Она вздохнула, зачерпнула большим деревянным ковшом воды из стоявшей у дверей бочки, плеснула на траву, чтобы смыть кровавый след.
Филин, на которого упало несколько капель воды, отряхнулся и улетел прочь. Дверь за мною захлопнулась сама собой.
По короткой лестнице я поднялась на второй этаж следом за нашей хозяйкой. Настасья Васильевна проследила, как Влас с Никитой уложили больную на лоскутное одеяло. Потом своей рукой сдернула кружевное покрывало с пирамиды из подушек, громоздившейся на соседней кровати, устроила среди них уснувшего малыша, приложила ладони к его щекам, присела рядом и задумалась. Только потом сбросила верхнюю одежду, повязала холщовый передник и окликнула сына:
– Влас, поди сюда! Собери путникам обед, каша в печи, воды поставь нагреться, и вернешься сюда, поможешь с лечением, а брата сейчас пришли ко мне!
Мать сразу же вытолкнула Фрола из комнаты в боковой чуланчик,
– Ах ты, гаденыш! Ты что с дитем сотворил? А?
– Прислал его немного, чтобы не хныкал в дороге… – нехотя признался Фрол.
– Прислал? Я тебе сколько раз запрещала такое делать? – Мать отвесила Фролу такой подзатыльник, что у менее крепкого мальчика голова уже отвалилась бы и каталась по полу, как футбольный мяч. – Дите холодное, как водяной змей! Невозможно его отдавать отцу в таком виде! Кто его теперь растормошит?
– Ну, я смогу его разбудить, если скажете.
Оба брата обращались к суровой Настасье Васильевне исключительно на «вы».
– Ты сегодня только одно сможешь – читать псалтырь с вечера до утра. Ясно?
– Угу. – Фрол шумно вздохнул. – Ладно, в Слободке его дед разбудит…
– Что? Какой он тебедед? Чтобы я не слышала этого больше! Беда с тобой, Фролка. Собака, и та человеческое слово понимает, а ты – нет. Будешь коленями на горохе стоять!
Что-то с дробным стуком посыпалось на пол, я не выдержала, пододвинулась поближе к двери и заглянула в щелку. Настасья Васильевна действительно сыпала на пол из мешка самый настоящий горох! Сухие горошины раскатились по всему полу, понурый Фрол встал коленями прямо на них, взял с полки толстенную книгу в старинном кожаном окладе, открыл и приступил к чтению.
Я отскочила от двери и сделала вид, что копаюсь в рюкзаке – разбираю вещи. Некрасиво получится, если меня застанут за подслушиванием. Но мне надо срочно придумать, как избавить Фрола от наказания! Быстренько вытаскиваю из Иришкиного рюкзака зеркало, косметику и начинаю раскладывать по полочке – я не ошиблась! Настасья Васильевна действительно прямо от дверей шагнула ко мне, указала на зеркало, отвернулась и прикрыла глаза ладонью:
– Убери! Переверни сей же час! У нас здесь возбраняется зеркала держать. – Она протянула мне большой кусок тряпки. – Еще лучше заверни, а потом в реку выбросишь!
Сил выспрашивать или спорить у меня просто не осталось, я чувствую себя как воздушный шарик, из которого вдруг выпустили воздух! Из нижней части дома поднимались запахи еды, голова у меня закружилась, я опустилась на деревянную лавку у стены, Настасье Васильевне пришлось сунуть мне под нос пучок какой-то пряно пахнущей травы, чтобы я пришла в себя. Потом она сняла с полки большую бутыль из темного стекла, в которой плавали коренья, похожие на смешных пузатых человечков, накапала настоя в чашку с водой и сказала мне выпить. От этой мерзкой терпкой жидкости ко мне стали возвращаться силы и чувства. Я поняла, как сильно хочу поесть, смыть грязь с кожи и волос, выспаться – но больше всего остального хочу убраться из этого странного места, затерянного в лесах…