Жизнь Антона Чехова
Шрифт:
Команду путешественников подобрал Горький, включив в нее двух врачей и художника, трое из них были чахоточные. Возможно, Чехов и Книппер заранее условились о встрече, поскольку вместе с матерью Ольга в то время была во Владикавказе и по Военно-Грузинской дороге собиралась ехать до курорта Боржом, где им предстояло провести лето. Однако прошедшие дожди дорогу размыли, и свидание в назначенном месте не состоялось. Тифлисская газета сообщала, что, прибыв в город на неделю, Чехов, Горький и Васнецов остановились в Северных меблированных комнатах. Антон и не подозревал, что в это же самое время в Тифлисе находилась и Ольга, однако ее невестка, регулярно читавшая газеты, разыскала Чехова по телефону: тот поначалу попытался отделаться от нее, приняв за назойливую поклонницу [488] . Повстречались Антон и Ольга в поезде, выехав из Тифлиса, и через несколько часов расстались. Дочь и мать Книппер пересели на боржомскую ветку.
488
См.: OP. 331 77 14.
Маша ничего об этом не знала и 12 июня писала Ольге: «Если через четыре дня ты не приедешь, то между нами все кончено и мы больше не знакомы! Сегодня проводим Мишу с семьей. Было грустно, я успела привыкнуть к ним». Антон позаботился о том, чтобы разминуться с братом и маленькой племянницей в один день. Горький с семьей уехал несколькими днями позже. Ольга пожаловала в Ялту 23 июня.
Вместе они провели шесть счастливых недель, хотя известно об этом крайне мало. Чехов почти ничего не писал, но работа над «Тремя сестрами» медленно продвигалась. Были и небольшие огорчения: еще до приезда Ольги в ялтинской гостинице остановилась Мария Андреева; кроме того, Антона продолжал преследовать поэт Лазаревский – наблюдал, как тот пил чай в компании Маши и Ольги: «Чехов присел за Книппер и выглядывал оттуда. Одет он был, не в пример Горькому, положительно франтом. Запонки золотые, желтые ботинки, пиджак, пальто – все это самое элегантное. Через несколько времени к столу подошла и Желябужская [М. Андреева]. Чехов к ней чувствует больше чем обыкновенную симпатию».
Евгения Яковлевна с Машей перебрались в Гурзуф на купленную Антоном дачу. Антон и Ольга остались в доме вдвоем, и ситуация напоминала запись в чеховской записной книжке о том, как избавиться от непрошеных гостей: некто «нанял француженку, которая жила у него за жалованье под видом содержанки, это шокировало дам». Их больше не смущали скрипучие ступени, тревожившие сон Евгении Яковлевны и Маши, когда Ольга с подушкой и свечкой пробиралась в комнату Антона или когда навещала его на рассвете, вернувшись в дом после морского купания.
Просителям и визитерам давали от ворот поворот, за исключением молоденькой Ольги Васильевой, к которой Чехов проникся жалостью еще в Ницце. Вице-консул Ментоны Юрасов умолял Антона быть с ней помягче: «Васильева Вас любит, и Ваше слово для нее закон. <…> Она не знает, что делать со своей самостоятельностью, – а опереться ей не на кого. Она существо несчастное, жалкое и достойное сострадания» [489] .
Васильева прислала Чехову в подарок восточный ковер и спрашивала его, какие английские журналы могли бы опубликовать ее переводы [490] . Антон на это ответил: «Мне кажется, для английской публики я представляю так мало интереса, что решительно все равно, буду ли я напечатан в английском журнале или нет».
489
ОР. 331 64 28. Письма Н. И. Юрасова А. П. Чехову. 1898–1904.
490
ОР. 331 38 14. Письма О. Р. Васильевой А. П. Чехову. 1898–1904.
Двадцать второго июля умер Левитан. Друзья и знакомые художника получили записки с просьбой уничтожить его письма. Маша, в отличие от Антона, последнюю волю друга покорно исполнила.
Последние дни, проведенные Ольгой в Ялте, омрачились волнениями иного рода. В начале августа Антон получил письмо от первой исполнительницы Чайки, Веры Комиссаржевской: «Я приехала на несколько дней в Ялту, живу в Массандре, и мне было бы очень грустно не увидать Вас хоть на минутку» [491] . Ольга сразу поняла, что актрису интересует не столько новая пьеса, сколько сам автор. Третьего августа Антон уединился с Чайкой на даче в Гурзуфе, однако ни ответных чувств, ни права на постановку новой пьесы она не добилась – пришлось утешиться фотографией с надписью «…в бурный день, когда шумело море, от тихого Антона Чехова». Спустя два дня Антон отправился с Ольгой в Севастополь – там они остановились в гостинице. Можно лишь догадываться, почему Ольга плакала в поезде: не потому ли, что «так много пережила за это короткое время в вашем доме»? Было ли это связано с недовольством Евгении Яковлевны по поводу визита Комиссаржевской? Вернувшись в Ялту, Антон ни с кем не пожелал общаться. Комиссаржевская снова писала ему из Гурзуфа: «Ждала два дня. Едем завтра пароходом в Ялту. Огорчена Вашей недогадливостью». Состоялась еще одна встреча. Спустя неделю, после путешествия по штормящему морю, актриса жаловалась Антону: «Мне казалось, что когда я Вас увижу, то закидаю вопросами и сама скажу Вам что-нибудь. <…> Знаете, это ужасно
491
ОР. 331 48 7. Письма В. Ф. Комиссаржевской А. П. Чехову. 1896–1904. Письмо от 1.08.1900.
Ольга же, несмотря на полные нежности письма Антона, чувствовала себя «выброшенной за борт» и признавалась в письме к Маше: «…Нежно простились. Он был взволнован; я тоже. <…> Я заревела. Жутко было остаться одной после всего пережитого» [492] . Будущее казалось неопределенным. Ваня уверял Ольгу в том, что Антон будет зимовать в Москве. Однако Маше она писала: «Странно ты спрашиваешь – на чем порешили с братом твоим? Разве с ним можно порешить? Сама ничего не знаю и страдаю сильно от этого».
492
ОР. 331 77 14. Письма О. Л. Книппер М. П. Чеховой. 1900. Письмо от 9.08.1900.
Станиславский и Немирович-Данченко возлагали большие надежды на роман актрисы и драматурга – они желали бы покрепче привязать Антона Чехова к своему театру. Восьмого августа Станиславский писал Немировичу-Данченко: «Вчера выжал от Чехова: он завтра едет в Гурзуф писать и через неделю собирается в Алупку приехать читать написанное <…> Он пишет пьесу из военного быта с четырьмя молодыми женскими ролями. <…> Все это пока под большим секретом» [493] .
493
Цит. по: ПССП. Письма. Т. 9. С. 365.
Впрочем, Немировичу стало известно нечто большее, причем задолго до того, как об этом открыто заговорила Ольга (Антон молчал до последнего). Он поделился новостью со Станиславским: «Брак ее с Антоном Павловичем – дело решенное» [494] . Приступив к работе над пьесой «Три сестры», Чехов, сам того не подозревая, подписал брачный контракт не только с актрисой, но и с ее театром.
Глава 72
«Три сестры»
август – ноябрь 1900 года
494
Там же. С. 381.
Антон вернулся в прогретую августовским солнцем Ялту, а Ольга уехала в Москву. Пьесу «Три сестры», которая уже давно сложилась у Чехова в голове, предстояло перенести на бумагу. Ее сюжет затрагивал в душе Антона сугубо личные струны: после сестер Гольден, Марковых, Яновых, Линтваревых и Шавровых Чехову стало казаться, что три сестры, как мотив волшебной сказки, будут вновь и вновь возникать в его жизни.
Пьеса имела и английский источник. Еще в 1896 году Антон отослал в таганрогскую библиотеку биографию сестер Бронте – историю трех талантливых и несчастных девушек, стремящихся вырваться из провинциального Йоркшира; в их жизни есть и деспотичный отец, и мать, о которой сохранились лишь смутные воспоминания, и обожаемый брат, превратившийся в бездельника и пьяницу. Сестры Прозоровы у Чехова во многом сходны с сестрами Бронте. В конце девяностых годов в Москве пользовалась популярностью оперетта С. Джоунза «Гейша», и ее сюжет – любовные похождения трех английских офицеров – тоже пришелся кстати. Пошли в переработку и воспоминания прошлых лет: офицеры, с которыми Антон водил дружбу в Воскресенске летом 1884 года, военные попутчики по дороге на Сахалин. Как и в рассказе «Дама с собачкой», супружество в пьесе «Три сестры» трактуется как форма тирании, а напряженность в отношениях между реальными Машей и Ольгой предвосхищается судьбой кротких сестер, постепенно вытесняемых из собственного дома плодовитой невесткой, – жестоко обошелся драматург Чехов с сестрами Прозоровыми, бесспорно достойными лучшей доли. Лишь актерам МХТа удастся мастерски передать на сцене полифонизм «Трех сестер» посредством одновременно звучащих разговоров нескольких лиц, а с помощью невербальных средств – часов, фотоаппарата, деревьев в саду, музыки и пожара – отразить течение времени.
Работа над пьесой продвигалась медленно. В доме гостила жена Вани с сыном. Захаживала Варвара Харкеевич со своими знакомками, а Катишь Немирович-Данченко, скучающая без мужа, сидела у Чеховых часами и болтала о чепухе. Антон пытался скрываться от гостей в спальне, потом перебрался в Гурзуф, но и это не помогало. «Едва я за бумагу, как отворяется дверь и вползает какое-нибудь рыло», – жаловался он Ольге. Он составил список ненавистных ему персон: «игривый еврей, радикальный хохол и пьяный немец», а также надоедливые дамы, желающие получить от него краткое изложение теории Герберта Спенсера. Приехала чета Станиславских с намерением хорошенько отдохнуть; Антон направил их в гимназию к Харкеевич послушать игру на арфе какой-то венгерки.