Жизнь без спроса
Шрифт:
Заметив выключатель, я нажала на кнопку, зажглась тусклая лампочка. Перед входом в кухню я вынуждена была остановиться. И ужас обуял меня! Передо мной стоял сам великий актер, вонючий и заблеванный. Застегнутые наперекосяк брюки держались на одной пуговице, бледная правая нога была обута в рваную войлочную тапку. Левую ногу украшал лишь грязный дырявый носок.
– Я б-буду жа-аловаться! – проблеял Великий незнакомым мне козлиным голосом.
Кто я и откуда, он не понимал и, похоже, принимал меня за «девушку по вызову».
– В вашем агентстве са-авсем обнаглели! Ва-а-ще! Мы девушку на рань-шне-шне-не-ее время заказывали! В ды-ды-ва у нас сав-ве-щань-е-е! Мы заслуже-ва-ева-нно-вые люди! Я ва-а-апще платить не буду!
Я оттолкнула своего недавнего кумира и втиснулась на кухню. Именно там находился источник затопления. Горячая вода низвергалась из кухонной мойки, но сантехнических неполадок не было.
Виновником
Сориентировавшись в обстановке, я закрутила красный вентиль, после чего напряглась и выдернула огромную пунцово-красную руку наружу. В результате неустойчивое равновесие громоздящегося на табурете тела нарушилось, и многопудовая туша обрушилась на кухонный столик.
За столиком меж тем ютились две пьяненькие старушки. Упершись локотками в грязную столешницу, они тихонько ворковали о чем-то, им одним ведомом. Сморщенное унылое личико более худенькой бабки я смутно помнила по каким-то театральным постановкам ТЮЗа, на которые меня водили в детстве. Другая старуха, та, что потолще, опубликовала в начале девяностых в одном «желто-розовом» журнале гнусные мемуары о собственных сексуальных похождениях, имевших место в тридцатые и сороковые годы. Старой даме почему-то очень хотелось, чтобы все вокруг считали ее алчной и распущенной б…ю.
Столик, разумеется, не выдержал обрушившегося на него удара и рассыпался, увлекая беспомощных старух за собой. В стороны с треском полетели обломки хлипких ножек. Издавая нечленораздельное мычание, старушки опали и накрыли своими жалкими тельцами ничтожную часть тучного крестьянина-собственника. Тот даже не проснулся.
Наконец Великий повернулся и, уставившись сквозь меня на что-то лишь ему ведомое жутким остекленелым взором, возопил фальцетом:
– Мы желаем секса! Начнем с ора-ального, пожалс-с-та! – Мятые брюки безвольно пали на мокрый пол и обнажили нечистое белье.
Именно в этот момент на кухне появился встреченный мною на входе хамский мужичок. Стало ясно, почему он замешкался. С ним вместе, крича и толкаясь, ввалилась жутковатого вида размалеванная девица в розовых лосинах и бархатных сапогах на шпильках. Брезгливо задирая ноги на мокром полу, она отталкивала от себя мужичонку и визжала в трубку мобильного телефона:
– Сколько можно меня к этим алкашам-импотентам вызывать?! В который раз уже! Предупреждала же: я этот адрес наизусть знаю! Чего прикажешь с ними делать?! Я – бл…ь, а не уборщица, чтоб говно за инвалидами подтирать. Слышишь меня! Я не сантехник ни хрена, и не санитарка, блин, чтобы обоссанные трусы нюхать! Забирайте меня отсюда к е…й матери! И с бабками тоже сами разбирайтесь!
При этом я не поняла, имела она в виду под «бабками» деньги или все же тех двух пьяных старух, так и не дождавшихся оргии. Последние бабки с сопением копошились в обломках возле моих ног.
– А ты, бл…ь, из какого агентства? – Девица обратила внимание и на меня.
При этом слово «бл…ь» она употребила не в оскорбительном, а в сугубо профессиональном смысле. Предполагалось, что я – ее коллега по цеху.
– Из страхового. Из страхового я агентства! – Шутка оказалась неуместной и даже опасной.
– А! – хохотнула девица. – Я так и думала. Вот вы, страховщики, как раз тут и отсосете со своими страховками. По полной программе!
Она обвела руками разгромленное и затопленное пространство.
Мои неосторожные слова привели в исступление мужичонку, очевидно, приходившегося Великому соседом снизу:
– Ага! Страховщики хреновы! Вот вы мне за все и ответите!
Сосед снизу бросился ко мне и ухватился за ворот моей куртки.
– Вы за все заплатите!
Из последних сил я отшвырнула истерика на груду актерских тел. Шарахнувшись от описавшегося Великого, я выскочила на лестницу, пулей слетела вниз, выбежала на улицу и уже спокойно и уверенно пошла прочь из этого дома.
Дома я сгребла в кучу все диски и кассеты с некогда почитаемым мною героем и вышвырнула в мусоропровод. Наконец-то я смогла ощутить себя частью московской богемы! Я вошла в бальзаковский возраст женщиной, у которой раньше всего-навсего не было ни одного достойного
Моя краткая телевизионная эпопея, так и не замеченная мамой, произвела на Машку сильнейшее впечатление. Почему-то мне даже не приходило в голову, что дочь, может быть, впервые услышала мои откровения по поводу собственного отца и узнала, что у мамы с бабушкой тоже не все просто. Слава богу, у Машки чрезвычайно здоровая психика и прекрасные нервы. При полной поддержке подруг она очень возгордилась мамой «из телевизора». По ее словам, именно тогда она решила стать психологом.
Окончив школу, Маша поступила на психологический факультет университета. Ни с кем из родных она советоваться не стала. Я сама позвонила маме, чтобы выразить тревогу по поводу странной и «ненадежной» будущей специальности ее внучки. Я помнила, как давили на меня при выборе профессии, и просто хотела выслушать мамино мнение. Но мама, к моему удивлению, заявила, что я должна больше доверять своему ребенку и только помогать исполнению принятых Машей решений.
– Как соотнести эти слова с тем, как ты сама обращалась со мной? – возмутилась я.
– Маша – совсем другое! – резко ответила мама. – Она умная и самостоятельная. Учись у нее!
«Интересно! – подумала я про себя. – Какова была бы реакция моей мамы на бредовые обвинения какой-нибудь училки, высказанные в Машкин адрес?» Я вспомнила ту ужасную сцену, когда мама заставила меня непонятно за что извиняться перед Александрой Михайловной. Думаю, что ничего подобного не могло произойти с Машкой. Никогда. Про нее мама как минимум не стала бы ничего слушать!
Я не любила откровенничать с дочерью о своей жизни. И это при том, что мне больше не с кем было поделиться воспоминаниями и мыслями. Только один раз, через много лет после той телепередачи, я подробно рассказала ей про то, как рассталась с Олегом, – но ни понимания, ни сочувствия я не почувствовала. Обычно веселая и доброжелательная Машка помрачнела, даже отвела в глаза. Я испугалась:
– Тебе что, было противно меня слушать? – спросила я терпеливую дочку.
Она в ответ пожала плечами.
– Было, конечно… И что теперь?
– Было?
Честно говоря, я все же ожидала совсем другого.
– А что ты хочешь? – вздохнула дочь. – Ты же мне не посторонний человек! И бабушка тоже не посторонний человек, и дедушка, не вполне человек, конечно, но Борюсь мне тоже не посторонний… Какого черта они так жили и какого черта ты так жила?
– Ну… – Я пугливо замялась. – Я же тебе рассказывала. Конечно, мы тоже виноваты, но жизнь была такая…
– Мама! – одернула меня Машка.
– Что «мама»?
– А то, мама, что пи… что морочить мне голову не надо! Сами такую жизнь себе устроили, вот что. Если бы не умерла советская власть, стала бы ты точно такой же, как бабушка Инна, если не хуже. Ты же даже ни разу не влюбилась за всю свою жизнь по-настоящему.
– Ты хочешь испортить сегодняшний вечер? – спросила я дочь.
– Нет! Мне за тебя обидно!
– Это все, что ты хочешь мне сказать?
– Нет, не все.
– Что еще?
– Еще то, что я абсолютно согласна с твоим бывшим… в общем, с твоим Олегом. Терпеть не могу Достоевского!Москва – Таба – Дахаб
Из Коломны до санатория мы доехали ровно за сорок минут. Автобус подрулил к самым воротам, я выпрыгнула на утоптанный снег и быстрым шагом направилась по аллее, усаженной голубыми елями.
Мамин номер люкс находился в главном корпусе. Зная мамину склонность к простудам и чувствительность к духоте и шуму по ночам, я заплатила двойную цену не только за самый лучший номер, с евроремонтом, но и за то, чтобы ее окна выходили на реку и лес, а не на ресторан и дорогу.
К моему удивлению, дверь открыла вовсе не мама, а очень неприветливая жирная тетка. Тетка буркнула, что моей мамы здесь нет и не будет, а где она находится, я должна узнавать в регистратуре, а не «беспокоить отдыхающих больных людей».
Я помчалась на ресепшн, где мне объяснили, что мама потребовала обменять ее с той самой теткой и переселилась в старый корпус «без удобств». Когда-то, в «пионерские годы», этот флигель вообще был нежилым и служил складом инвентаря и библиотекой.
Симпатичная молодая женщина-администратор по имени Зоя рассказала мне, что два дня назад в старом корпусе лопнула батарея, и отдыхающих попросили несколько часов посидеть в столовой, пока отопление починят. Одна из женщин устроила скандал, заявив, что «новые русские» и всякие жиды загнали простых людей в сарай, а сами наслаждаются на ворованные деньги. Она орала так, что администраторы собрались даже вызвать милицию, но моя мать, случайно оказавшаяся в столовой, встала и потребовала, чтобы скандалистке отдали ее номер, а сама она поживет в старом корпусе. Несмотря на все сопротивление администрации, обмен состоялся. Причем в качестве благодарности переехавшая тетка рявкнула на маму: