Жизнь без войны
Шрифт:
Да что тут рассусоливать. Все это тысячекратно описано. А уж после "Учебника рисования" Максима Кантора и добавить нечего. Из всего этого совершенно ясно: в эти планы не входила ни революция, как это было во Франции или в России в феврале. Ни эволюция, как в Китае.
В сущности же, был верхушечный переворот и рейдерский захват - только в масштабе страны. Провести такую операцию можно было только в шоковой обстановке стремительного беспредела. Ведь даже при весьма ограниченной толщине партийно-номенклатурного слоя на всех пирогов не хватало. Поэтому для проведения этой
А, следовательно, и "философствовать" о них бессмысленно. Тем более, искать альтернативы и параллели в Китае. Каким бы ни был его опыт - в плюсах и издержках, он бесполезен как китайская грамота. Слишком не того ума она. Не того размера. Из другой истории. Из иной судьбы.
Вставайте, кубинцы!
"Вставайте, кубинцы. Вам будет счастье родины наградой. Народа любимцы, вы солнечной Республики сыны. Нам рабства не надо. Мы гневом и решимостью полны. Пусть прогремит наш тверже шаг. И словно горящий алый стяг революционный пылает пожар".- эти строки искрометно взлетают без малейших усилий в памяти, когда впоминаешь детство. А ведь это, скорей всего, четвертый-пятый классы школы. Слова гимна барбудос тогда с восторгом распевали даже пацаны. А у тех, кто уже испытывал первые сексуальные позывы, идеалами женской красоты стали черноволосые грудастые кубинки в военных рубашках и с автоматами в загорелых руках.
Но культ Кубы экзотическим цветком распустился в Стране советов лишь после того, как 1 января 1959 отряды Фиделя вошли в Гавану. Хотя на Западе его имя стало известным еще в 1953 - когда он с командой отчаянных храбрецов напал на казарму Монкады в Сантьяго-де-Куба и был в пух и прах разгромлен, угодив за решетку. Потом, после амнистии, было 28 месяцев партизанской войны. Но все это мало волновало тогдашних кремлевских наблюдателей, поскольку плохо вписывалось в марксистскую схему "классовой борьбы" с пролетариатом во главе. Кубинские же бунтовщики, в основном состоявшие из университетской молодежи, по взглядам были обычными националистами, не желающими, чтоб их страна не походила на большой бордель для американцев. По своим методам они больше напоминали анархистов и левых эсеров, нежели большевиков. Недаром в организационном плане предпочитали размытую форму "Движения 26 июля" (в честь штурма Монкадо), которое было реорганизовано в Единую партию социалистической революции лишь в 1965.
Биографы Фиделя Кастро отмечают, что хотя марксистские книжки он почитывал еще будучи студентом, в 50-е его истинными кумирами были Боливар и Хосе Марти. То есть революционеры традицинной латиноамериканской закваски. И что Кастро 50-х годов - это был интеллектуал с южным темпераментом, но, тем не менее, вполне договороспособный. И отказавшись от встречи с ним в апреле 1959 г., Д. Эйзенхауэр сам подтолкнул его в объятья Москвы. Именно в ответ последовала национализация американских сахарных заводов и банков и объявление блокады, а затем и военная высадка в бухте Кочинос на пляже Плая Хирон (апрель 1961).
Именно в этом контексте Фидель объявил себя "строителем
Начала 60-х и стало, как выяснилось потом, высшим аккордом другой популярной песни "Куба-любовь моя". Митинги протеста против "америкосов " в поддержку "острова зари багровой" проходили по всей страны - даже наш "Окуров" не миновали. А портреты бородача Кастро не сходили со страниц журналов и художественных выставок. Массовая влюбленность в Кубу подогревалась еще и тем, что возбуждала эстететически и экзотически: прекрасная природа, красивые люди, темпераментная музыка. Гуантанамера!...
Кубинская героическая драма развертывалась на общем солнечном фоне афро-азиатского пафоса антиколониальных восстаний, полыхнувших в начале 60-х. Это было время, когда советские люди еще не прониклись фобиями к "цветным" и воспринимали их как диковинные растения. Когда слово "солидарность" еще не девальвировало до состояния официозного штампа. И Кубинская революция 1953-59 годов воспринималась как первая, самая симпатичная птичка из огромной окуймены, прозванной Третьим миром.
Но, как и всякая пылкая любовь, вскоре она не то, чтобы прошла, но сникла. Подобно тому, как это бывает у любовников после свадьбы, когда начинаются будни. Да и Карибский кризис напугал советского обывателя даже при той скудной информации, которая просочилась через железный занавес.
К тому же общество, с конца 60-х все более разъедаемое коррозией "потребительских настроений", стало утрачивать интерес и симпатии к бесчисленному кругу"друзей", которых надо подкармливать. И все более характерными становились куплеты, типа: "Ладушки, ладушки. Куба ест оладушки. Мы глазами хлопаем, аржаниун лопаем".
Ну, а для маргиналов революционная романтика капитализировалась в образе Че Гевары и вместе с ним эмигрировала с Кубы. И уже не ее знамя, песни и даже борода Фиделя олицетворяли бесшабашное благородство кубинцев, а значки и маечки с потретами неуемного бунтаря.
С другой стороны, после того, как спровадили Хрущева, менее вспыльчивый Брежнев с его когортой стареньких "товарищей" предпочли соблюдать "интернациональный долг" не в стратегии наступления, а в тактике выполнения обязательств. Проще говоря-откупного. На Кубу были отправлены тысячи специалистов разного профиля -
от военных до инженеров, врачей и ихтиологов. Щедрым потоком туда потекли в обмен на сахар и лимоны все, о чем просила Гавана - от зерна до нефти, тракторов и пушек. На долю внешней торговли СССР приходилось тогда до 70%. Кубинцы шутили на сей счет - все получаем из Москвы - разве что кроме снегоочистителей. Вплоть до конца "перестройки" экономическая помощь оказывалась в привычных размерах . И лишь в 1989 Горбачев заявил о ее сокращении. И даже поднял вопрос о долгах. Впрочем, в 2014 Путин их все же списал (речь идет о 35 млрд. долларов).