Жизнь цирковых животных
Шрифт:
Капуччино оказался ароматным, с высокой пенкой, круассан – теплым и сладким. Капли дождя стекали по стеклу, словно вазелиновые слезы.
Ей следовало поразмыслить над своей жизнью, но вместо этого Джесси читала программу кинотеатров. Мечтатель, иди в кино! Приличная программа только в «Форуме»: «Декалог», [75] седьмая и восьмая часть. Она видела все десять, но не могла вспомнить, каким заповедям посвящены эти два фильма. Не пожелай добра ближнего своего? Не поклоняйся другим богам? В любом случае, нравоучительная
75
«Декалог» (1988) – фильм польского режиссера Кшиштофа Кесьлевского на тему десяти заповедей.
Вернулась на театральную страницу.
Что у нас тут? «Том и Джерри». Казалось бы, сколько раз уже видела эту рекламу на четверть газетной страницы, в точности воспроизводящую афишу на Седьмой улице – но сердце защемило.
К черту, сказала она себе. Поссорились вы из-за ерунды, но ты правильно сделала, что ушла. Он принимает тебя как нечто само собой разумеющееся. Не обращает на тебя внимания. Наверное, даже не заметил, что ты ушла. Потом заметит – когда накопится целая куча неоплаченных счетов. Так что же ты нос повесила? Мазохистка несчастная!
Зажмурившись, она наугад перевернула страницу. Открыла глаза и увидела обзор «Леопольда и Лоис».
Подзаголовок: «Клубная смерть». Автор – Кеннет Прагер. Вводная фраза: «Подобно своим тезкам, Леопольду и Лебу, [76] эта парочка, Леопольд и Лоис, тоже убийцы – убийцы музыки».
Джесси отнюдь не считала себя поклонницей Леопольда и Лоис. Воплощение дурного вкуса, перебродившая ирония Ист-Виллиджа. Ругательная рецензия на них – вот что ей нужно сейчас. Ничто так не поднимает настроение в неудачный день, как это: бездарные выскочки наконец-то получили по носу. Сложив газету поудобнее, она принялась читать.
76
Ричард Леби Натан Леопольд в 1924 г. совершили первое в США «убийство для развлечения», зарезав четырнадцатилетнего Бобби Фрэнкса.
– Думаешь, ты совсем один, чужой в чужом городе, и вдруг видишь знакомое лицо.
Мужской голос у нее за спиной прозвучал слишком громко и отчетливо, словно человек разговаривал по мобильному. Она даже не оглянулась.
– Джесси! Привет, это я.
Теперь она повернула голову.
Он уже стоял за ее спиной, нависая, высокий и тощий, длинные темные волосы небрежно собраны в хвост на затылке.
– Чарли?
Глупо ухмыляется, будто ждет, что она ему обрадуется.
– Неплохо, – ответил он, хотя никто вроде не спрашивал, как он поживает. – А ты? Я присяду?
– Да, конечно.
Сложил свое длинное тело и опустился на стул. За те два года, что Джесси не видела Чарли Уокера, он не изменился. Сорокалетний мальчишка. Черная футболка, черные джинсы, длинные волосы – студент, да и только. Чарли Уокер, ее бывший муж.
– Как увидел тебя здесь, глаза на лоб полезли
– Ты вернулся в Нью-Йорк?
– Нет, заехал ненадолго. Делаю озвучку на закрытом показе. Работаю на «Файзер» [77] и прочие силы ада.
Хотя Чарли одевался как музыкант, но был звукооператором. Десять лет назад он работал в театре. Технические работники не так эгоцентричны, как актеры, и более приземленны. Какое-то время ей это нравилось. А потом Чарли выяснил, что корпорации платят больше и в срок. Примитивная практичность сожрала его с потрохами, словно волк.
– Мы поехали в «Джэвитс Сентр», рассчитывали получить микшерский пульт, а его привезут только к пяти. Вот я и решил смотаться в эти края, побывать в знакомых местах. Здесь была лучшая греческая кофейня, а теперь вот «Старбакс».
77
«Файзер» – фармацевтический концерн.
Он пристально смотрел в глаза Джесси. Давняя, ничего не значащая привычка, ею же и привитая. Это она постаралась избавить Чарли от застенчивости: надо прямо глядеть людям в глаза. А он и рад стараться – таращился и на мужчин, и на женщин. Геев, вроде ее брата, это сбивало с толку. Голубые глаза, бледные, словно выцветшая акварель. Сексуален, на ленивый, сдержанный, сонный манер. Женщины так уставали от Чарли, что соглашались лечь с ним в постель.
– Ты по-прежнему с… – начала Джесси. – Прости, забыла ее имя.
– Жюстин. Да-да. Мы купили дом в Трентоне. Недвижимость там дешевая. Мы поженились.
– Вот как? – Странные, противоречивые чувства. Джесси не могла выразить их словами. Только смотрела, прищурившись.
Чарли пожал плечами, захихикал:
– У нас с тобой ничего не вышло, но это не значит, что брак сам по себе плох. Да и расстались мы по-дружески.
– Потому что нам нечего было делить, – вставила Джесси. – Ни денег, ни дома.
Ни иллюзий, ни любви, ни разбитого сердца.
– Да уж, не было даже ночного горшка, – кивнул он и опять захихикал своим противным мультяшным смешком, будто в горле фантики шуршат. – Ладно, ты-то как? Жизнь идет?
– У меня все в порядке. – Надо же, именно в такой паршивый денек наткнуться на бывшего мужа!
– Где работаешь? Все еще пишешь сценарии в… как там его?…
– В театральном клубе Манхэттена? Нет. Это даже не предыдущая – три работы тому назад. – Пена в чашке осела. – Сейчас я личный помощник английского актера, который играет на Бродвее. Слышал такое имя – Генри Льюс?
– Нет. Ты же меня знаешь: все, кто не из «Стартрека», ускользают от моего радара.
– Да, он не так уж знаменит, – признала Джесси.
Однако сказав правду, она не загладила ложь, и эта ложь заставила еще острее ощутить горечь утраты.
– Помощница, – фыркнул Чарли. – Всего-навсего помощница.
И к тому же помощница малоизвестного актера, то есть – ничтожество.
– Ты так и живешь в нашей квартирке? – продолжал Чарли.