Жизнь двенадцати цезарей

Светоний Гай Транквилл

(2) Он не оправдал не раз возникавших надежд на отмену долговых обязательств [112] , но постановил, наконец, чтобы платежи должников заимодавцам определялись той стоимостью, какую имели их имения до гражданской войны, и чтобы с общей суммы долга были списаны все выплаты или перечисления по процентам; а это сокращало долг почти на четверть. (3) Он распустил все коллегии [113] , за исключением самых древних. Он усилил наказания преступникам; а так как богатые люди оттого легче шли на беззакония, что все их состояние и в изгнании [114] оставалось при них, он, по словам Цицерона [115] , стал наказывать за убийство гражданина лишением всего имущества, а за иные преступления – половины.

112. Надежды на отмену долговых обязательств возбуждались, в частности, Целием в 48 и Долабеллой в 47 г. (Дион. 42, 22 и 32).

113. Коллегии – профессиональные и религиозные союзы свободных граждан; древнейшие из них считались учрежденными Нумой.

114. В

изгнание дозволялось добровольно уйти до суда всякому римскому гражданину, обвиняемому в преступлении.

115. Слова Цицерона не сохранились.

43. Суд [116] он правил необычайно тщательно и строго. Тех, кто был осужден за вымогательство, он даже изгонял из сенаторского сословия. Брак одного бывшего претора с женщиной, которая только накануне развелась с мужем, он объявил недействительным, хотя подозрений в измене и не было. На иноземные товары он наложил пошлину. Носилки, а также пурпурные платья и жемчужные украшения он оставил в употреблении только для определенных лиц [117] , определенных возрастов и в определенные дни. (2) Особенно строго соблюдал он законы против роскоши [118] : вокруг рынка он расставил сторожей, чтобы они отбирали и приносили к нему запрещенные яства, а если что ускользало от сторожей, он иногда посылал ликторов с солдатами, чтобы забирать уже поданные блюда прямо со столов.

116. Суд в Риме вершили преторы, и к Цезарю (и дальнейшим императорам) дела поступали лишь по апелляции или в силу большой сложности и важности.

117. Для определенных лиц – тех, кто был старше 55 лет, женат и имел детей.

118. Законы против роскоши (Геллий. II. 24) – ограничивали траты в будничные дни – 200 сестерциев, в праздничные – 300 сестерциев и т.д.).

44. День ото дня он задумывал все более великие и многочисленные планы устроения и украшения столицы, укрепления и расширения державы: прежде всего, воздвигнуть храм Марса, какого никогда не бывало, засыпав для него и сравняв с землею то озеро, где устраивал он морской бой, а на склоне Тарпейской скалы [119] устроить величайший театр. (2) гражданское право привести в надлежащий порядок, отобрав в нескольких книгах все самое лучшее и самое нужное из огромного множества разрозненных законов; открыть как можно более богатые библиотеки [120] , греческие и латинские, поручив их составление и устройство Марку Варрону; осушить Помптинские болота [121] ; (3) спустить Фуцинское озеро [122] ; проложить дорогу от Верхнего моря через Апеннинский хребет до самого Тибра; перекопать каналом Истм [123] ; усмирить вторгшихся во Фракию и Понт дакийцев; а затем пойти войной на парфян через Малую Армению, но не вступать в решительный бой, не познакомившись предварительно с неприятелем.

119. Тарпейская скала – на Капитолии, главном римском холме.

120. Первую публичную библиотеку в Риме открыл, уже после смерти Цезаря, Азиний Поллион.

121. Помптинские болота в прибрежной части Лация осушались неоднократно, но без успеха.

122. О спуске Фуцинского озера ср.: Клав. 20.

123. Об Истме (Коринфском перешейке) ср.: Плиний. 4. 4. 10: «перекопать его судоходным каналом пытались царь Деметрий (Полиоркет), диктатор Цезарь, император Гай, Домиций Нерон, но начинания эти были несчастливы, как показывает гибель их всех». Ср.: Кал. 21; Hep. 19.

(4) Среди таких замыслов и дел его застигла смерть. Однако прежде чем говорить о ней, не лишним будет вкратце изложить все, что касается его наружности, привычек, одежды, нрава, а также его занятий в военное и мирное время.

45. Говорят, он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во время занятий у него были приступы падучей. (2) За своим телом он ухаживал слишком даже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы, и этим его многие попрекали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как часто навлекала насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб; поэтому же он с наибольшим удовольствием принял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.

(3) И одевался он, говорят, по-особенному: он носил сенаторскую тунику [124] с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал оптиматам остерегаться плохо подпоясанного юнца.

46. Жил он сначала в скромном доме на Субуре [125] , а когда стал великим понтификом, то поселился в государственном здании на Священной дороге. О его великой страсти к изысканности и роскоши сообщают многие. Так, говорят, что он заложил и отстроил за большие деньги виллу близ озера Неми [126] , но она не совсем ему понравилась, и он разрушил ее до основания, хотя был еще беден и в долгах. В походах он возил с собою штучные и мозаичные полы. 47. В Британию он вторгся будто бы в надежде найти там жемчуг: сравнивая величину жемчужин, он нередко взвешивал их на собственных ладонях. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картины древней работы он всегда собирал с увлечением. Красивых и ученых рабов он покупал по таким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их в книги.

124. Туника обычно не имела рукавов и у сенаторов не подпоясывалась, чтобы видна была пурпурная кайма, знак сенаторского достоинства. Носить рукава, а тем более с бахромой считалось признаком крайней изнеженности.

125. Субура между Эсквилином и Виминалом – оживленная улица в Риме, не пользовавшаяся хорошей репутацией.

126. Озеро Неми со священной рощей Дианы – в Лации, близ Ариции.

48. В провинциях он постоянно давал обеды на двух столах: за одним возлежали гости в воинских плащах или в греческом платье, за другим – гости в тогах вместе с самыми знатными из местных жителей [127] . Порядок в доме он соблюдал и в малых и в больших делах настолько неукоснительно и строго, что однажды заковал в колодки пекаря за то, что он подал гостям не такой хлеб, как хозяину, а в другой раз он казнил смертью своего любимого вольноотпущенника за то, что тот обольстил жену римского всадника, хотя на него никто и не жаловался.

127. Давал обеды на двух столах… – Т.е. за первым столом обедали военные чины и греческая ученая свита, за вторым – высшие гражданские чиновники с избранными гостями.

49. На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекавший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лициния Кальва:

… и все остальное,Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок.

Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона старшего, в которых Долабелла называет его «царевой подстилкой» и «царицыным разлучником», а Курион – «злачным местом Никомеда» и «вифинским блудилищем» (2) Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам.

(3) А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе, и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры; мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!» (4) Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность [128] :

128. Был древний обычай распевать в триумфе насмешливые стихи о триумфаторе: во-первых, чтобы не сглазить победы, во-вторых, чтобы не зазнался победитель. Стихи переведены Ф.А. Петровским.

Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —Никомед не торжествует, покоривший Цезаря.

50. На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Он был любовником многих знатных женщин – в том числе Постумии, жены Сервия Сульпиция, Лоллии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея. Действительно, и Курионы, отец и сын, и многие другие попрекали Помпея за то, что из жажды власти он женился на дочери человека, из-за которого прогнал жену, родившую ему троих детей, и которого не раз со стоном называл своим Эгистом [129] . (2) Но больше всех остальных любил он мать Брута, Сервилию: еще в свое первое консульство [130] он купил для нее жемчужину, стоившую шесть миллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицерон остроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело в том, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью [131] .

129. Эгист, герой известного мифа, любовник Клитемнестры, побудивший ее убить своего мужа Агамемнона.

130. В свое первое консульство – перевод по конъектуре Торренция.

131. Шутка Цицерона переведена вольно (в подлиннике: Tertia deducta est).

51. И в провинциях он не отставал от чужих жен: это видно хотя бы из двустишья, которое также распевали воины в галльском триумфе:

Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии.

52. Среди его любовниц были и царицы – например, мавританка Эвноя, жена Богуда: и ему и ей, по словам Назона, он делал многочисленные и богатые подарки. Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать; наконец, он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями и богатыми дарами, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем. (2) Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сын был похож на Цезаря и лицом и осанкой. Марк Антоний [132] утверждал перед сенатом, что Цезарь признал мальчика своим сыном, и что это известно Гаю Матию, Гаю Оппию и другим друзьям Цезаря; однако этот Гай Оппий написал целую книгу, доказывая, что ребенок, выдаваемый Клеопатрой за сына Цезаря, в действительности вовсе не сын Цезаря (как будто это нуждалось в оправдании и защите!) (3) Народный трибун Гельвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в его отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно, для рождения наследников [133] . Наконец, чтобы не осталось сомнения в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший в какой-то речи называл его мужем всех жен и женою всех мужей.

132. Антоний утверждал, что Цезарион – сын Цезаря, чтобы оспорить права усыновленного Октавиана.

133. «Для рождения наследников» (liberorum quaerendorum causa) – юридическая формула при заключении брака.