Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года

Говоров Александр Алексеевич

– Не питайте опасения! Даже сатисфакции, сиречь удовлетворения оскорбленных чувств, я от вас не стану требовать. Вы не шляхетного звания, увы! Однако выйдемте!

Он был расстроен – выронил треуголку, которую держал под локтем, стал ее отряхивать от пыли – вновь выронил. Усики его дрожали от обиды.

– Милостивый государь! – обратился он к Бяше, когда они отошли. – Давайте с вами трактамент [172] заключим… Откажитесь вы от Степаниды, она вам не пара. Что вы за это возьмете – денег?

172

Трактамент – договор.

Бяша помотал головой и постарался объяснить Щенятьеву, что он, Бяша, здесь ни при чем – и почему именно так – и у Щенятьева нет оснований для ревности.

– Я ведал сие, – сказал Щенятьев, еще недоверчиво всматриваясь в лицо Бяши. – Желал лишь от вас удостоверение получить.

Радость от услышанного, однако, его распирала, он просто не знал, как лучше выразить свою признательность Бяше. Придвинулся к нему, оглянулся и сказал тихо:

– Мне вестима и ваша беда… Желаете ли, я помогу нам девку сию… простите – сию мадемуазель, вызволить из Преображенского, а?

Он приосанился, подкрутил ус.

– Я могу!

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Человек божий, покрыт рогожей

В начале Пятницкой улицы, где надо съезжать с бревенчатого Балчуга на глинистый скос набережной, где возле фартины с жестяным мужиком, бьющимся на ветру, стоят понурые лошадки, там стучит-гремит своими станками царева швальня – Суконный двор. Если же прислушаться, то в предосенней теплой тишине, когда уже птицы не щебечут и кузнечики не трескотят, из каждого двора слышится приглушенный рокот и снованье.

Это славная Кадашевская слобода, которая на все Российское государство валяет войлоки и сукна, ткет посконину [173] и полотно. Давным-давно, при Грозном еще царе, здесь жили бондари – кадаши. Кадки они мастерили, корчаги, лохани, корыта, бочонки-окоренки, потому и получила свое название Кадашевская царская слобода. Но после великой Смуты на выгоревшем пустыре обосновались уже другие люди – ткачи, портошвеи, сукновалы, швальники и те, кто торгует хамовным товаром, тканью всякой, суконным добром.

173

Посконина, посконь – холст, вытканный из конопли.

Здесь производили льняные убрусы [174] , полотенца, скатерти, холсты кудельные, пологи на кровать, да мало ли всего добра – опись их товаров насчитывает триста статей. При царе Петре Алексеевиче стали кадашевцы ткать парусину. Знатно служили оные паруса любезному Отечеству, что российский флот и доказал при Гангуте, при Гренгаме и иных викториях [175] преславных.

А было время, когда кадашевцы обслуживали только царский дворец. Из Постельничьего приказа сюда особая боярыня назначалась. Она дело распределяла, она устанавливала покрой, кормление жаловала, кому надо – избы, каморы, огородишки, она же творила суд и расправу и даже благословляла на брак. Словом – князь-баба!

174

Убрус – женский головной убор, платок.

175

Виктория – по-латыни «победа».

Но то были уж, почитай, баснословные времена! Тогда позволялось в слободе жить только мастерам хамовного дела, подмастерьям их, ученикам да зятьям, и то происхождением не иначе как из Ярославского уезда, сел именитых. Даже дочерей, племянниц, внучек запрещено было замуж выдавать за пределы Кадашей, чтобы все были одного дела людишки. Ныне же народ в слободе куда как попестрел – инослободцев много, а за станками можно услышать и окающих, и цокающих, и говорящих по-хохлацки нараспев. Да и саму слободу стеснили – стрельцов подселили, затем дворцовых казаков, монетчиков, которые даже главный Хамовный двор себе оттягали. Некоторые же вышли в избылие [176] , разбогатели, зазнались… И нет теперь там князь-бабы, которая за свой страх и совесть расправу бы творила. Заседают теперь в мирской избе [177] выборные старосты, целовальники, десятники, писаря – та же мелкотравчатая кадашня.

176

Избылой, избылые – люди, вышедшие из тяглового состояния, но официально продолжающие в нем числиться.

177

Мирская изба – в Древней Руси служебное или общественное здание.

Размышляя о делах слободы, выборный ее целовальник Маракуев скреб себя в затылке:

– Ить нелегкая разбери! Указано мирские палаты и иные строения привесть в чистоту по случаю имеющей быть ревизии от господина обер-фискала его превосходительства Ушакова, а людей не соберешь на исполнение тягла! Кто паруса ткет – тех не замай, дело государево особой прокурации. Сукновалы – те на господина Меншикова работают, оный же еще страшней, чем обер-фискал… Есть еще избылые – кто в слободе проживает или числится проживающим, а на самом деле из сукновалов давно вышел в чиновники или в торгаши; повинностей слободских они не несут, податей не платят. Пробовал делать расклад и на избылых – куда там! За них ходатаев куча! Полы помыть некому, хоть собственную бабу разувай да посылай.

Он сам был в купцах, сей целовальник Маракуев, приторговывал с Канунниковым. И все мысли у него были на торгу, где как раз персияне большой закуп делали. Конкуренты, конечно, воспользуются его, Маракуева, занятостью, своего не упустят и чужого прихватят… Однако надо перекрестясь – и за дело.

– Титок! – заорал выборный целовальник. – Давай зови следующую, кто там, язви их в печенку!

Титок – писарская крыса, из тех, о ком говорится: в государевой конторе сидит молодец в уборе, на затылке-то коса до шелкова пояса, перед ним – горой бумаги, что кропают бедолаги, на столе чернил ведро, а уж за ухом – перо…

– Следующая! – заорал в свою очередь Титок, приоткрывая низкую железную дверь в прихожую.

Там, в темной сводчатой палате, мигом утихло жужжание бабьих языков, затем после некоторого замешательства все кинулись штурмовать дверь, произошло пихание, ворчание, пищание, и победительница, красная, отдувающаяся, в сбитом набок повойнике [178] , явилась, крестясь и кланяясь.

– Почему не вышла по наряду на мытье полов? – гневно вопросил Маракуев.

– Полуполковница я, вдова… – сказала проникновенно посетительница.

178

Повойник – простонародный женский головной убор.

– С вами тут и моя баба скоро вдовою станет! За тобой числится тягловый [179] двор, так изволь по нарядам на работу выходить, мне какое дело – полуполковница ты или архиерей?

– Его милость гостиной сотни господин Канунников… – еще проникновенней произнесла полуполковница.

– Что Канунников? – сразу сбавил тон целовальник.

– Кланяться велел и про меня, сирую вдовицу, приказал напомнить…

Черт побери! Маракуев вновь всей пятерней заскреб в затылке. Канунников – вице-президент Ратуши, с ним сам царь за ручку здоровается! Кроме того, компаньон он его, Маракуева.

179

Тягло – подать, налог, взимавшийся с крестьян и ремесленников деньгами, продуктами, а также исполнением определенных повинностей; тяглец – человек, обязанный исполнять тягло.