Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года
Шрифт:
Воняло кислым, как в богадельнях, которые она милостыни ради посещала с отцом. Из кучи тряпья выглядывала розовая мордашка Авсени. Оба Киприанова оказались в нательных рубахах и в смущении принялись надевать камзолы. Стеша поискала образа, чтобы перекреститься, но икон в каморе не было – когда-то вывезли их на Спасский крестец, лишь на стене остались темные четвероугольники.
– К вам я… – сказала она, набираясь решительности. – Ежели что помочь, сделать…
Смущенный Бяша спешно прибирался на полатях, на скамье. Отец же, подав гостье табурет, благодарил и уверял, что они ни в чем нужды не терпят.
Тут
– Я воды принесу, – сказала отважно Стеша, разматывая головной платок.
И она действительно отыскала коромысло, которым еще мать Бяшина воду носила, да две бадейки. Колодец на углу переулка она заметила еще по пути. И она сходила к колодцу и несла оттуда бадейки на коромысле – кто бы сказал, что первый раз в жизни! Гордо покачиваясь, шла и понимала, что идет на виду у всей слободы, но это-то и доставляло ей мстительное наслаждение – на-ка, мир людской, выкуси!
Татьян Татьянычу же, который со стонами вертелся у нее под ногами, она заявила:
– Еще слово, шут, я тебе коромыслом голову сшибу!
Но мыть пол оказалось невозможно, потому что он от старости рассохся и имел щели в кулак. Тогда Стеша, несмотря на протесты Киприановых, затопила печь, причем щепу для этого добыла из той самой кучи, откуда накануне не позволили взять Киприановым. Щепа была сырая, огонь никак не раздувался, Стеша втихомолку наплакалась от едкого дыма. Стала мыть посуду и разбила единственную глиняную миску.
Киприанов-старший тем временем оделся и ушел в слободскую избу получать указания на дальнейшее. Бяша рассматривал чертеж «Всенародной библиотеки», который дал ему отец. Снаружи в тусклом слюдяном оконце металась всполошенная тень, это Татьян Татьяныч, не смея войти, пытался рассмотреть, что делается в каморе.
А в каморе Стеша занялась мальчиком. Умыла его, смазала ему волосы льняным маслицем, оно нашлось в печурке. Теперь, не зная, чем уж занять ребенка, она стала напевать ему песенку. А в голову ничего больше не лезло, кроме чувствительной «Таня рученьку дала, Ваню милым назвала и в светлицу повела. Навсегда будем в спокойстве, и в веселье, и в довольстве, я пленилася тобой, мне не скучно быть с тобой!».
Бяша поверх чертежа с любопытством наблюдал за Стешей. А та раскраснелась, над расписным кокошничком русые волосы вставали короной, даже тонкие щучкины губы складывались упоительным сердечком.
К полудню на Кадаши прибыл цугом сам вице-президент Ратуши господин Канунников, с ним верхами несколько слуг. Выборный целовальник Маракуев поспешил навстречу, приседая от страха. Прочие слобожане на всякий случай притаились, ахая на здоровенные рыла канунниковских клевретов. Первому досталось Татьян Татьянычу, несмотря на то, что он уверял, будто находится здесь из канунниковских же фамильных интересов. Взяли шалуна в ременные нагайки! Очередь пришла за Степанидой.
– Митька, Севка, Вавила! – командовал вице-президент. – Хватайте ее за что ни попади, только помните – она кусается.
Но Стеша остановила их, заявив кратко: «Иду!» Она укутала Авсеню, оставила ему свой теплый плат. Встала на пороге и вдруг решительно вернулась, подошла к Бяше и, взяв его за щеки, крепко поцеловала в губы. И, уже выходя, заявила, не оглядываясь
– Прощайте, Василий, суженый. Все равно ненадолго.
Однако не успел рыдван Канунникова покинуть Хамовный двор, а слободские кумушки еще не кончили обсуждать столь невероятное происшествие, как другая женщина, закутанная в платок до бровей, постучалась в дверь киприановской каморы. Это была баба Марьяна.
– Ох, страдальцы мои! – запричитала она. – Я же вам ситничку принесла и мясца вот от праздника… Чтоб он, Варлам, свояк скаженный, своими разносолами мценскими подавился! Теперь никуда от вас не пойду, будь что будет! Сяду на всех вас, как кура раскрылетившись…
Затем раздалось на всю слободу:
– Ать-два, ать-два! – Некий человек конвоировал другого, наставив ему в спину воображаемое ружье. – Ать-два, левой, свейское ты благородие! Ходить под команду в плену разучился?
Это библиотекарский солдат Федька привел пленного шведа Саттерупа. Накануне они посетили все приказы, к которым должны были быть приписаны, но повытчики только пожимали плечами – без Киприанова никто не знал, что с его людьми делать. Дьяк же Павлов, комиссар Артиллерийского приказа, велел им идти к Киприанову и с ним дожидаться решения высших инстанций.
Когда совсем стемнело, кто-то в оконце поскребся, словно мышь. Это оказался Алеха Ростовцев, гравировальщик; он принес полштофа, праздничек отметить. Всплакнул, жалуясь на директора Федора Поликарпова, который его принялся унижать только за то, что прежде Алеха работал у Киприановых.
И снова они были все вместе. Сидели вокруг накрытого, хотя и скудного стола, лучина весело трещала, искры шипя падали в корытце. Авсеня, разбаловавшись, прыгал по полатям. А Федька хохотал, рассказывая последние новости с торжка, и вдруг осекся, хлопнув себя по лбу:
– Накажи меня угодник! Главного же я вам не поведал! Люди с Сухаревки сказывали, что в канун праздника прибыл в Москву его превосходительство господин Брюс.
Все вскочили. Вот так Федька! Такую новость – и позабыл!
В тот же час в слободской избе подьячий Титок, согнув ладонь воронкою и приставив ее к уху целовальника Маракуева, хотя были они в палате только вдвоем, шепотом сообщил ему ту же весть.
– Помилуй бог! – встрепенулся Маракуев. – Ну, пойдет теперь катавасия [203] ! Брюс-то, он горой за этих Киприановых. А нам-то чего? Мы приказ выполняли…
203
Катавасия – церковная служба, когда поют все сразу, наперебой. В переносном смысле – неразбериха.
Он встал, потянулся, зевнул так, будто хотел, проглотить паникадило в сорок свечей, свисавшее с потолка.
– Одного не пойму, – сказал он. – Эта Степанида и все другие… Ну чего их тянет к убогим тем Киприановым? Что в них такого есть? Ума невозможно приложить!
Через неделю происходил выпуск школяров в Сухаревой башне. Сия школа навигацкого и математического искусства, а в просторечии Навигацкая школа была учреждена государем в 1701 году, когда после отчаянной конфузии под Наровой выяснилось, что без образованных офицеров российской армии и флоту не быть.