Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
— Нет, отчего же, я понимаю, — ответил Лешка. — Но вот одно… Ведь бедных, кто все делает, больше, чем богатых. Собрались бы все вместе и приказали бы разделить все поровну. Верно?
Отец засмеялся, погладил Лешку по голове:
— Верно. Утопия, сынок. Против силы не пойдешь. Хотя ты и не знаешь, что такое утопия.
Лешка не знал, но и не спросил. Понял, что из его предложения ничего не получится.
Разговор этот застрял где-то в уголках Лешкиного сознания, и иногда он начинал фантазировать… Вот он собирает всех бедных, идет к царю и требует, чтобы тот приказал богатым разделить все поровну. Царь, конечно, соглашается. Он благодарит Лешку — и вот уже нет бедных, каждый
Это было давно, когда он был маленьким. Теперь Лешка не фантазировал. Он присматривался к окружающему миру внимательными, пытливыми глазами и понял многое, что раньше ему было непонятным. Помог ему в этом Колька Новиков, матрос с парохода «Аретуза».
2
Для Лешки зима выдалась трудная. Он готовился к окончанию реального. Весною надо было получать свидетельство. На дом задавали много уроков, и свободного времени почти не оставалось. О Тине Подгоецкой Лешка не вспоминал. Было не до нее. Голову забивали спряжения французских глаголов, алгебраические формулы, бином Ньютона, казавшийся особенно трудным, и разборы классических произведений. Мальчики как-то повзрослели, посерьезнели.
Вся эта история с гимназистками, с «дамой сердца», стала казаться им смешной, не заслуживающей внимания. Лешка твердо решил поступать в мореходные классы. Он мог сделать это и раньше, но отец потребовал, чтобы он сначала окончил реальное, получил среднее образование, а там как хочет.
В середине апреля задули сильные ветры, лед на Западной Двине почернел, вспучился, затрещал, и рижане ходили на мост смотреть, как пойдет лед. А он пошел ночью. Уже утром на реке сплошным потоком плыли пожелтевшие, пористые льдины. Они останавливались, громоздились у углов набережной, застревали у форштевней стоящих вдоль стенки пароходов и стояли так некоторое время, до тех пор пока более мощные и тяжелые не выталкивали их на течение. Прежде медленное и спокойное, теперь оно стало сумасшедшим. Некоторые суда не выдерживали напора льда, и их срывало со швартовов. Опасались затора.
Через два дня река совсем очистилась ото льда. Сразу наступило тепло, перестал дуть ветер. Каждый день показывалось солнце. Почки набухли и вот-вот должны были лопнуть. Из порта доносились запахи смолы, олифы, каменного угля, пароходных дымов… «Лешку тянуло к пароходам.
Иногда он брал лодку у Скундры — у его отца была собственная лодка, — на ней катался по реке и ловил рыбу. Вольдемарс никогда не сопровождал Лешку. Ему надоела лодка, он не любил грести и не испытывал никакого интереса к пароходам.
…Лешка не торопясь плыл вдоль набережной. Глядел на суда. Они стояли тут под разными флагами — русскими, голландскими, английскими… Лешка мечтал о том, как покинет Ригу и окажется на сказочных тропических островах, услышит нежную музыку, увидит темнокожих девушек в юбочках из пальмовых листьев… Он видел таких в синематографе. Он попробует всякие блюда и вина, посетит буддийские храмы, китайские пагоды, туземные деревни. Он будет командовать большим пароходом, его полюбят матросы…
Еле ворочая веслами, Лешка почти вплотную плыл вдоль борта большого парохода «Аретуза». С высокой, похожей на макаронину трубой, с ржавыми потеками на некогда белых надстройках, с закопченными
— Подгреби-ка сюда, я тебе что-то скажу…
Лешка повернул нос под иллюминатор, и мешок вместе с веревкой оказался у него в лодке.
— Ты чего? Ты чего делаешь? — завопил Лешка, но моряк с парохода приложил палец к губам и сказал:
— Не ори. Мотай скорее отсюда на ту сторону. Полиция. Понял? Жди меня на той стороне в Угольной гавани. Я приду.
Лешка ничего не понял, но при слове «полиция» инстинктивно приналег на весла. Через минуту он уже был на середине реки и мог спокойно наблюдать, как по палубе «Аретузы» бегают полицейские, на судне открывают трюмы. Там явно что-то происходило.
Он спустился немного по течению и направил лодку в Угольную гавань на левом берегу реки. В какую историю он неожиданно попал! Ясно одно, что это контрабандисты, полиция, видимо, проведала что-нибудь и решила накрыть компанию. Вот, черт возьми, надо ему это дело! Хорошо, что успел смыться вовремя. Но тот нахалюга бросил свой мешок в лодку, даже согласия не спросил. Жди его теперь, когда явится. А может быть, выбросить этот мешок за борт, и дело с концом? Нет, нехорошо так. Матросы не от хорошей жизни контрабанду возят. Круминьш говорил, что это добавок к заработку. Все-таки лучше было бы не связываться. Ну, уж теперь ничего не поделаешь. Надо ждать.
Прошло часа три, а парень с парохода не шел. Лешка проклинал все на свете и окончательно решил, что, если этот тип не появится через полчаса, он выбросит мешок за борт и поедет к Вольдемарсу отдать лодку.
Но вот с портовой стороны в Угольную гавань пришел маленький паровой буксирчик. Вместе с рабочими и военными моряками на берег сошел молодой человек в синем шевиотовом костюме, синем свитере и желтых ботинках. На голове у него лихо сидела кепка с пуговкой. Он оглядел гавань и уверенно направился к Лешке. Лешка тоже сразу узнал того, кто выглядывал в иллюминатор. Чуть раскосые веселые глаза, большой рот, слегка выдающиеся скулы, вздернутый нос и казацкий чуб, вырывающийся из-под кепки. Без сомнения, он. Моряк подошел. Был он совсем молодой, по виду всего года на два, на три старше Лешки.
— Здорово. Будем знакомы. Новиков Николай. Можешь звать Колькой, — проговорил он, присаживаясь на бревно, на котором сидел Лешка. — Прежде всего спасибо. Выручил. Я фараонов сразу заметил, когда они еще по берегу шли… А тут ты подвернулся. Удачно получилось.
— Шел бы ты к черту со своим спасибо, — проворчал Лешка. — Чуть не втянул меня в историю. Забирай свой мешок и будь здоров. Чтобы я тебя больше не видел…
Матрос засмеялся.
— Не сердись. Знаешь, как ты нас выручил? — становясь серьезным, сказал Новиков. — Не меня одного, а многих. Не думай, это не для торговли…
— А что это? — полюбопытствовал Лешка.
Матрос помолчал и опять без всякой улыбки сказал:
— Раз не посмотрел сам — хорошо. А я говорить не буду. Не к чему. Можешь только мне верить. Не на продажу и не для денег. Тебя-то как зовут?
Лешка назвался. Злость его прошла. Ему нравился этот матрос. Он поверил ему и уже был рад, что попал в какую-то таинственную историю. Не всякому выпадает такое. Будет что рассказать товарищам. Но, как бы читая его мысли, Новиков проговорил:
— Можешь хранить тайну? Ну и хорошо. А то фараоны хитрые. Сразу пронюхают… Тогда нам не поздоровится…