Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Диккенс Чарльз

– Войдите!
– воскликнул мистер Пексниф, - сурово, но добродетельно. Войдите!

Этим разрешением не преминул воспользоваться человек мешковатый, неловкий в движениях, крайне близорукий и преждевременно облысевший, но, заметив, что мистер Пексниф сидит к нему спиной, глядя на огонь, он нерешительно остановился, держась за дверную ручку. Он был далеко не красавец, и его фигуру облекал табачного цвета костюм, который и снову был скроен неладно, а теперь от долгой носки весь съежился и сморщился, потеряв всякий покрой; однако, несмотря на костюм и нескладную фигуру, которую отнюдь не красила сильная сутуловатость и смешная привычка

вытягивать голову вперед, никому не пришло бы в голову считать его дурным человеком, разве только полагаясь на слова мистера Пекснифа. Ему было, вероятно, лет около тридцати, а с виду можно было дать сколько угодно, от шестнадцати до шестидесяти: он принадлежал к тем странным людям, которые никогда не становятся вполне дряхлыми, но выглядят стариками уже в ранней юности, а после того становятся все моложе.

По-прежнему держась за ручку двери, он несколько раз переводил глаза с мистера Пекснифа на Мерси, с Мерси на Чарити, с Чарити опять на мистера Пекснифа; но так как обе дочки глядели в огонь с тем же упорством, что и папаша, и никто из них троих не обращал на него ни малейшего внимания, он вынужден был, наконец, сказать:

– Извините меня, мистер Пексниф: я, кажется, помешал вам...

– Нет, вы не помешали, мистер Пинч, - возразил тот очень кротко, но не оглядываясь на него.
– Садитесь, пожалуйста, мистер Пинч. И будьте так любезны закрыть дверь, мистер Пинч, прошу вас, если вам нетрудно.

– Да, сэр, конечно, - сказал Пинч, не закрывая, однако, дверей, а, наоборот, открывая их еще шире и боязливо кивая головой кому-то стоявшему за порогом.
– Мистер Уэстлок, сэр, узнав, что вы уже вернулись домой...

– Мистер Пинч, мистер Пинч!
– произнес Пексниф, поворачиваясь кругом вместе со стулом- и глядя на Пинча с выражением глубочайшей скорби: - Я не ожидал этого с вашей стороны. Я не заслужил этого с вашей стороны!

– Но, право же, сэр...
– настаивал Пинч.

– Чем меньше будет вами сказано, мистер Пинч, - остановил его Пексниф, - тем будет лучше. Я не жалуюсь ни на что. Не оправдывайтесь, пожалуйста.

_ Нет, позвольте, сэр, - воскликнул Пинч с большим жаром, - прошу пас! Мистер Уэстлок, СЭР, уезжая из этих мест навсегда, желает расстаться с вами по-дружески. У вас с мистером Уэстлоком, сэр, вышло на днях маленькое недоразумение; у вас и прежде бывали маленькие недоразумения...

– Маленькие недоразумения!
– воскликнула Чарити.

– Маленькие недоразумения!
– эхом отозвалась Мерси.

– Дорогие мои!
– сказал мистер Пексниф, все с тем же возвышенным смирением простирая руку к небесам.
– Милые!
– Выдержав торжественную паузу, он кротко кивнул мистеру Пинчу, как бы говоря: "Продолжайте", - но мистер Пинч до того растерялся, не зная, что говорить дальше, и так беспомощно глядел на обеих девиц, что разговор, вероятно, и закончился бы на этом, если бы красивый юноша, едва достигший возмужалости, не переступил в эту минуту порога и не подхватил нить беседы на том самом месте, где она оборвалась.

– Послушайте, мистер Пексниф!
– сказал он, улыбаясь, - пусть между нами не останется никакого враждебного чувства, прошу вас. Я очень сожалею о том, что мы с вами не ладили, и сожалею как нельзя более, если я вас чем-нибудь оскорбил. Не поминайте меня лихом, сэр.

– Я ни одному человеку на свете не желаю зла, - кротко отвечал мистер Пексниф.

– Я же вам говорил, - громким шепотом вмешался мистер Пинч, - я так и знал! Я это от него всегда слышал.

– Так вы подадите мне руку, сэр?
– воскликнул Джон Уэстлок, делая вперед шага два и взглядом приглашая мистера Пинча внимательно следить за происходящим.

– Гм!
– произнес мистер Пексниф самым кротким голосом.

– Вы подадите мне руку, сэр?

– Нет, Джон, - отвечал мистер Пексниф с почти неземным спокойствием, нет, я не подам вам руки. Я простил вас. Я давно уже простил вас, еще в то время, когда вы корили меня и издевались надо мной. Я примирился с вами во Христе, а это гораздо лучше, нежели подавать вам руку.

– Пинч, - сказал юноша, уже не скрывая своего презрения к бывшему наставнику, - что я вам говорил?

Бедняга Пинч, совершенно потерявшись, взглянул было на мистера Пекснифа, который с самого начала беседы не сводил с него глаз, но так и не найдя, что ответить, перевел взгляд на потолок.

– Что касается вашего прощения, мистер Пексниф, - сказал юноша, - то на таких условиях я его не приму. Я не желаю, чтобы меня прощали.

– Не желаете, Джон?
– отвечал мистер Пексниф с улыбкой.
– Но вам придется его принять. Вы не можете этому противиться. Прощение есть дар небес, оно есть самая возвышенная добродетель; оно вне вашей сферы и не подвластно вам, Джон. Я все-таки прощу вас. Вы не заставите меня помнить зло, которое вы мне причинили, Джон.

– Зло!
– воскликнул тот со всем жаром юности.
– Хорош голубчик! Зло! Я ему делал зло! Он и думать забыл про пятьсот фунтов, которые выманил у меня под всякими предлогами, и про семьдесят фунтов в год за стол и квартиру, когда за них много было бы и семнадцати! Нечего сказать, мученик!

– Деньги, Джон, - сказал мистер Пексниф, - это корень всякого зла. Прискорбно видеть, что вы уже поддались их пагубному влиянию. А я не хочу даже помнить, что они существуют на свете. Не хочу помнить и о поведении того заблудшего, - здесь мистер Пексниф, до сих пор изъяснявшийся со всей кротостью миротворца, возвысил голос, словно желая сказать: "Я тебя, негодяя, насквозь вижу", - того заблудшего, который привел вас сюда, пытаясь нарушить (к счастью, тщетно) покой и душевный мир человека, которому не жаль было бы отдать за него последнюю каплю крови.

Тут голос мистера Пекснифа задрожал, в ответ послышались глухие рыдания его дочерей. Более того, в воздухе реяли и звучали два незримых голоса, один восклицал: "Скотина!", другой: "Свинья!"

– Способность прощать, - произнес мистер Пексниф, - прощать вполне и до конца, бывает иногда совместима и с сердечными ранами: быть может, если сердце ранено, тем больше в этом чести. Душа моя все еще содрогается и глубоко скорбит о неблагодарности этого человека, но я испытываю гордость и радость, говоря, что прощаю ему. Нет! Прошу этого человека, - возвысил голос мистер Пексниф, видя, что Пинч собирается заговорить, - прошу его не перебивать меня замечаниями; он премного меня обяжет, если не произнесет сейчас ни слова. Я не уверен, что у меня найдутся силы перенести это испытание. Через самое короткое время, надеюсь, я найду в себе достаточно твердости, чтобы продолжать беседу с ним так, как если бы ничего этого не произошло. Но не сейчас, - закончил мистер Пексниф, снова поворачиваясь к огню и махая рукой по направлению к дверям, - не сейчас!