Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)
Шрифт:
– Мистер Неджет, - сказал Монтегю, списывая на бумажку адрес Джонаса Чезлвита с визитной карточки, все еще валявшейся на столе, - я буду рад всяким сведениям относительно этого имени. Безразлично, каковы бы они ни были. Приносите мне все, что удастся собрать. Приносите лично мне, мистер Неджет.
Неджет надел очки и внимательно прочел фамилию, потом взглянул на председателя поверх очков и поклонился, потом снял их и положил в футляр, потом убрал футляр в карман. Проделав это, он посмотрел, уже без очков, на лежавшую перед ним бумажку, в то же время доставая бумажник откуда-то из-за спины. Несмотря на то, что он был битком набит всякими бумагами, Неджет нашел в нем место и для этой записки и, старательно застегнув его, торжественно проделал тот же фокус, отправив бумажник на прежнее место.
Он повернулся, не говоря ни слова, отвесил еще поклон, приотворил дверь ровно настолько, чтобы едва можно было пролезть, и тщательно закрыл ее за собой. Председатель употребил остаток утра на скрепление своей собственноручной подписью новых страховых полисов и пожизненных рент. Дела общества шли все лучше и лучите, и от клиентов просто отбоя не было.
ГЛАВА XXVIII
Мистер Монтегю у себя дома. И мистер Джонас Чезлвит у себя дома
Много было весьма основательных причин для того, чтобы Джонас Чезлвит расположился в пользу плана, так смело развернутого его великим инициатором, но три причины перевешивали все остальное. Во-первых, ему представлялась возможность нажить большие деньги. Во-вторых, эти деньги были особенно соблазнительны тем, что их выманивали хитростью у других людей. В-третьих, на этом поприще его ждали уважение и почет, поскольку совет Англо-Бенгальской компании был в своем роде важное учреждение, а его директор - влиятельное лицо. "Получать громадную прибыль, командовать целой армией подчиненных и попасть в хорошее общество - и все это разом и без всякого труда - будет совсем неплохо", - думал Джонас. Последние соображения уступали только его алчности; ибо, сознавая, что ни его личность, ни поведение, ни характер, ни таланты не могли внушить к себе никакого уважения, Джонас тянулся к власти и в душе был таким же деспотом, как любой увенчанный лаврами победитель, известный нам из истории.
Однако он решил держаться настороже и хорошенько присмотреться к частной жизни высокоаристократического мистера Монтегю. Мелкому плуту не приходило в голову, что Монтегю только этого и ждет, иначе он вряд ли пригласил бы Джонаса, пока тот ни на что еще не решился, и мысль, что этот гений, Монтегю, способен перехитрить его, Джонаса, не могла прошибить броню его самонадеянности. Монтегю сказал еще в самом начале, что Джонас для него слишком хитер; и Джонас, который был достаточно хитер для того, чтобы не доверять ему во всем остальном, невзирая на торжественные клятвы, - в этом поверил ему сразу.
Робеющей рукой, однако не без попытки напустить на себя дурацкую важность, постучался он в дверь своего нового друга на Пэлл-Мэлле, когда настал назначенный час. Мистер Бейли живо явился на стук. Он ничуть не возгордился и готов был оказать внимание Джонасу, но тот его не узнал.
– Мистер Монтегю дома?
– Еще бы он был не дома, когда собирается обедать, - ответил Бейли с развязностью старого знакомого.
– Шляпу возьмете с собой или тут оставите?
Мистер Джонас предпочел оставить ее тут.
– Фамилия все та же, я полагаю?
– ухмыляясь, спросил Бейли.
Джонас воззрился на него в немом негодовании.
– Что ж вы, не помните разве пансион мамаши Тоджерс?
– сказал мистер Бейли, по своей любимой привычке стукая коленкой о коленку.
– Не помните разве, как я докладывал о вас барышням, когда вы приходили с ними любезничать? Вот уж где все мохом заросло, верно? Теперь нас рукой не достанешь! Слушайте, а вы здорово выросли!
Не дожидаясь ответа на свой комплимент, он проводил гостя наверх, доложил о нем и, подмигнув ему исподтишка, удалился.
Нижний этаж дома занимал богатый торговец, но у мистера Монтегю оставался весь верх - и великолепная это была квартира! Комната, в которой он принял Джонаса, была просторная и изящная, убранная с необычайной роскошью, - ее украшали картины, гипсовые и мраморные копии с антиков, китайские вазы, высокие зеркала, малиновые занавеси тяжелого шелка, резьба и позолота, мягчайшие диваны, сверкающие хрусталем шкафчики с инкрустацией из драгоценного дерева, дорогие безделушки, небрежно разбросанные повсюду. Единственными гостями, кроме Джонаса, были доктор, управляющий делами и еще два джентльмена, которых Монтегю представил по всем правилам этикета.
– Дорогой друг, я счастлив вас видеть. С Джоблингом вы знакомы, кажется?
– Я полагаю, - любезно ответил доктор, выступая из круга, чтобы пожать руку Джонасу.
– Думаю, что удостоился этой чести. Надеюсь - что да. Уважаемый, вы здоровы? Вполне здоровы? Отлично!
– Мистер Вольф, - сказал Монтегю, как только доктор дал ему возможность представить двух других, - мистер Чезлвит. Мистер Пип, мистер Чезлвит.
Оба джентльмена были чрезвычайно рады такой чести - познакомиться с мистером Чезлвитом. Доктор отвел Джонаса в сторону и шепнул ему, прикрыв рот ладонью:
– Светские люди, уважаемый, светские люди! Гм! Мистер Вольф - деятель литературы, только говорить об этом не надо, - замечательно интересная еженедельная газета! О, замечательно интересная! Мистер Пип - деятель театра, превосходный собеседник - о, превосходный!
– Ну, - сказал Вольф, скрестив руки и продолжая разговор, прерванный появлением Джонаса, - так что же сказал на это лорд Нобли?
– Да просто не знал что сказать, - ответил Пип, загнув крепкое словцо.
– Черт возьми, сэр, так и молчал, как пень. Но вы же знаете, какой отличный малый этот Нобли!
– Лучше и быть не может!
– отозвался Вольф.
– Не дальше как на прошлой неделе Нобли мне сказал: "Ей-богу, Вольф, если б у меня был в распоряжении богатый приход да если б еще вы воспитывались в университете - лопни глаза мои, я бы сделал вас пастором!"
– На него похоже, - сказал Пип и опять загнул словцо.
– И сделал бы!
– Нечего и сомневаться, - сказал Вольф.
– Но вы хотели рассказать нам...
– Ах, да!
– воскликнул Пип.
– Верно, хотел. Сначала он совсем онемел, лишился языка, ну просто обмер, а потом говорит герцогу: "Здесь Пип. Спросите Пипа. Пип наш общий друг. Он знает".
– "Черт возьми!
– говорит герцог.
– В таком случае я обращаюсь к Пипу. Ну, Пип, кривоногая она или нет? Скажите нам!" - "Кривоногая, ваша светлость, клянусь князем тьмы!" говорю я. "Ха-ха!
– смеется герцог.
– Конечно, кривоногая. Браво, Пип! Хорошо сказали, Пип. Вы молодчина, Пип, провалиться мне, коли не так! Если у вас будет собираться светское общество, рассчитывайте на меня, когда я в городе". И с тех пор я постоянно его приглашаю.
Конец анекдота доставил всем огромное удовольствие, которое отнюдь не уменьшилось от доклада, что обед подан. Джонас отправился в столовую вместе с хозяином и занял место между ним и своим приятелем доктором.
– Остальные разместились за столом, как люди, давно освоившиеся в доме, и все одинаково отдали честь обеду.
Обед был отличный, самый лучший, какой только можно достать за деньги или в кредит (что в сущности все равно). Блюда, вина и фрукты были самые отборные. Сервировка отличалась элегантностью. Серебро было великолепное. Мистер Джонас занялся подсчетом, во что может обойтись одна эта статья, когда хозяин потревожил его: