Жизнь и судьба: Воспоминания
Шрифт:
И еще:
На смену Пегасу На пенсии, по старости, Пегас, И в наши дни поэт порой пилот, Кому, чтобы подняться на Парнас, Сподручнее не конь, а самолет?И еще:
Amo quia absurdum В бога слепого веруя слепо С сердцем безумным, а, может быть, мудрым, ЯИ еще:
Не сетуй Не сетуй, мудрый (так уж в мире водится), Обхаживая глупого тирана: И солнцу проходить приходится Через созвездие Барана.И еще:
Лень Не грущу, что навестила И меня безделья лень: Солнце, уж на что светило, А не каждый светит день.И т. д., и т. п. Всех краткостиший не напишешь: их (похвастаюсь) у меня больше шестисот» (22/XII — 1971).
И все это в одном письме, а писем много в нашем архиве и стихов много. Моисей Семенович ленью не страдал.
Хотели мы в свою очередь поздравить его. Готовился, как мы узнали из письма Кс. Мих. Колобовой, юбилей, и хотели подготовить машинописный сборник (а вдруг потом напечатают, издадут?), собирали статьи. Мы с Алексеем Федоровичем откликнулись тотчас. Алексей Федорович, по-моему, послал нечто о символе (его книга «Проблема символа и реалистическое искусство» вышла в 1976 году), а я — о пушкинских известных элегических стихах «Царскосельская статуя» («Урну с водой уронив об утес ее дева разбила»). Впрочем, за давностью лет могу и ошибиться, но что пушкинская тема была — совершенно точно.
Не помню, чем вся эта сложная эпопея закончилась. Вскоре скончалась Любовь Григорьевна. Моисей Семенович пережил ее на двенадцать лет. Очень они любили друг друга. Недаром же он писал Amo quia absurdum.Сердце у него было и безумное, и мудрое [345] .
Изучая через десятки лет структуралистские методы в языкознании, А. Ф. вновь занялся проблемами философии языка, возобновил то, что давно пришлось отложить, но теперь уже на новых основаниях, с новыми целями. Как раз, очень своевременно, в шестидесятые годы появился у нас выдающийся лингвист, Энвер Ахмедович Макаев, член редколлегии журнала «Вопросы языкознания», где Алексей Федорович напечатал статьи о своем понимании математической лингвистики. Вскоре Алексей Федорович выпустил в издательстве своего института книгу «Введение в общую теорию языковых моделей» (1968), которую почти через сорок лет переиздало известное издательство УРСС в серии «История лингвофилософской мысли» (2004).
345
Я благодарна нашему другу Александру Чертову, доставшему мне эти письма из совсем недоступного для меня места.
Э. А. Макаев пришел впервые к нам со своим докторантом Марком Михайловичем Маковским [346] , а затем уже приходил и один. Беседы всегда интеллектуальные, философия языка. Энвер Ахмедович моложе Алексея Федоровича лет на 25, другое поколение, но образование блестящее, в двенадцать лет уже читал Канта «Критику чистого разума» по-немецки. Милиционер, увидев на улице мальчика в очках с книгой, спросил: «Скажите, а Вы ненормальный?» — один из любимых рассказов Энвера Ахмедовича. Юношей Энвер Ахмедович познакомился с Андреем Белым — оказалась любовь на всю жизнь. К тому же Энвер Ахмедович великолепный музыкант. И символист. Все, что дорого Лосеву, близко и родственно Макаеву. Помню, как после выхода статьи в «Вопросах языкознания» (1965) на следующий день, в 12 часов дня, когда Алексей Федорович еще не встал после бессонной ночи, вбегает Энвер Ахмедович с двумя бутылками вина. Я едва его удержала. Алексей Федорович наконец вышел, и они расцеловались. Потом вышли еще две статьи в «Вопросах языкознания», опять-таки с проблемой соотношения структуральной и классической лингвистики. Они имели заметный резонанс, мне об этом лично говорил во Львове известный литературовед, председатель Ученого совета и давний знакомый Алексея Федоровича, профессор Алексей Владимирович Чичерин.
346
Марк Михайлович издал книгу: Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и мир образов. М., 1996. В заметке «От автора» он пишет: «Идея создания словаря возникла у меня в начале 1960-х годов в ходе незабываемых бесед с выдающимся российским ученым-гуманитарием Алексеем Федоровичем Лосевым, с которым меня связывала не только близость научных концепций, но и большая человеческая дружба».
Энвер Ахмедович был великий знаток символизма. На вечере в Доме ученых, посвященном 85-летию А. Ф. Лосева, 9 декабря 1976 года Энвер Ахмедович выступил с докладом на тему о символизме, так как в этом году вышла книга Алексея Федоровича «Проблема символа и реалистическое искусство». Энвера Ахмедовича слушали, затаив дыхание, люди стояли в проходе, в коридорах. Председатель, профессор А. В. Гулыга, всем давал на доклад 15 минут. Общая тема всего собрания «Традиция в истории культуры», и доклады, прочитанные на вечере, вошли в напечатанный и красиво изданный сборник. Энвер Ахмедович выступал минут 30–35. Его просили продолжать, никак не отпускали, но Энвер Ахмедович скромно вернулся на свое место. Все мы надеялись, что Энвер Ахмедович подаст статью в готовящееся издание. Не тут-то было. Он с невероятным упрямством решительно отказался. И книга вышла в 1978 году, но Макаев в ней отсутствовал. Почему он отказался, что им двигало? Вряд ли боялся — тема запретная. Это Лосев — человек отчаянный. А может быть, решил — я лингвист, и не мое дело быть в кругу литературоведов. Кто его знает? Человек он был особенный, особняком стоял
В те же 1960-е на нашем горизонте еще одна совсем непростая фигура — Себастьян Шаумян, доктор филологических наук, один из главных структуралистов (Алексей Федорович их здорово критиковал, но и видел в них полезные, интересные для себя идеи), да еще секретарь парткома в Институте русского языка Академии наук. Это племянник известного большевика, революционера Степана Шаумяна, одного из 26 Бакинских комиссаров, расстрелянных белыми. Оказалось, что я, доцент Московского областного пединститута им. Крупской, преподавала студентке вечернего отделения (а вечерники по возрасту старше тех, кто на дневном, и серьезнее), очень любознательной, по имени Мария Васильевна, которая не раз задавала мне разные вопросы по латинскому и греческому языкам по просьбе своего мужа. И мужем-то оказался (как потом выяснили) Себастьян Шаумян (она называла его мне Сережей — для наивной конспирации?). Так я заочно познакомилась с молодым Шаумяном. А к нам с Алексеем Федоровичем уже приходил солидный ученый, с которым велись у Алексея Федоровича замысловатые беседы — оба ведь блестящие логики и философы языка. И вдруг в начале семидесятых Шаумян эмигрировал в Соединенные Штаты. Все удивлялись — зачем? Почему? Человек зрелый, здесь у него прекрасное положение, партком и т. д. и т. п. А он взял и уехал с семьей и библиотекой — разрешили. Все думали — кому он там нужен, в этой Америке? А он через много лет стал приезжать к нам на «Лосевские чтения», на международные конференции, на российские конгрессы философов. Стал почетным профессором Йельского университета, где у него свой дом, свой сад, где за ним ухаживает Мария Васильевна и где он издает книгу за книгой. И особенно подружился Себастьян Константинович с моей племянницей Еленой. Трогательно смотреть, как она ухаживает за этим старцем, а он всем доказывает свою независимость, самостоятельность и принципиальность — и в науке, и в жизни. Удивительный человек и горячий почитатель незабываемого его собеседника, логика и диалектика (как он сам) Алексея Федоровича Лосева [347] .
347
Только я написала эти строки, как мне сообщила Валентина Постовалова (ей тоже сообщили с большим опозданием), что скончался 21 января 2007 года в своем доме, за рабочим столом, уже к ночи Себастьян Шаумян. Я немедленно позвонила в США Марии Васильевне, выразила ей свое сочувствие, узнала подробности. Сын младший, математик, пришел к нему в кабинет со словами: «Хватит, отец, работать. Пора отдохнуть». Смотрит, а он действительно уже ушел на вечный отдых. Счастливая смерть в 91 год. Мы помним Вас, дорогой наш друг (10 марта 2007 года).
Раньше всех, однако, оценил учение Алексея Федоровича об имени в страшные тридцатые годы человек крайне осторожный и сам высылавшийся из Москвы (но все-таки в 1946 году станет академиком), Виктор Владимирович Виноградов (ровесник Алексея Федоровича, родился в 1894 году). В память о давних встречах сохранилась у нас старая его книга «Современный русский язык» (М., 1938) с надписью: «Глубокоуважаемому Алексею Федоровичу Лосеву — „философу имени“ от любителя имен». Скромно, но выразительно. И в 1960-е способствовал Виктор Владимирович публикации лосевских статей в академических журналах. Скончался он в 1969 году.
Я уже не говорю о том, что лосевскую философию языка поймут (конечно, по-своему) через десятки лет новые поколения лингвистов, такие, например, как Мила Гоготишвили, ныне известный лингвист, автор огромной монографии «Непрямое говорение», где Алексей Федорович присутствует со своими трудами по философии имени (2006). Мила сначала прислала анонимно Алексею Федоровичу автореферат кандидатской своей диссертации о Бахтине, а потом, тайная почитательница Лосева, пришла помогать ему, записывать за ним последнюю его, итоговую, языковедческую работу (и Валя Постовалова — будущий доктор, языковед — тоже, меняясь с Милой, записывала под диктовку Алексея Федоровича) «В поисках построения общего языкознания как диалектической системы» (опять вечные Лосевские поиски). Это Мила, когда Алексей Федорович уже лежал в гробу на столе, бегала за льдом и подкладывала ему под голову подушечку, «чтобы мягче было». Многие знают фотографию — Алексей Федорович, сидя в своей качалке, на даче в «Отдыхе» целует молодой особе протянутую ему руку. А ведь это Мила приехала поздороваться и поздравить Алексея Федоровича с днем рождения. Высокая, стройная, рыжеволосая полугрузинка (совсем как колхидская Медея), умом острая и в деле быстрая (энергично составляла, руководя моими ученицами, указатели ко всем восьми томам «Истории античной эстетики»), И она же одна из первых начала писать о Лосеве-философе в первой книге его сочинений (серия текстов русских мыслителей — в приложении к «Вопросам философии») под названием «Из ранних произведений» — и потом дальше и дальше. Это она же, оставив тяжелобольную мать, перелетела через Атлантику и выступила с главным докладом на Международной научной конференции памяти Алексея Федоровича «А. Ф. Лосев и гуманитарная наука XX века» в университете штата Огайо в США (2002). А. Ф. Лосев — философ имени, современник XXI века — главная идея Людмилы Гоготишвили.