Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта
Шрифт:
В «Москвитянине» 1841 года (№ 10) г-н И. Добр-н, в письме к издателю его о сочинениях Пушкина, приводит неизданное стихотворение Пушкина «Циклоп»:
Язык и ум теряя разом,
Гляжу на вас единым глазом:
Единый глаз в главе моей.
Когда б судьбы того хотели,
Когда б имел я сто очей,
То все бы сто на вас глядели.
Г-н. Добр-н сопровождает это стихотворение замечанием, которое остается для нас необъяснимым. «Оно (стихотворение. – (П. А.)) напечатано, – говорит он, – вместе с другими французскими и немецкими стихами, сделанными на тот же случай в немногих экземплярах. Я имел удовольствие видеть один из них и читал между ними русские стихи И. А. Крылова, которых, к сожалению, не могу припомнить». Таких отдельных произведений, таящихся в руках знакомых и приятелей поэта, вероятно, еще много.
220
Мы еще не упомянули, что весной 1830 г. Пушкин был выбран также членом и «Общества любителей российской словесности», существовавшего тогда в Москве. Известно, что в периодическом издании этого общества появились некоторые из первых его произведений. Однако ж Пушкин
221
«Капитанская дочка» напечатана была при жизни автора в «Современнике» 1836 года, том четвертый. «Русалка» – в «Современнике» 1837 г., после смерти поэта, том шестой, а «Дубровский» уже сообщен был посмертным изданием сочинений Пушкина в 1841 году. Таким образом, первое произведение оставалось неизвестным публике 4 года, второе 5 лет, третье почти девять. Кстати сказать, что и «Арап Петра Великого» не имеет оглавления у Пушкина. Он был написан в 1827–1828 году, напечатан после смерти автора в «Современнике» же 1837 года, том шестой, и пролежал в тетрадях Пушкина тоже с лишком 9 лет.
222
Издание «Вечеров» и самое заглавие этой книги (как ныне известно) задумано и совершено по совету П. А. Плетнева, который говорил тогда не умевшим ценить этот талант: «В его произведениях хранятся цельные куски золота».
223
Т. е. стихов. Заметка, однако ж, не подтверждаемая прозаическими сочинениями Пушкина.
224
Не можем удержаться, чтоб не привести здесь забавного рассказа самого Гоголя о попытках его познакомиться с Пушкиным, когда он еще не имел права на это в своем звании писателя. Впоследствии он был представлен ему на вечере у П. А. Плетнева, но прежде и тотчас по приезде в С.-Петербург (кажется, в 1829 году), Гоголь, движимый потребностью видеть поэта, который занимал все его воображение еще на школьной скамье, прямо из дома отправился к нему. Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера… Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: «Дома ли хозяин», услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал». – «Как же, работал, – отвечал слуга, – в картишки играл». Гоголь признавался, что это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его. Он иначе не представлял себе Пушкина до тех пор, как окруженного постоянно облаком вдохновения.
225
В 1832 году Пушкин еще оторвался от всех важных своих занятий и уехал в Москву на 28 дней (с 12 сентября) для приведения в порядок тамошних дел, которые сильно беспокоили его. По возвращении своем в Петербург он написал к П. В. Нащокину письмо, которое вкратце передает почти все, что гораздо подробнее рассказано нами прежде: «Сие да будет моим оправданием, – пишет он, – в неаккуратности. Приехав сюда, нашел большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартиру и, следственно, употреблять суммы, которые в другом случае остались бы неприкосновенными… Долг получишь в январе, как я уже распорядился, продав Смирдину второе издание «Онегина». Sur се (засим – фр. ) – поговорим о деле. Честь имею тебе объявить, что первый том «Островского» кончен и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение и под критику г-на К[ороткого]. Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо и не мог связать две мысли в голове. Что твои мешории? Надеюсь, что ты их не бросишь. Пиши их в виде писем ко мне. Это будет и мне приятно, да и тебе легче – незаметным образом вырастет том, а там, поглядишь, и другой. Мой журнал остановился, потому что долго не приходило разрешения. Нынешний год он издаваться не будет… Я и рад. К будущему успею осмотреться и приготовиться, покамест буду жаться понемногу. Мою статую я еще не продал, но продам во что бы то ни стало. К лету будут у меня хлопоты… Я такого мнения, что Петербург был бы для тебя пристанью и ковчегом спасения. Скажи Баратынскому, что Смирдин в Москве и что я говорил с ним об издании «Полных стихотворений Евгения Баратынского». Я говорил о 8 и 10 тысячах, а Смирдин боялся, что Баратынский не согласится, следственно Баратынский может с ним сделаться; пускай он попробует. Что Вельтман? Каковы его обстоятельства и что его опера? Прощай! 1832 года 2 Октября, С.-П[етер]б[ург]». Письмо это требует некоторых пояснений. Во-первых, «Дубровский» назван в нем «Островским», а во-вторых, место о статуе совсем не относится к «Медному всаднику», как замечено в «Москвитянине» (1851, № 23) в выноске, а к действительной бронзовой статуе, которой владел Пушкин и собирался продать. Опера г-на Вельтмана носила название, если не ошибаемся, «Летняя ночь». Содержание автор заимствовал, вероятно, из известной пьесы Шекспира. Она писалась для молодого музыканта А. П. Есаулова, замечательным способностям которого отдают справедливость все знавшие его коротко. Пушкин сам принимал в нем живейшее участие, и мы думаем, что, несмотря на оперу г-на Вельтмана, он для А. П. Есаулова начал свою «Русалку». Он хотел вывести в люди неизвестного композитора… Романическая жизнь А. П. Есаулова заслуживала бы описания. От него известен нам один только романс на слова Пушкина «Расставание» («В последний раз твой образ милый…»), свидетельствующий о глубине чувства, даровании автора и его познаниях в гармонии. Вероятно, об этом романсе Пушкин писал в Москву: «Что ж не присылаешь ты есауловского романса, исправленного во втором издании? Мы бы его в моду пустили между фрейлинами». Не знаем, что помешало дальнейшему развитию и успехам музыканта, покровительствуемого Пушкиным. В письмах последнего, напечатанных в «Москвитянине» (1851), есть еще характеристика художника, неизвестно к кому относящаяся: «NN умирал с голоду и сходил с ума. SS и я – мы помогали ему деньгами скупо, увещаниями щедро. Теперь думаю отправить его в полк – капельмейстером. Он художник в душе и привычках, т. е. беспечен, нерешителен, ленив, горд и легкомыслен, предпочитав всему независимость. Но ведь и нищий независимее поденщика. Я ему ставлю в пример немецких гениев, преодолевших столько горя, дабы добиться славы и куска хлеба…»
226
Еще с дороги восвояси Пушкин писал в Петербург: «Рифмы и стихи не дают мне покоя в кибитке. Что же будет, когда очучусь дома и в постеле?»
227
«Гузла, или Сборник иллирийских стихотворений, собранных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине» (Париж) (фр.).
228
Мы не могли достать итальянского подлинника этой книги; примечания Мериме переданы в сокращении и Пушкиным.
229
«Путешествие по Далмации» аббата Форти, переведено с итальянского, в 2-х томах, Берн, 1778 (фр.).
230
«Импровизация Маглановича» (фр.).
231
«Максим и Зоя» (фр.).
232
«Эта баллада может дать представление о современных вкусах. В ней имеются элементы жеманства, примешивающиеся к простоте старинных иллирийских песен» (фр.).
233
«Наконец, г-н Пушкин перевел на русский язык некоторые из моих вещиц, и это можно сравнить с «Жиль Власом», переведенным на испанский язык, или с «Письмами португальской монахини» в португальском переводе» (фр.).
234
Впрочем, при первом издании «Гузлы» сам Мериме хорошо объясняет свою книгу, называя ее следствием того стремления к местным краскам, couleur locale, которое завладело французской литературой около 1825 года. Действительно, книга его есть только эта заветная couleur locale, разбитая на много пьес, более или менее остроумных. Вместе с тем нужно заметить, что кроме аббата Форти могли быть у Мериме и другие источники, например, изустные рассказы славянских путешественников и эмигрантов. Может быть, в книге его таится и несколько действительных преданий или былей, не облеченных в песню, но живущих в среде племени, которому принадлежат. Разобрать и отличить предоставляем тем из наших соотечественников, которые знакомы лично со славянскими национальностями, разумеется, если они труд этот считают полезным для литературы нашей. Любопытно было бы знать, похоже ли, например, «Видение короля» на настоящее южнославянское предание, или создано Мериме на мученической смерти короля Фомы II, которая есть исторический факт.
235
В издании 1840 г. Мериме присоединил к ним еще три песни поддельных и одну настоящую сербскую, найденную, как он говорит, в библиотеке Арсенала в Париже.
236
Вот, например, пьеса «Конь» у Мериме:
Le cheval de Thomas II
Pourquoi pleures-tu mon beau cheval blanc? Pourquoi hennistu douloureusement? N’es-tu pas harnaché assez richement а ton gré? N’a-tu pas dea lers d’argent avec des clous d’or? N’a-tu pas des sonnettes d’argent а ton cou? Et ne portes-tu pas le roi de la fertille Bosnie? – Je pleure, mon maitre, parce que l’infidèle m’ótera mes fers d’argent et mes clous d’or et mes sonnettes d’argent. Et je hennis, mon maitre, parce que avec la peau du roi de Bosnie le mecreant doit me faire une selle.
Перевод: Почему плачешь ты, прекрасный мой белый конь? Почему так жалобно ржешь? Разве сбруя на тебе не богатая? Разве у тебя не серебряные копыта с золотыми гвоздями? Разве на шее твоей не висят серебряные бубенцы? Разве не носишь ты на себе короля плодородной Боснии? – Плачу я, мой хозяин, потому, что басурман сорвет с меня серебряные подковы, и золотые гвозди, и серебряные бубенцы. И оттого я жалобно ржу, мой хозяин, что проклятый басурман сделает мне седло из кожи боснийского короля ( фр. ).
Пусть читатель потрудится сличить это со стихотворением Пушкина. Вот еще три куплета Мериме из «Похоронной песни Маглановича»:
V
Dis а mon риге que je me porte bien, que je ne me ressens plus de ma blesr eure et que ma femme Hélène est accoucheé d’un garcçon.
VI
Je 1’ai appelé Wladin comme lui. Quand il sera grand je lui apprendrai а tirer le fusil, а se comporter comme doit le faire un brave guerrier.
VII
Chrusich a enlevé ma fille ainée et elle est grosse de six mois. J’espere que elle accouchera aussi d’un garçon beau et fort.
Перевод:
V
Передай моему отцу, что я в добром здоровье и рана давно не болит, Елена, моя жена, родила мальчика.
VI
Я его назвал Владин, по имени деда. Когда он вырастет, я научу его стрелять из ружья, научу быть храбрецом.
VII
Старшую дочь мою умыкнул Хрузич . Носит она под сердцем уже шестой месяц. Надеюсь, дочка мне родит красивого, сильного внука ( фр. ).
Это соответствует стихам Пушкина:
Ты скажи ему, что рана
У меня уж зажила …
Вся песня у Мериме порождена замечанием аббата Форти, что морлаки дают умершим комиссии на тот свет, и наполнена разными подобранными чертами их нравов (как, напр., «Chrusich a enlevé ma fille ainée»), от которых Пушкин ее освободил.
237
«Видение Фомы II, короля Боснии» И. Маглановича (фр.).
238
«Прекрасная Елена» (фр.).
239
А. X. Востоков напечатал впервые свой перевод в «Северных цветах» на 1827 год с замечанием: «Из первого издания сербских песен «Мала простонародна словено-сербска песнарица», у Виени. 1814, стр. 113…» Вот переложение Востокова для сличения с пушкинским: