Жизнь и творчество Р. Фраермана
Шрифт:
Сделать такое предположение у нас имеются вполне достаточные основания. В статье «… или Повесть о первой любви», рассказывая о том, как писалась «Дикая собака Динго...», Р. И. Фраерман вспоминает таежный поход партизан и признается: «Я узнал и полюбил всем сердцем и величественную красоту этого края, и ее бедные, угнетенные при царизме народы. Особенно я полюбил тунгусов, этих веселых, неутомимых охотников, которые в нужде и бедствиях сумели сохранить в чистоте свою душу, любили тайгу, знали ее законы и вечные законы дружбы человека с человеком.
Там-то я наблюдал много примеров дружбы тунгусских мальчиков-подростков с русскими девочками, примеры истинного рыцарства и преданности в дружбе и любви. Там я нашел своего Фильку».
Интересное и весьма ценное признание, из которого следует, что истоки замысла
Комиссар и военрук партизанского отряда сразу после окончания изнурительно долгого похода явились к якутскому военкому и сделали подробный доклад о выполнении боевого задания, об обстановке на побережье Охотского моря. Военком выразил всему личному составу отряда благодарность от имени реввоенсовета республики.
Комиссару отряда приказано было на следующий день явиться для доклада в ревком, где решалась дальнейшая судьба отряда. И здесь действия партизан получили одобрение. Личному составу в добровольном порядке предоставлялась возможность или отправиться на Польский фронт, или остаться в родных местах. Почти все бойцы высказали желание ехать на фронт. Не позволили этого сделать лишь комиссару. Ревком назначил его на ответственную должность заместителя редактора газеты «Ленский коммунар». При этом в ревкоме учитывали, что у комиссара уже был кой-какой редакторский опыт, ведь еще в Керби он редактировал газету. Поэтому все его возражения были в приказном порядке отметены. Газетчики в ту пору в Якутске ценились дороже золота, а слово партизанской правды казалось дороже праведной крови, отдаваемой за революцию.
Конец 1920 и следующий 1921 год Р. И. Фраерман работает сначала в якутской газете, а затем в центральной газете Сибири — «Советская Сибирь» под непосредственным руководством Емельяна Ярославского. За это время Р. Фраерман прошел серьезную школу газетчика, приобрел журналистский опыт. У него появилось много друзей и знакомых, завязались связи в местных литературных кругах, что имело определенное влияние на формирование будущего писателя. Но, пожалуй, главным итогом этого отрезка жизни было знакомство, даже дружба с большим партийным публицистом и общественным деятелем, каким был Емельян Ярославский. Его облик, его характер, размах деятельности, партийный подход и страстность навсегда останутся для писателя высоким примером. Вместе с Е. Ярославским Р. Фраерман поехал в Москву на съезд журналистов. Ярославского оставили на руководящей работе в аппарате ЦК партии. Не пожелал он, чтобы и Фраерман возвращался в Сибирь. На съезде журналистов Ярославский представил Фраермана директору РОСТА Я. Г. Далецкому и порекомендовал взять на работу толкового газетчика. Директор РОСТА охотно согласился, квалифицированные журналисты ему очень были нужны.
Так начался в жизни Р. И. Фраермана новый период, связанный с работой в Москве и Батуми, весьма плодотворный и важный для его творческого развития.
Хотелось работать, писать. В голове вертелись готовые замыслы повестей и рассказов, складывались стихи. Но и в молодые годы порой давит и больно гнетет тяжелый груз перенесенных испытаний. Вдруг он почувствовал, «что еще не оправился после тяжелого похода в тайге, когда был партизаном на Дальнем Востоке, что он болен...».
Товарищи по работе и директор РОСТА Я. Г. Далецкий приняли близкое участие в судьбе нового сотрудника. Руководство агентства решило отправить его в Закавказье, там климат мягкий и с продовольствием получше, так что можно, не оставляя работы, подправить здоровье. Его командировали в Тифлис в Закавказское отделение РОСТА, а затем перевели к морю, в Батуми. Здесь он выполнял обязанности корреспондента.
Юг и в самом деле благотворно подействовал, он почувствовал себя заметно лучше, успешно вел корреспондентскую работу, требовавшую необыкновенной расторопности.
В Батуми он оказался зимой 1923 года и пробыл здесь несколько месяцев. Но это короткое время оказалось важным для него, он с благодарностью вспоминал о нем потом всю жизнь. В Батуми ему повезло встретить человека, который станет самым близким и верным другом на протяжении целых сорока лет. Дружба с ним выдержит разные житейские испытания и ни разу не омрачится сколько-нибудь значительным конфликтом, ибо это была дружба не просто приглянувшихся друг другу людей, а дружба творческая, дружба двух даровитых писателей, прошедших рядом, поддерживая один другого, до конца дней. Оба они оставят воспоминания о том, как началась эта дружба, в разное время расскажут, правда, не слишком много, ибо истинная мужская дружба, как и любовь, не терпит болтливости. Вот что можно прочитать в воспоминаниях одного из них.
«В Батуми Фраерман начал писать свою первую повесть о Дальнем Востоке. Называлась она «На Амуре». Потом, после многих авторских придирчивых исправлений, она появилась в печати под названием «Васька-гиляк».
В том же 1923 году Фраермана отозвали с юга в Москву. Он начал работу сначала в статистической части, а затем в редакции провинциальной информации. Работы было много, страна успешно восстанавливала разрушенное войной хозяйство, крепла, хорошела, советский строй, вопреки карканьям врагов о его недолговечности, становился все крепче, сильнее. И это наполняло бодрым, радостным чувством. В незавершенной повести «Раздумье» есть строки, посвященные работе в телеграфном агентстве: «Наступила удивительная пора. Советская страна, как сказочная птица феникс, возрождалась из пепла и семимильными шагами великана стремилась вперед».
Все газетчики, держащие, по образному выражению Л. А. Кассиля, руку на пульсе времени, знают, как молодит, заряжает энергией это ощущение общего подъема, могучего движения вперед, победного преодоления трудностей. Из этого рождаются оптимизм и вера, от этого прибывают силы. И Фраерман, вернувшись с Кавказа, успевает не только успешно выполнять огромный объем служебной работы, но и настойчивее прежнего в свободные часы, а их очень мало, их приходится урывать у сна и отдыха, трудится над начатой повестью, над рассказами и стихами.
В 1926 году Фраерман снова заболел, и на этот раз тяжело. Болезнь на целых полгода приковала его к постели. Это и лишило его места на службе.
Выздоровев, Р. И. Фраерман нашел пристанище в популярнейшей в те годы газете «Беднота», которую редактировал В. Грандов, старый коммунист и опытный журналист, поручивший новому сотруднику делать четвертую информационную полосу. В лице Фраермана газета приобрела высококвалифицированного и необыкновенно деятельного работника. Истосковавшись за время длительной болезни по работе, он набросился на нее, как голодный бросается на кусок хлеба. Чего только не писал Фраерман, работая в «Бедноте»! И репортерские заметки, и информационные отчеты, и фельетоны, и очерки, и театральные рецензии, и обзоры с выставок, и даже роман с продолжением «Мухогорская любовь», печатавшийся во многих номерах «Бедноты» на протяжении целого полугодия.
В «Бедноте» свое сотрудничество Фраерман начал, разумеется, не с романа с продолжениями, а с репортерских заметок. Из номера в номер публикуются в 1927 году его зарисовки московского быта. «Мусорщики», «Шурум-бурум», «Вокзалы», «Очередь» — вот заголовки этих зарисовок, носящих характер жанровых сценок, созданных вполне в традициях старинной русской журналистики, берущих свое начало еще от распространенного в середине прошлого века так называемого физиологического очерка, от позднейших газетных зарисовок в духе А. Куприна, В. Гиляровского и многих других. Кое-что из газетных публикаций Фраермана сохраняет свое значение и для нас как живое, яркое свидетельство о нашем прошлом и, несомненно, могло быть издано.