Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
Шрифт:
Пока на берегу шел прием, вокруг «Клоринды» курсировала патрульная шлюпка, а помощники парусного мастера изо всех сил трудились, сшивая запасной парус в виде гигантской воронки, по горлышку которой была вставлена цепь. Это приспособление — плавучий якорь — было сделано по приказу сэра Томаса Фелла, а затем, когда он вместе с Хорнблауэром вновь вернулись на борт, патрульная шлюпка под командой лейтенанта тихо подошла к корме «Эстреллы», а двое пловцов незаметно прикрепили конец цепи к одной из нижних петель ее руля. Теперь оставалось только закрепить конец воронки плавучего якоря тонким концом, чтобы сделать ее незаметной и ослабить его действие в начальный момент, когда «Эстрелла» будет выходить из гавани. Расчет был на то, что позже, когда работорговец будет уже на кромке территориальных вод и наберет скорость, страховочный конец разорвется, приводя в действие плавучий якорь. Операция была в точности выполнена под покровом темноты и не была обнаружена на работорговце. «Эстрелла» вышла в море с первыми лучами солнца, а фрегат последовал за ней на расстоянии мили. Оба корабля вначале двигались под действием берегового бриза, который стих с восходом солнца. Затем паруса поймали ветер, господствующий в этих широтах в декабре, и работорговец настолько увеличил дистанцию, что к полудню над горизонтом были видны только его паруса. Затем наступил момент, когда «Эстрелле» понадобилось изменить курс, и она поставила свои брамсели и бом-брамсели. Минутой позже судно ощутило столь мощный рывок, что его фок-мачта свалилась за борт. Все дело было в плавучем якоре, который был закреплен на ее руле, о чем, правда в этот момент знали только на преследовавшем их британском фрегате. Даже после того, как абордажная партия поднялась на борт «Эстреллы», на которой было обнаружено более трех сотен рабов, Гомес так и не мог понять, какую же шутку с ним сыграли. Об этом не было
Приблизительно в то же время пиратский шлюп «Цветок», один из последних осколков былой мощи «джентльменов удачи», был загнан патрульными кораблями на берег в районе устья реки Свит, его капитан убит в бою, а команде, временно оставшейся без предводителя, удалось ускользнуть от охоты армейского отряда, посланного по их следам. Даже, если бандитам и удалось бы выжить, опасности для морской торговли и судоходства в целом они уже не представляли, а значит, приказы Адмиралтейства были выполнены.
В начале 1822 года, Хорнблауэр пребывал в Доме Адмиралтейства на Ямайке и по мере сил принимал участие в светской жизни острова. Во время одного из подобных мероприятий — бала, который был дан самым богатым плантатором Ямайки, мистером Хогом — случилось нечто поразительное. Сам адмирал и его секретарь мистер Спендлоу были похищены в саду шайкой отчаянных головорезов, которые привезли их верхом на мулах в свое убежище — пещеру, вырубленную на вершине почти отвесной скалы, подножье которой омывала река. Добраться в эту пещеру можно было лишь по веревочной лестнице, которую сбрасывали со скалы. Когда наступило утро, Хорнблауэр обнаружил, что они стали узниками бандитов, спрятанными в практически недоступном месте, всего в нескольких милях от Кингстона, но с прекрасным видом на залив Монтегю. Очевидно, они находились в самом сердце «Кокпита» — своеобразного убежища всех отбросов общества, которое британцы все еще не успели взять под эффективный контроль. Затем он понял, что его похитители составляют остатки экипажа «Цветка», людей, загнанных в угол, чьим ответным ходом стал захват адмирала и его секретаря в надежде на выкуп. Вначале они хотели, чтобы Хорнблауэр, в обмен на сохранение жизни, написал губернатору письмо с просьбой о полной амнистии для всех пиратов. Однако выяснилось, что ни один из «джентльменов удачи» не сумеет прочесть написанное Хорнблауэром. Тогда предводитель бандитов, которого звали Джонсон, изменил свой план и решил освободить Хорнблауэра, оставив Спедлоу в качестве заложника — очевидно полагая, что адмирал употребит все свое влияние на губернатора, чтобы сохранить жизнь своему секретарю. Когда Хорнблауэр добрался до правительственной резиденции, он нашел что губернатор, сэр Огастес Купер, решительно против любой идеи о переговорах с мятежниками. К счастью, на следующий день, незадолго до завтрака, прибыл и сам Спендлоу, которому удалось спастись, прыгнув в реку с высоты шестидесяти футов, которые он пролетел в полной темноте, и затем добравшись до залива Монтегю. Там Спендлоу одолжили лошадь, на которой он и добрался до Кингстона. Теперь у Хорнблауэра были развязаны руки, чтобы разобраться с пиратами и губернатор согласился поручить эту задачу Флоту.
Хорнблауэр сразу оправился на верфь, где приказал приготовить два понтона и прислать их на борт «Клоринды» вместе со шлюпочной мортирой, двумя сотнями бомб к ней и соответствующим числом зарядов. Фрегат отплыл перед заходом солнца и перед рассветом уже бросил якорь в бухте Монтегю. Десантная партия сошла на берег вместе со Спендлоу, который играл роль проводника. Морские пехотинцы шли за ним в качестве авангарда, а следом двигались паромы с мортирами и боеприпасами, которые тащили матросы. Всякий раз, когда понтоны садились на мель, матросы сооружали импровизированные плотины, которые позволяли протащить груз до очередного порога на реке. Вот так, в непрерывных трудах, десантная партия наконец добралась к пиратскому логову около полудня, и остановилась на расстоянии мушкетного выстрела от него. Мортиру установили на позиции и после того, как канониры пристрелялись, две удачно выпущенные бомбы одна за другой разорвались у самого входа в пещеру. Немногие выжившие были взяты в плен и позднее повешены после заседания суда. Небольшая военная операция закончилась и, таким образом, пиратская деятельность в водах Ямайки была прекращена. Это было тем лучше, что срок службы Хорнблауэра на посту главнокомандующего силами флота Его Величества в Вест-Индии подходил к концу. Более того, был уже названо имя его преемника. Им стал контр-адмирал Генри Рэнсом, кавалер ордена Бани, который должен был прибыть на Ямайку осенью 1823 года. Делом чести Хорнблауэра было оставить все дела в полном порядке, а деятельность его была столь успешна, что купцы Ямайки преподнесли ему ценный сервиз в знак своей признательности за его вклад в защиту торговли. Сервиз меньшего размера был вручен ими мистеру Спендлоу, который, конечно же, также заслужил этот подарок.
Наиболее интересным событием 1823 года стало прибытие в Вест-Индию брига «Невеста Абидоса», под флагом Королевского Яхтенного Клуба и командой владельца, мистера Чарльза Рамсботтома, который предъявил рекомендательные письма от лорда Ливерпуля, епископа Уилберфорса и, что было еще более важно — от леди Хорнблауэр. Из них следовало, что отец мистера Рамсботтома нажил значительное состояние на йоркширской шерсти и контрактах на поставку обмундирования для армии. Богатство, унаследованное его сыном, было столь велико, что он стал вращаться в кругах избранного общества и превратил в яхту бриг «Невеста Абидоса», купленный им у Военно-морского флота. Корабль был вооружен и обеспечен командой так же, как если бы он находился на королевской службе, но с долей дополнительных удобств и даже роскоши для удовлетворения запросов его богатого владельца. Сперва несколько предубежденный против мистера Рамсботтома, Хорнблауэр тем не менее пригласил его на обед, на котором гость произвел на него приятное впечатление. Приглашенный, в свою очередь, на прием, организованный на борту яхты, с губернатором Ямайки в качестве одного из почетных гостей, Хорнблауэр получил искреннее наслаждение от изысканного обеда, во время которого разговор за столом все время вращался вокруг гражданской войны в Венесуэле. Испанцы пытались восстановить контроль над этой страной, которая была охвачена революцией. Контроль над побережьем им в целом удалось восстановить, однако приходили вести о восстании в Маракайбо и о том, что вождь восставших — Боливар — пытается пробиться к морю. В разговоре выяснилось, что мать Рамсботтома по происхождению венесулка. Однако он отрицал какую-либо заинтересованность в южно-американских событиях и подчеркивал, что маршрут его круиза не предусматривает путешествий вглубь материка. Его бриг покинул Ямайку двумя днями спустя, а еще через сутки Хорнблауэр вывел свою эскадру в море для проведения учений. Когда же Хорнблауэр вновь вернулся в Кингстон, губернатор направил ему запрос: кто предоставил адмиралу полномочия блокировать подходы к побережью Венесуэлы? Хорнблауэр кратко ответил, что находился более чем в пятистах милях от него. Ему были представлены испанский и голландский офицеры, которые подтвердили, что морскую блокаду Венесуэлы несет корабль британского военно-морского флота, а именно — бриг «Отчаянный». Поскольку такого корабля не было в составе Вест-Индской эскадры, Хорнблауэр без особого труда установил, что речь идет о «яхте» Рамсботтома. Затем ему сообщили, что «Отчаянный» захватил голландское судно «Хелмонд» с грузом пушек для испанской армии: две батареи полевой артиллерии, которые наверняка теперь уже попали в руки Боливара, чьи войска шли на Каракас. Таким образом, судьба Венесуэлы должна была вот-вот решиться. Хорнблауэр решил тотчас же отплыть в Ла-Гуару, порт неподалеку от Каракаса, и «Клоринда» вышла в море следующим утром. В Ла-Гуаре Хорнблауэр узнал, что под Пуэрто-Кабельо, судя по всему, идет отчаянная битва и что «Отчаянный» двинулся в том же направлении. Когда Хорнблауэр прибыл туда, то со стороны суши слышалась канонада, а неподалеку от берега он увидел стоящие на якоре «Отчаянный» и «Хелмонд». На первом почти не было людей, поскольку Рамсботтом (которого теперь именовали адмиралом) забрал всю команду на берег. Голландский капитан вместе с командой был на борту «Хелмонда», и Хорнблауэр сообщил им, что они свободны и могут следовать куда угодно. Что же касается «Невесты Абидоса», то она была захвачена, а на борт ее высажена призовая команда. Высадившись на берег в Пуэрто-Кабельо, Хорнблауэр обнаружил, что битва уже закончилась. Вскоре он увидел несколько батарей полевой артиллерии и с ними Рамсботтома, смертельно раненного.
Хорнблауэр уже ничего не мог для него сделать, к тому же на горизонте показались паруса двух неизвестных судов, поэтому адмиралу пришлось вернуться на «Клоринду» и приказать сэру Томасу приготовить корабль к бою. Неизвестные корабли оказались двумя фрегатами — испанским и голландским, но Хорнблауэр не собирался отдавать «Отчаянного» ни одному из них. С точки зрения права ситуация была невообразимо сложной и ее решение зависело не столько от решения суда, сколько от того, чьими интересами он будет руководствоваться. Как всегда предусмотрительный, Хорнблауэр не стал делать резких движений, а просто постарался избежать дальнейших осложнений. Что касается Рамсботтома, то его выступление на стороне Боливара можно было признать удачным и пушки, которые он выгрузил на берег, перевесили чашу весов, превратив поражение в победу. В этой и других южно-американских революциях симпатии британского правительства всегда были на стороне повстанцев. Хорнблауэр должен был подумать о том, что ему лучше смотреть на дела «Невесты Абидоса» сквозь пальцы, тем более что истинные намерения Рамсботтома наверняка были известны кое-кому из его влиятельных друзей в Лондоне. Что касается самого Горацио, то он не имел не малейшего понятия о подготовке этого рискованного предприятия и был столь же удивлен, сколько и обрадован сообщением в газете о том, что он награжден Большим рыцарским крестом Ордена Бани. Богу известно, что он заслужил все почести и привилегии, связанные с этим приятным событием.
Тем не менее, в его награждении существовала все же некоторая вероятность игры случая, которые иногда имеют место при подобного рода осложнениях.
Леди Барбара прибыла на Ямайку на пакетботе «Прекрасная Джейн», который должен был забрать их обоих в Англию. Супруги встретились 4 октября 1823 года, после более чем двух с половиной лет разлуки. Ожидалось, что преемник Хорнблауэра прибудет на фрегате «Тритон» и с его появлением Горацио сдаст свой пост главнокомандующего. Фактически, Барбаре удалось воспользоваться гостеприимностью Кингстона всего лишь около двух недель до прихода «Тритона». Контр-адмирал Рэнсом был на борту фрегата, и торжественная церемония передачи командования была назначена на следующий день, 20 октября. Утром этого дня, под звуки оркестра и в присутствии капитанов всех кораблей эскадры, находившихся к тому времени на рейде Кингстона, флаг Хорнблауэра был спущен в сопровождении салюта из тринадцати пушечных выстрелов. Через минуту-другую столько же пушек салютовали флагу контр-адмирала Рэнсома, который был поднят на топе бизань-мачты. Хорнблауэр покинул корабль уже не главнокомандующим, а обычным контр-адмиралом на половинном жаловании, который до отъезда мог проживать в правительственной резиденции со своей супругой в качестве гостя. Несколько дней прошли в приятном бездействии, а затем стало известно, что «Прекрасная Джейн» готова к отплытию. Пакетбот вышел в море 26 октября, причем Хорнблауэр и леди Барбара были его единственными пассажирами. С трудом, сдерживаемый противными ветрами, пакетбот прошел Наветренный пролив и, наконец, вышел на просторы Атлантики. Тут же стало ясно, что надвигается шторм. 7 ноября ветер подул с такой силой, что капитан Найвет решил лечь в дрейф: похоже, шторм начинал переходить в настоящий ураган.
Ожидать ураган в это время года (за два месяца до их обычного сезона) не было оснований, но по всем признакам, он уже надвигался. Пройдет ли ураган стороной или «Прекрасная Джейн» находится прямо у него на пути? Ветер вскоре ответил им на этот вопрос, так как его сила вскоре еще более возросла. Теперь уже немногое можно было сделать, но Хорнблауэр все же заметил, что надстройка, в которой они с Барбарой жили во время путешествия, вряд ли сможет долго устоять под ударами мощных волн и будет неминуемо смыта за борт. Он вывел Барбару на палубу и привязал ее, а заодно и себя к грот-мачте. Настройка ушла за борт немного спустя, но казалось, что и само судно долго не продержится. Похоже, «Прекрасная Джейн» все еще держалась на плаву только благодаря тому, что ее основной груз состоял из копры (волокна кокосовых пальм), плавучесть которой вселяла надежду на то, что судну удастся удержаться на воде до тех пор, пока его корпус не разлетится на части. Но как долго это протянется? Когда грота-стаксель был сорван, а за ним последовала надстройка, судно не могло больше удерживаться носом к ветру и волнам, а развернулось к ним бортом и тяжело раскачивалось в подошве волны. Чтобы снова развернуть его носом к ветру, необходимо было срубить фок-мачту. Хорнблауэр попытался предложить эту идею Найвету, который был слишком оглушен всем происшедшим, чтобы хотя бы понять, о чем идет речь, да и вся его команда была не в лучшем состоянии. Не найдя топора, Хорнблауэр сорвал нож с пояса одного из моряков и с большим трудом сумел добраться до наветренных вант-путенсов фок-мачты. Он отчаянно набросился на одну из вант, перерезая ее волокно за волокном. Наконец ванта треснула, и обе ее части исчезли из вида, подхваченные ураганом, а Хорнблауэр продолжил свою работу уже со следующей, почти погруженной в воду, так что почти не было возможности вздохнуть полной грудью. Когда ему, наконец, удалось перерезать почти все волокна, кроме последнего, оказалось, что нож обломился у самой рукояти. Тем не менее, проблема решилась сама собой — четыре оставшиеся ванты вдруг лопнули одна за другой, и мачта рухнула за борт. Это вызвало двойной эффект: во-первых, корабль тут же развернулся носом к ветру, а упавшая фок мачта, все еще волочившаяся за судном на остатках снастей, действовала как плавучий якорь. Хорнблауэр пробрался обратно к грот-мачте, где снова привязал себя рядом с Барбарой и сделал все возможное, чтобы хоть как-нибудь обогреть ее.
В течение наступившей ночи они почувствовали, что ветер слабеет — сначала до шторма, а затем до сильного бриза, но море все еще оставалось бурным. Люди страдали от жажды, но к утру прошел дождь, и Хорнблауэру удалось собрать немного влаги в свою рубашку — достаточно для того, чтобы напоить Барбару и утолить жажду самому. Оставшись благодаря этому в живых и обнаружив, что капитан Найвет скончался, Хорнблауэр принял команду над полузатонувшим судном и жалкими остатками команды — девятью моряками из шестнадцати, вышедшими на «Прекрасной Джейн» из Кингстона. Еще один шквал с дождем придал им сил настолько, чтобы сделать возможным решение проблемы — как достичь Антильских островов, ближайшей земли, лежащей с подветренного борта. Единственным запасным рангоутным деревом на судне остался лисель-спирт, который и привязали к обломку фок-мачты. Затем из брезента, в который были завернуты кипы кокосового волокна, был сделан импровизированный парус. Некоторое время спустя еще одно подобие паруса удалось поднять на остатках грот-мачты. Теперь судно понемногу продвигалось к цели, и на следующий день с него увидели Пуэрто-Рико. Затем им встретилась рыбачья лодка, в которой Хорнблауэр с Барбарой добрались до Сан-Хуана, порта, уже хорошо знакомого Хорнблауэру. Они были радушно приняты здесь и, проснувшись поздним утром следующего дня, Горацио увидел, как «Прекрасную Джейн» вводили в порт на буксире. Хорнблауэры отдыхали несколько дней, пока для них шили новую одежду — им еще повезло, что капитан-генерал, по-видимому, простил Хорнблауэру трюк, разыгранный им ранее для захвата «Эстреллы». Между тем соответствующие сообщения были пересланы на Ямайку, и в Кингстоне было решено, что следующий же военный корабль, идущий в Англию, пройдет проливом Мона и по пути зайдет в Сан-Хуан. В феврале 1824 года они снова двинулись в путь и на этот раз их путешествие, к счастью, обошлось без приключений. Шлюп «Морской Конек» шел быстро и прибыл в гавань Портсмута уже 9 апреля. Хорнблауэры сразу же отправились в Смоллбридж и уже скоро были полностью поглощены подготовкой к переезду в Боксли-хаус, что и осуществилось в июне. Хорнблауэру еще предстояло выйти в море и даже принять участие в сражении, но уже не в качестве главнокомандующего. Кончина старших его стажем офицеров принесла ему в 1825 году производство в чин вице-адмирала. Перед ним были еще долгие годы жизни, а сама система старшинства могла поднять его на самую высшую ступень морской карьеры.
В предыдущих главах мы видели, что в отношениях Горацио и Барбары иногда наступали периоды охлаждения, вызванные различными обстоятельствами или людьми. Это могли быть недоразумения, ссоры и даже супружеская неверность — с обеих сторон. После 1824 года свидетельств ни о чем подобном не сохранилось, и мы, скорее всего, будем правы, предположив, что пережитое ими на палубе «Прекрасной Джейн» соединило их так крепко, как никогда раньше. Там были грозящая им опасность, страх потерять самого дорогого человека и каждый из них понял, что в подобных обстоятельствах может рассчитывать на поддержку, которая придает мужества, храбрости и вселяет надежду. До этого случая Хорнблауэр все еще мог ревновать Барбару к ее первому мужу, терзая себя сомнениями, что его она любит гораздо меньше. Более он не задавал себе такого вопроса и не имел больше поводов для ревности, возможно потому, что Барбара сказала ему — тогда, когда оба они стояли на краю гибели — что она никогда не любила другого мужчину. В свою очередь и Барбара могла подозревать, не любил ли Горацио свою первую жену, Марию, более нежно, чем любит ее теперь. Больше она уже никогда не испытывала подобных сомнений, после той смертельной опасности, которую они вместе пережили и уже никогда не забудут. То, что она была обязано мужу сохранением своей жизни, было в этом не самым главным. Гораздо важнее, что они вместе прошли через это тяжелое испытание и вместе пережили не только опасность, но и пришедшие за ней усталость и физические муки, не проронив ни слова жалобы. На бурном море, под дикие завывания ветра, они были уже на самом пороге ада, и все же им удалось спастись. Теперь они уже больше никогда не испытывали недоверия друг к другу.