Жизнь Иисуса
Шрифт:
Между тем добрый и прямодушный Петр тоже терзался. Он сделал знак Иоанну, чтобы тот постарался выведать у учителя, на кого он намекает. Иоанн, имевший возможность беседовать с Иисусом неслышно для других, спросил у него разгадку этого таинственного намека. Иисус, питавший только подозрения, не захотел называть никакого имени, он только сказал Иоанну, чтобы он хорошенько обратил внимание на того, кому он даст кусок хлеба, обмакнув его в соус [640] . В то же время он обмакнул кусок хлеба и подал его Иуде. Одни Иоанн и Петр поняли, в чем дело. Иисус обратился к Иуде со словами, в которых заключался кровавый упрек, непонятный для остальных присутствующих. Они думали, что Иисус отдает приказания относительно завтрашнего праздника; после этого Иуда вышел [641] .
640
На Востоке председательствующий за столом, желая выразить кому-нибудь из гостей свое особое внимание, подает ему, раз или два за время трапезы, катышки, которые составляет и заправляет по своему вкусу.
641
Ин.13:21 и сл. Эта глава показывает все неправдоподобие рассказа синоптиков.
В тот момент этот ужин никого не поразил, и, не считая намеков, которые Иисус делал своим ученикам, уловившим смысл их лишь наполовину, за ужином не произошло
642
Лк.24:30-31,35 представляет преломление хлеба как привычку Иисуса.
С очень ранней эпохи это таинство было фиксировано в небольшом повествовании, которое сохранилось у нас в четырех, весьма сходных между собой, формах (Мф.26:26-28; Мк.14:22-24; Лк.22:19-21; 1 Кор.11:23-25). Но четвертому евангелисту, столь озабоченному идеей об Евхаристии (Ин.6), рассказывающему о последнем ужине так пространно, связывающему с ним столько подробностей и поучений (Ин.13–17), это повествование было неизвестно. Это служит доказательством тому, что секта, преданием которой представляют этот рассказ, вовсе не считала установление Евхаристии особенностью Тайной вечери. Для четвертого евангелиста обрядом Тайной вечери является омовение ног. Весьма вероятно, что этот обряд в некоторых первобытных христианских общинах имел известное, впоследствии утраченное, значение (Ин.13:14-15; ср. Мф.20:26 и сл.; Лк.22:26 и сл.). Без сомнения, в известных случаях Иисус прибегал к нему, чтобы показать своим ученикам пример братского смирения. Его отнесли к кануну смерти Иисуса в силу того же стремления сосредотачивать в Тайной вечере все важнейшие моральные и обрядовые предписания Иисуса.
В конце концов, воспоминания, которые сохранились о последнем вечере Иисуса, воодушевлены высоким чувством любви, согласия, милосердия, взаимного уважения [643] . И душой всех символов и поучений, которые относятся христианским преданием к этому благословенному часу, всегда является единство Церкви, созданной им или его духом. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:33-35; 15:12-17). В этот священный момент все еще обнаруживалось среди некоторых из учеников соперничество, споры из-за первенства (Лк.22:24-27; ср. Ин.13:4 и сл.). Иисус в ответ на это дал понять, что если он, учитель, был среди своих учеников их слугой, то тем более они должны были смиряться друг перед другом. По словам некоторых, он сказал, глотнув вина: «Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в царстве Отца Моего» (Мф.26:29; Мк.14:25; Лк.22:18). По словам других, он обещал им в ближайшем будущем трапезу в своем Царстве, где они будут сидеть рядом с ним на престолах (Лк.22:29-30).
643
Ин.13:1 и сл. Изречения, помещенные четвертым Евангелием вслед за рассказом о «Вечере», не могут считаться историческими. Они полны оборотов и выражений, несвойственных стилю речей Иисуса и соответствующих, наоборот, обычному стилю Иоанновых писаний. Так, выражение «малын дети» в обращении (Ин.13:33) встречается очень часто в Первом послании, носящем имя Иоанна. Выражение это, по-видимому, не было обычным у Иисуса.
По-видимому, к концу вечера предчувствия Иисуса сообщились и ученикам. Все чувствовали, что серьезная опасность угрожает учителю и что развязка приближается. Был момент, когда Иисус подумал о том, чтобы принять некоторые предосторожности, и заговорил о мечах. Налицо оказалось два меча. «Довольно», – сказал он (Лк.22:36-38). Но он больше не распространялся об этом; он видел отлично, что робкие провинциалы не устоят перед вооруженной силой иерусалимской верховной власти. Кифа, как человек с мужественным сердцем и самоуверенный, поклялся, что последует за ним в темницу и на смерть. Иисус с своей обычной проницательностью выразил по этому поводу некоторые сомнения. По преданию, источником которого был, вероятно, сам Петр, Иисус приурочил отречение Петра от него к пению петуха (Мф.26:31 и сл.; Мк.14:29 и сл.; Лк.22:33 и сл.; Ин.13:36 и сл.). Все поклялись, как и Петр, что не поддадутся слабости.
Глава XXIV.
Арест и процесс Иисуса
Ночь уже совершенно спустилась (Ин.13:30), когда они вышли из дому [644] . Иисус, по своему обыкновению, прошел через Кедронскую долину и в сопровождении учеников направился в Гефсиманский сад у подножия горы Елеонской (Мф.26:36; Мк.14:32; Лк.22:39; Ин.18:1-2). Здесь он сел. Так как превосходство его над своими друзьями было неизмеримо, то он не спал и молился, они же спали возле него, когда вдруг при свете факелов появилась толпа вооруженных людей. Это были служители храма, вооруженные палками, в некотором роде полицейская стража, оставшаяся в распоряжении священников; их подкреплял отряд римских воинов, вооруженных мечами; приказ об аресте исходил от первосвященника и синедриона (Мф.26:47; Мк.14:43; Ин.18:3,12). Иуда, зная все обыкновения Иисуса, указал это место, где его можно было легче всего захватить. Иуда, по единодушному заявлению всех преданий первых времен христианства, лично сопровождал этот отряд [645] , а по словам некоторых [646] , он даже довел гнусность до того, что обратил поцелуй в условный знак предательства. Верна ли эта подробность или нет, несомненно, что со стороны учеников последовало сопротивление [647] . Как говорят, Петр выхватил меч (Ин.18:10) и отсек ухо одному из служителей первосвященника по имени Малху, Иисус остановил эту попытку сопротивления. Он сам отдался в руки стражи. Слабые и неспособные оказать действительное сопротивление,
644
Указание на духовный гимн у Мф.26:30; Мк.14:26 и Юстина (Dial. cum Tryph., 106) связано с мнением синоптических евангелистов, что последняя вечеря Иисуса была пасхальным праздником.И до и после пасхального ужина пелись псалмы. Вавил. Талмуд, Pesachim, 108а.
645
Мф.26:47; Мк.14:43; Лк.22:47; Ин.18:3; Деян.1:16. Павел (1 Кор.11:23), кажется, говорит о том же.
646
Таково предание синоптиков. В передаче четвертого Евангелия Иисус называет себя сам.
647
Оба предания согласуются в этом отношении.
648
Мк.15:51-52. Марк действительно был родом из Иерусалима (Деян.12:12).
Меры, которые было решено первосвященниками применить к Иисусу, соответствовали установленному праву. Судебная процедура против «соблазнителя» («mesith»), который покушается на чистоту религии, разъяснена в Талмуде с подробностями, способными вызвать улыбку своим наивным бесстыдством. Юридическая западня составляет в ней существенную часть уголовного следствия. Когда человек подвергается обвинению в том, что он производит соблазн, подговаривают двух свидетелей и прячут их за перегородкой; затем устраивают так, чтобы заманить обвиняемого в комнату по другую сторону перегородки, где бы слова его могли быть услышаны невидимыми ему свидетелями. Возле него зажигают две свечи для того, чтобы бесспорно констатировать, что свидетели «видели его» [649] . Тогда его заставляют повторить свое богохульство. Затем приглашают его отречься от своего взгляда. Если он отказывается, то свидетели, слышавшие его слова, представляют его в суд, и по решению последнего его побивают камнями. Талмуд прибавляет, что этот способ был применен также и к Иисусу, что он был осужден на основании показаний двух подставных свидетелей и что в конце концов «соблазн» – единственное преступление, при преследовании которого подготовляют таким образом свидетелей [650] .
649
В уголовном процессе допускались только свидетели-очевидцы. Мишна, Sanhedrin, IV, 5.
650
Иерусал. Талмуд, Sanhedrin, XIV, 16; Вавил. Талмуд, Sanhedrin, 48а, 67а; ср. Schabbath, 104b.
Действительно, ученики Иисуса сообщают, что преступление, в котором обвиняли их учителя, было именно «соблазн» (Мф.27:63; Ин.7:12,47), и за исключением некоторых мелочей, представляющих плод фантазии раввинов, повествование в Евангелиях вполне соответствует процедуре, описанной в Талмуде. План врагов Иисуса заключался в том, чтобы уличить его путем свидетельских показаний и собственного сознания в богохульстве и посягательстве на Моисеев закон, приговорить за это к смертной казни и затем добиться у Пилата утверждения этого приговора. Как мы уже видели, первосвященническая власть находилась фактически всецело в руках Анны. Вероятно, от него шло и распоряжение об аресте. К этому сановнику прежде всего и повели Иисуса [651] . Анна начал допрашивать его об его учении и учениках. Иисус с законной гордостью отказался давать какие-либо объяснения. Он сослался на свои проповеди, которые произносились публично, он объявил, что никогда не проповедовал никакого тайного учения и предложил экспервосвященнику допросить тех, кто слышал эти проповеди. Такой ответ был вполне естествен, но уважение, которым пользовался старый жрец, придавало отказу Иисуса от показаний дерзкий характер. Один из присутствующих, по преданию, дал Иисусу за это пощечину.
651
Ин.18:13 и сл. Это указание, которое находится только в четвертом Евнгелии, служит значительным доказательством исторической ценности этого Евангелия.
Петр и Иоанн последовали за своим учителем до жилища Анны. Иоанна знали в этом доме и пропустили без всяких затруднений, но Петра остановили при входе, и Иоанну пришлось просить привратника, чтобы Петра пропустили. Ночь была холодная. Петр, оставшись в прихожей, подошел к очагу, у которого грелась прислуга. Вскоре в нем узнали ученика обвиняемого. Несчастного выдало его галилейское произношение, и когда слуги, из коих один был родственником Малха и видел Петра в Гефсиманском саду, стали преследовать его расспросами, он трижды отрекся от Иисуса и от каких бы то ни было сношений с ним. Он думал, что Иисус не может этого слышать, и ему не пришло в голову, какая великая измена заключается в его малодушии. Но его хорошая натура скоро заставила его понять, какой проступок он совершил. Случайное обстоятельство, пение петуха, напомнило ему слова Иисуса по этому поводу. Это тронуло его за сердце, он вышел и плакал горькими слезами (Мф.16:69 и сл.; Мк.14:66 и сл.; Лк.22:54 и сл.; Ин.18:15 и сл.; 18:25 и сл.).
Хотя Анна был истинным виновником замышляемого юридического убийства, но он не имел власти произнести смертный приговор над Иисусом. Он отослал его к Каиафе, который был официально первосвященником. Этот человек, слепое орудие в руках своего тестя, разумеется, должен был утвердить решение Анны. Синедрион собрался у Каиафы (Мф.26:57; Мк.14:53; Лк.22:66). Началось следствие; многие заранее подготовленные свидетели появились перед судилищем, согласно инквизиторской процедуре, установленной Талмудом. Два свидетеля привели роковые слова, действительно произнесенные Иисусом: «Я разрушу храм Божий и снова воздвигну его в три дня». По еврейскому Закону хула против храма Божия была хулой против самого Бога (Мф.23:16 и сл.). Иисус молчал и отказывался объяснять слова, в произнесении которых его обвиняли. Если верить повествованию, то первосвященник заклинал Иисуса сказать, он ли Мессия; Иисус будто бы признал это и даже возвестил в собрании близкое пришествие его Небесного Царствия [652] . Но мужество Иисуса, решившегося умереть, этого, собственно говоря, не требовало. Вероятнее, что здесь, как и у Анны, он тоже хранил молчание. Вообще в эти последние минуты он предпочитал молчать. Приговор был подписан; искали только предлогов для него. Иисус это чувствовал и не предпринимал бесполезной самозащиты. С точки зрения ортодоксального иудаизма он, конечно, был богохульником, разрушителем установленного культа, а такие преступления по Закону карались смертью (Левит, 24:14 и сл.; Второзаконие, 13:1 и сл.). Собрание единогласно признало его заслуживающим смертной казни. Те члены собрания, которые втайне сочувствовали ему, были в отсутствии или воздержались от голосования (Лк.23:50-51). Обычный для всех существующих долгое время аристократий произвол побуждал судей не особенно останавливаться на последствиях приговора, который они произнесли. Жизнь человеческая в те времена легко приносилась в жертву; без сомнения, члены синедриона не думали также о том, что их детям придется отдавать отчет потомству, раздраженному приговором, который был произнесен с такой презрительной беззаботностью.
652
Мф.26:64; Мк.14:62; Лк.22:69. Четвертое Евангелие ничего не говорит о подобной сцене.