Жизнь из грязных кусочков… Я создал себе сам!
Шрифт:
– А когда тётя Шура появилась в Ташкенте ведь вы жили в Туркмении?
– А когда произошло землетрясение, она уже была в Узбекистане с геологоразведочной партией искала золото в Зеравшанской долине. Ещё раньше, когда она ещё отбывала срок, её коллеги в составе Кызылкумской партии Самаркандской экспедиции в 1958 году открыли уникальное по своим масштабам месторождение золота в Мурунтау, а спустя 8 лет она была там в командировке и готовила геологический отчёты о дальнейшей разведке месторождений в долине реки Зеравшан. После серии мощных толчков, которые продолжались ещё долгое время, она срочно выехала в Ташкент для изыскательных работ в зоне землетрясения.
– Мам, а откуда ты это всё знаешь, ведь ты ни разу не геолог и ни разу не сейсмолог?
– Да я не геолог, но как-то раз, после войны в 1949 году, мне вместе с Шурой пришлось поработать лаборанткой в геологоразведочной партии. И тёмными сибирскими ночами, я внимательно слушала рассказы бывалого геолога тёти Шуры и её коллег.
– А где сейчас твоя сестра, мам? Почему ты ни разу не говорила, что у меня есть тётка? Мать, отложила ложку и трясущими руками схватила стакан с компотом, большими глотками опорожнила его и тихо поставила стакан на стол, – Умерла она Саша, в конце 1948 года в Ашхабаде, от двухстороннего воспаления лёгких, она провалилась под лёд в горной реке Фирюзинка в предгорьях Копет-Дага, когда повела группу экскурсантов взглянуть на знаменитую чинару «Семь братьев». После войны эта многовековая чинара, со стволом диаметром около 3,5 метров, которую с трудом могли обхватить шесть человек, а в высоту чинара была более 30-ти метров, стала местом паломничества всех туристов.
– Хм, – усмехнулся Сашка, – вот ты и попалась дорогая мамочка. Цепкий Сашкин ум сразу уловил фактологическое несоответствие, но вопросов от этого стало ещё больше. Уехала с сестрой, а повстречала тётю Шуру, с которой тоже уехала и тоже из Украины? Не могли они, все трое собраться в одном месте и в одно и тоже время на Украине и в Туркмении. Кто-то здесь «третий лишний», а вот кто? И зачем она приплела сюда же геологоразведочную партию? Ничего не понимаю! Кто-то из этих двух великовозрастных тёток морочит мне голову или что-то стараются тщательно от меня скрыть.
Мать продолжала рассказ, – Про годы, проведённые в местах не столь отдалённых, тётя Шура не любит вспоминать и, если я начинаю её расспрашивать, сразу обрывает меня на полуслове или молчит, как будто воды в рот набрала.
– Так, что мы имеем, – задумался Сашка, – если она не хочет об этом говорить, значит есть что скрывать, а раз так, то придётся мне вспомнить свои воровские навыки, попытаться проникнуть в квартиру тёти Шуры и попробовать самому найти интересующие меня сведения. Люди старой формации, по заведённой ещё Лениным, а потом и Сталиным привычке, всегда вели дневники, рабочие тетради, отчёты о поделанной работе и т.д. Конечно, это будет нелёгкой задачей, такие люди, учитывая, чем они занимались в прошлом и что с ними потом приключилось, не будут держать эти записи на видном месте, а значит в квартире должен быть тайник. И Сашка стал обдумывать план действий.
В первую очередь надо выяснить, когда тёти Шуры не бывает дома. Потом обследовать дверь, замок и окна. Будучи опытным вором, а красть он начал ещё с малолетства, Сашка нахрапом и с наскока, никогда не действовал, всему всегда предшествовал тщательно разработанный план. Он не тупой грабитель, который не в состоянии тайно что-то украсть, для любого скачка нужно иметь хотя бы какое-то наличие здравого ума и на большее, чем нагло отобрать нажитое имущество, грабитель никогда не был способен. А главное, без «аварийного» выхода, без безопасного варианта отхода, он никогда операции не планировал. Вору-домушнику что надо: быстро влезть в интересующую квартиру, пробежаться по комнатам, проверить все места, где народ прячет ценности, покидать скоренько в узел хабар и незаметно ретироваться. А последнее действие самое главное!
Ещё, будучи на малолетке, он повидал много таких воров-неудачников, которые сделав чисто дело, перлись по улицам с наворованным барахлом как на параде, мало того, умудрялись нести весь хабар в чемоданах потерпевших. Опера об этом прекрасно знают, они сразу же, в первые два часа после кражи, перекрывают улицы и задерживают всех подозрительно гружённых лихоимцев. Разоблачения он не боялся, тайники тем и хороши, что человек его оборудовавший не сразу определит, что его тайник вскрывали и что-то из него пропало. Да и распространяться о факте кражи он никогда не будет. Сашку интересовали только документы, он их не собирался похищать, а только почитать и при необходимости, все интересующие сведения сфотографировать, но для этого ему надо срочно приобрести фотоаппарат.
Утром он дождался в соседнем через дорогу скверике, когда тётя Шура вышла из подъезда и направилась на работу, скрытно проводил её до места работы, а вечером встретил с работы. Потратил он на это целый день. Тётя Шура работала в местном архиве и каждый день, кроме выходных, в 8 часов утра, она выходила из подъезда своего дома. В архив она приходила в половине девятого, там находилась до полудня, потом обедала в столовой, которая находилась в двух шагах от городского архива и возвращалась вновь на работу. Итого у него, на тщательный шмон в квартире, было где-то семь часов. Замётано, после очередной поездки, он этим делом плотно займётся, а сейчас спать, но последующие события несколько отодвинули его план на неопределённое время.
Так как все дальнейшие события, в какой-то мере, имеют биографическую направленность, я буду их освещать от первого лица. Здесь чуть отступим от нашего повествования и вернёмся на пятнадцать лет назад, выясним, кто же такой этот Сашка Ярцев, со странным погонялом «Дикий».
Детство. 1960-1967 гг.
Хм!.. А у меня оно было не менее драматичным, чем вся дальнейшая жизнь! Я ненавидел своё детство, мне хотелось побыстрей повзрослеть, чтобы самому выбирать, кем я хочу стать в жизни, с кем жить и как дальше существовать. Помню себя только с шестилетнего возраста, все, что было до этого, отпечаталось в памяти тускло и малыми дозами. По рассказам моей матери, я родился в 1953 году, в чём я сильно сомневаюсь, моя беспокойная мать, склонная к частой перемене мест, редко позволяла нам обжиться в том или ином месте. В начале 1960 года мы оказались в Белой Речке Краснодарского края, мать устроилась работать на табачной фабрике. Как-то был в гостях у нас знакомый, майор-танкист, который усиленно пытался ухаживать за моей матерью, он рассказал про один туркменский городишко до отказа набитый воинскими частями, там вольнонаёмным платят не плохую зарплату и мать моя загорелась.
И вот, два часа ночи, мы сходим с поезда «Красноводск-Ташкент» на каком-то захолустном полустанке. Темень – глаза выколи! Как из А. Блока: «Ночь, аптека одинокий фонарь, бессмысленный тусклый свет…». Но ни аптеки, ни вокзала, да вообще, ни одной живой души, вокруг не наблюдалось. Правда, вокзал был, но этот миниатюрный «скворечник», сложенный из саманного кирпича-сырца, мало походил на привокзальный зал ожидания. Куда приехали, зачем приехали, мне, шестилетнему мальчишке, было невдомёк. Жара под тридцать и это ночью! Август на дворе. Остатки ночи удачно перекантовались под открытым небом, на каком-то топчане, который нам любезно предоставил сторож привокзального ПЧ, высокий бородатый старик-туркмен. Он мигом поставил кумган (чайник) на костёр, вскипятил чай, достал туркменские, черные, из муки, наверно неизвестно какого сорта, твёрдые лепёшки, зубодробительный местный сахар – набат и полный ляган (большая, расписанная местными умельцами тарелка) с прекрасным виноградом.
Город Казанджик (сейчас Берекет) – Богом забытый край. Никогда не забуду этот непростой, с крайне суровым климатом, городишко. Летом жара 45-48 градусов, зимой до -15 с убийственным ветром без снега, воду подают в уличные краны по часам, в домах водопровода, туалета, отопления нет и в помине, общественный транспорт в принципе отсутствует, большинство домов глинобитные из необожжённого саманного кирпича-сырца. Центр города всего одна улица, а вокруг неё по номерам ютились три аула. Цивилизации ноль. Газа нет, воды нет, канализации нет, пять убогих магазинов и один ресторан, одна школа русская и две туркменские. Детсадов здесь никогда не было. Туркмены не признают эти детские заведения.