Жизнь как песТня
Шрифт:
— Я себе пальцы отрублю, — вдруг занудил он, — топор я уже приготовил, да вот решиться пока не могу. Все равно отрублю. Или повешусь.
Савельевская дилемма — отрубить паль-цы или повеситься — вовсе не вдохновляла. К тому же я почувствовал прилив человеколюбия, и мне захотелось ему помочь.
— Валера, — осторожно спросил я, — ты ведь играешь на гитаре?
— Ну, что значит играю, — скорбел Валера, — так, бздынь-бздынь. Три аккорда — и капут.
— Не важно. Но бздынь-бздынь могешь?
— Бздынь-бздынь могу, — все еще не догадываясь,
— А если надо будет, сможешь гитару привезти?
— Ну дык, — ответил Савельев.
Я посмотрел на часы. Чумаков еще в оркестре. Но может уйти.
— Ладно, — сказал я, вставая, — завтра здесь же в это время, усек?
— А как же с пальцами? — снова занудил Валера. — Топор-то уже заготовлен. Или повременить пока?
Но я уже был относительно далеко и решил не отвечать.
Чумакова я нашел в оркестровом классе. Он сидел у фортепьяно и страстно набрасывал ноты сочиняемого им марша. На стене напротив висел портрет Буденного, восседающего на лошади, и, когда у капитана возникала творческая заминка, он обращался взглядом к портрету, видимо черпая свое вдохновение из огромных маршальских усов, а может, и из лошадиной морды. Потрясенный величественной картиной созидания, я несколько минут почтительно молчал, а потом благоговейно, чтобы не нарушить торжественности тишины, спросил:
— Товарищ капитан, а Шаров когда увольняется в запас?
— Через неделю, — ответил капитан, несколько недовольный тем, что я оторвал его от музы. — А в чем дело, ебть?
— Да вот случайно знакомого встретил. Он на гражданке на танцах играл.
— А на чем играл?
— Ну, я же говорю — на танцах!
— Да я понимаю, что на танцах. А на чем конкретно играл, ебть?
— А-а! Вот на гитаре как раз и играл.
— На гитаре, говоришь? — заинтересовался мой начальничек. — Это хорошо, что на гитаре. Гитаристы нам очень нужны, их хронически не хватает. Тем более, что и Шаров уходит, ебть.
— Ну так и я про то же, товарищ капитан, — подтвердил я. — Шарова-то не будет скоро. А гитаристы, сами говорите, нужны.
— А где он служит, твой корешок? — спросил Чумаков.
— В танковом батальоне.
Через неделю Савельев появился в оркестре.
— Так! — сказал капитан, — прощупывая Савельева глазами. — Так-так-так! Ну, давай, рядовой, сыграй.
— На чем? — тупо спросил Валера, помаргивая глазками.
— Как на чем? — удивился Чумаков. — Ты же у нас гитарист, ебть.
— Гитарист, гитарист, — горячо подтвердил я, так как Валера, оказавшись в непривычной для себя обстановке, временно лишился дара речи.
Убедившись, что от Савельева он ничего не добьется, капитан стал обращаться к нему через меня.
— Скажи ему, чтобы он сыграл, — попросил он.
— Товарищ капитан просют сыграть, — проорал я упорно продолжающему молчать Савельеву.
Тот в ответ засопел. Прошло минуты две.
— Ну, и чего он молчит? — нахмурился Чумаков. — Он что, немой, ебть?
— Он молчит, потому что у него гитары нету, — объяснил я, — когда призывали, не додумался взять ее с собой. Решил, наверное, зачем ему в танке гита-ра?
— А как же я его прослушаю без гитары, ебть? — задал вполне разумный во-прос Чумаков.
Очевидно, в это мгновение идиот из него вышел. Но тут же вернулся обратно.
— Без гитары, конечно, как же прослушаешь? — согласился я. — Без гитары никак не прослушаешь.
Савельев перестал моргать и, уставившись в потолок, бессмысленно ухмыльнулся.
Капитан начал нервничать.
— Ну что, Савельев, так и будем через переводчика общаться? — раздраженно спросил он.
— Зачем через переводчика? — неожиданно оживился Савельев. — Я и сам могу.
— А раз можешь, — еще больше раздражался капитан, — ответь мне на тонкий намек. На хера мне музыкант без инструмента, ебть?
Но Савельев снова заткнулся.
— Товарищ капитан, — решил я взять инициативу в свои руки, — гитара у него дома. Точнее, не у него, а у его приятеля. Он ее продал. Я думаю, его надо отпустить. Он денег раздобудет и перекупит гитару обратно.
— Ну, и сколько тебе понадобится времени? — обратился Чумаков к переминающемуся с ноги на ногу Савельеву.
А тот словно воды в рот набрал. Молчит и все.
— Я думаю, дня три, — бойко ответил за него я. — Пока денег раздобудет, то да се… Дня три, не меньше.
Капитану позарез нужен был гитарист. И, махнув рукой, он выписал увольнительную на трое суток.
Потрясенный Савельев собрался в поездку.
— Без гитары не возвращайся, — напутствовал его я.
— Гитару-то я достану, — возбужденно шептал Валера, — а дальше что?
Через три дня посвежевший и отдохнувший Савельев вернулся из свалившегося с неба отпуска. Гитара была при нем. Электрическая, прошу заметить.
Прекрасно отдавая себе отчет, что на первой же репетиции обман будет раскрыт, мы стали разрабатывать план дальнейших действий.
На следующее утро капитан представил оркестру нового гитариста. Новый гитарист с достоинством, но несколько сумбурно начал расшаркиваться. Я закашлялся, предчувствуя приближение бури.
Чумаков раздал ноты, на ходу спросил у Савельева:
— Разберешься, ебть? — и, не дождавшись ответа, взмахнул палочкой.
Оркестр грянул «Прощание славянки», а Валера принялся нежно, не прикасаясь, шарить кривыми пальчиками возле струн.
Капитан поковырялся в ухе и, подозрительно посмотрев на моего протеже, сказал:
— Ебть, Савельев. Чтой-то я гитары не слышу. Громкость прибавь.
Валера прибавил и снова принялся ласково полоскать пальчиками около струн.
Страшная догадка озарила Чумакова, и, приказав оркестру замолчать, он попросил Валеру сыграть свою партию индивидуально.
Тот брямкнул по гитаре что было силы, и та, издав бессмысленный, крякающий звук, сникла.
Чумаков, красный как рак, прошипел: